Идеальный обман - Пирс Йен - Страница 24
- Предыдущая
- 24/37
- Следующая
Странно, но его подчиненный чувствует себя свободнее. Таренто не понимает почему. Он знает, что Боттандо родом из деревни недалеко от Неаполя. Семья бедная, из значительных родственников лишь дядя, да и тот коммунист. После армии Боттандо пошел в полицию, чтобы не возвращаться к родителям.
Можно было устроиться на завод в Турине или Милане, где работали выходцы с юга, но уже в юности Боттандо мечтал о чем-то большем, чем скудный заработок и квартира с отслаивающейся штукатуркой, потому что строительная фирма торопилась сдать дом в эксплуатацию.
Комиссару Таренто молодой человек не нравится, однако придраться не к чему. Безупречного поведения, исполнительный, усердный, сообразительный. Таренто уже достиг пика карьеры и знает это. Даже в полиции, насквозь пропитанной коррупцией, он достиг своего уровня компетентности. С Боттандо иначе. На него обратил внимание начальник уголовного розыска. Если ничего не случится, то он поднимется гораздо выше, чем Таренто, и довольно скоро. Комиссар сознает, что Боттандо уже сейчас чувствует себя намного увереннее, чем он, и старается показать свое старшинство где надо и не надо.
Именно из-за Боттандо ему удается сдержать поклон и подобострастную улыбку, когда появляется Стоунхаус. Любезность и демократизм англичанина потрясают. Он предлагает им сесть. Таренто садится, как ему кажется, непринужденно, словно расположиться в кресле семнадцатого века, покрытом брюссельской декоративной тканью, для него обычное дело. Он даже выражает восхищение его красотой, но замечает, что почему-то его суета производит меньшее впечатление, чем безразличное молчание Боттандо. Стоунхаус вежливо кивает, но в его глазах сквозит намек на недоумение.
Таренто пытается выглядеть профессионалом, представителем итальянского государства, за ним — вся мощь закона. Отрывисто задает вопросы, на которые следуют ответы на превосходном итальянском языке. Вежливые и краткие.
— Что представляет собой картина? — интересуется Таренто.
Стоунхаус подает ему листок. Аргайл представил сделанную аккуратным почерком выписку из инвентарной описи коллекции.
— Я приготовил это для вас, — говорит Стоунхаус. — У меня есть подробное описание каждого экспоната коллекции. «Мадонна с младенцем», масло по дереву. Флорентийская школа, пятнадцатый век, но не очень значительная. Несравнимая с другими полотнами в доме.
— Кто художник?
— Неизвестен. Хотя мой друг, мистер Беренсон, приписывает картине определенное авторство. Не думаю, что его усилия могли бы помочь. Более важным является факт, что она небольшая и умело извлечена из рамы. Вор не пожалел времени и старался ее не повредить.
— Это мое дело установить, что важно, а что нет, — напряженно произносит Таренто и с удовольствием отмечает, что Стоунхаус осознает свою ошибку. — Как вы охраняете свою коллекцию?
— Никак.
Таренто имитирует удивление, хотя причины нет. В те времена ни богатым, ни бедным еще не требовалось защищаться от окружающего мира.
— В эту ночь, — продолжает Стоунхаус, — все окна в доме были раскрыты. Горничная решила, дождя не будет — как оказалось, правильно — и распахнула их, чтобы стало прохладнее.
Таренто согласен. Жара в последние две недели стояла просто удушающая.
— Значит, горничная открывает окна, и грабитель спокойно проникает в дом, — говорит он со значением. — Мне придется побеседовать с этой женщиной. — О горничных Таренто кое-что знает. Его жена до замужества была в услужении в знатной флорентийской семье.
— Конечно, — кивает Стоунхаус. — Но она пожилая — шестьдесят пять лет — и живет с нами свыше двадцати лет. Фактически она член семьи и вне всяких подозрений.
— И все же с ней надо побеседовать, — настаивает Таренто.
— Как вам угодно, — пожимает плечами Стоунхаус. — Не желаете бокал вина? Или воды?
Трудно сопротивляться предложению выпить и перейти к неформальным отношениям. Таренто уже вообразил, как, неспешно потягивая вино, постепенно завоевывает уважение этого аристократа. Но разумеется, Боттандо здесь лишний.
— Я хочу, чтобы, пока мы будем разговаривать, мой подчиненный совершил обход виллы. Может, обнаружатся какие-нибудь следы. Он неплохо справляется с подобной работой.
Комиссар произносит это таким тоном, будто Боттандо нет в комнате. Боттандо послушно встает, отдает честь и выходит, оставляя их наедине.
Аргайл не сомневался, что Боттандо делает это для проформы, поскольку осматривать виллу в поисках следов вора — полная бессмыслица. От жары земля спеклась так, что можно пустить по ней танк, и он не оставит никаких следов. Боттандо рассеянно смотрит на гравиевую дорожку, выжженную солнцем лужайку, поникшую живую изгородь. Затем поднимает взгляд на дом, пытаясь понять, из какой комнаты украдена картина.
— Из этой, — звучит сзади веселый голос. Он поворачивается.
— Верхний этаж, вторая слева, — поясняет молодая женщина. Одной рукой она придерживает соломенную шляпу, другой показывает. Улыбка озорная и обольстительная одновременно.
— Спасибо, — серьезно произносит Боттандо.
— Почему вы стоите на солнцепеке?
— Осматриваю место преступления, — отвечает он.
— Понятно. Видите слегка покосившуюся дымовую трубу и делаете вывод, что вор спустился на крышу с парашютом. Скорее всего с планера, ведь из-за жары в доме все спали плохо и наверняка услышали бы шум самолета.
— Замечательно, — усмехается Боттандо. — Вы прочитали мои мысли.
— Это не трудно. А само место преступления вы видели? Пятно на стене, где висел великий шедевр? Пойдемте, я вам покажу. Потом вы сможете спокойно посидеть и выпить чего-нибудь холодного. Это полезнее, чем гулять по участку, подвергаясь опасности получить солнечный удар.
— Вы здесь живете? — спрашивает Боттандо, твердо ступая по гравиевой дорожке. — Член семьи?
— О нет, — отвечает она. — Я студентка. Приятельница приятеля. Здесь в гостях. У меня небольшой домик в двадцати километрах отсюда. Поскольку вам положено всех подозревать, сообщаю о своем алиби. В момент пропажи картины я находилась там.
— Вы очень хорошо говорите по-итальянски.
— Спасибо.
Они медленно поднимаются по лестнице, чтобы не сильно напрягаться. Боттандо чуть позади. Он не может не реагировать на близость девушки — симпатичной и свежей, в легком летнем платье.
— Вот, — показывает она, рывком распахивая тяжелую дверь. — И кто же это сделал?
Они проходят в небольшую спальню, оклеенную старыми викторианскими обоями. Из мебели здесь лишь древняя деревянная кровать и массивный гардероб. Между портретом и гравюрой зияет квадрат, чуть светлее остальной части стены. Боттандо шагает по скрипучему полу, внимательно смотрит на пустое место, прекрасно понимая, что это бесполезно. В открытое окно струится яркий солнечный свет.
— Обычно горничная закрывает ставни, но сегодня мистер Стоунхаус сказал, что не надо. На них могут остаться отпечатки пальцев.
— Конечно, — соглашается Боттандо.
Их взгляды встречаются. Они улыбаются друг другу, и в этот момент дверь распахивается, и в комнату входит рассерженный комиссар Таренто.
— Боттандо, — отрывисто произносит он, — я велел вам осмотреть участок, а не шляться по дому как турист.
— Это я настояла, чтобы он пришел сюда, — говорит девушка. — Мне было страшно. Ведь грабитель и убийца вполне может прятаться в доме. Синьор полицейский оказался очень любезным. — Ее ироническую улыбку понимает только Боттандо, а его начальник просто не замечает.
Таренто смягчается. Глупая девушка, что с нее возьмешь.
— А вы кто?
— Верней, — отвечает она. — Мэри Верней.
Дальше в воображении Аргайла все было просто.
Нет нужды даже воспроизводить. Возвращение картины на место. Ее появление на стене в гостиной Боттандо. Его уход в отставку. Наклон руки Мэри Верней, когда она наливала вино в бокал, освещенная ярким весенним солнцем. Выплата выкупа за картину Клода Лоррена. Недовольство Флавии, что она постоянно узнает обо всем последней. Ничто не подкреплено никакими свидетельствами, однако на душе очень тревожно.
- Предыдущая
- 24/37
- Следующая
