Рыцарь Курятника - Капандю Эрнест - Страница 10

• Предыдущая
• 10/27
• Следующая

«Бонбоньерка» Комарго находилась на углу улицы Трех Павильонов и Жемчужной, вход в отель был с улиц Трех Павильонов, но отель стоял между двором и садом, а часть здания выходила на Жемчужную улицу. В этой части находилась столовая; окна были обращены на улицу.

Снег покрывал мостовую. Дамы и мужчины столпились у окон и с беспокойством смотрели на улицу. С минуту длилось глубокое молчание.

– Нам показалось, – проговорил герцог де Бриссак.

– Однако я слышу, – возразил Таванн.

– И я также, – прибавила Комарго, – это был крик от испуга, а потом стоны.

– Ничего больше не слышно… и не видно ничего.

– Ш-ш! – прошептала Кино.

– Я слышу что-то, – тихо проговорила Кино.

– Да-да, – повторила Сале.

– Эти стоны говорят об ужасных страданиях, – прибавила Дюмениль.

– Я ясно их слышу.

– Надо пойти посмотреть, что там, – сказал Таванн.

– Нет, нет! Останьтесь! – вскричала Комарго. – Я пошлю людей, пусть они нам посветят. Ты идешь, Креки?

– И я пойду с вами, – сказал князь де Ликсен. – Остальные, пока мы будем искать, останутся у окон и будут сообщать нам, что увидят.

Все трое поспешно вышли. Женщины остались у окон с герцогом Ришелье, герцогом де Коссе-Бриссаком и аббатом де Берни.

– Ах! – воскликнула Сале. – Вот они, на улице Королевского парка.

– Они ищут, – зашептала Дюмениль.

– Вы слышите стоны? – тихо спросила Комарго.

– Нет.

– Вот они возвращаются, – сказал аббат де Берни.

Действительно, они возвращались к отелю. И, войдя на

Жемчужную улицу, прошли под окнами.

– Ничего! – воскликнул Креки. – На снегу не видно никаких следов.

Таванн шел впереди. Вдруг он ускорил шаги.

– Идите скорее!

Он дошел до улицы Тамиль. Друзья присоединились к нему; подбежали и лакеи. Женщины смотрели с чрезвычайным беспокойством.

– Я ничего не вижу, – сказала Комарго.

– И я тоже, – подтвердила Г оссен.

– Они остановились напротив отеля Субиз, – проговорил аббат де Берни, – окружили кого-то или что-то…

– Поднимают тело, – произнес герцог де Ришелье.

– Да-да! Вот они возвращаются!

– Креки бежит!

Все высунулись из окон на улицу.

– Это несчастная женщина, она ранена, – сказал маркиз, – она без чувств.

– Скорее! Скорее несите ее сюда! – вскричала Комарго.

Она побежала в людскую распорядиться.

– Сюда, господа, несите в эту комнату, – говорила Комарго.

– Осторожно, князь!

– Вы хорошо ее держите, Таванн?

– Да. Позвольте, я донесу ее сам; мне легче, притом бедняжка нетяжела.

Таванн подымался по лестнице. Он нес на руках слабую, небольшого роста женщину, в одежде богатой мещанки, находившуюся без чувств. Лицо ее было страшно бледно, глаза закрыты, а длинные темно-каштановые волосы ниспадали почти до ступеней лестницы. Корсаж платья был разорван, и кровь струилась из широкой раны, видневшейся с левой стороны груди. Руки, платье, лицо – все было запачкано кровью.

Таванн со своей ношей вошел в будуар, обитый розовой шелковой материей, и положил раненую женщину на диван.

Дамы окружили диван.

– Боже мой! – вскричала Кино, сложив руки. – Да это Сабина!

– Вы ее знаете? – спросила Дюмениль удивленно.

– Как же! Это Сабина, дочь Доже, парикмахера.

– Да, да! И я ее узнала, – подтвердила Комарго.

– Как она сильно ранена!

– Она не приходит в себя!

– Она истекает кровью!

– Ей надо сделать перевязку…

– Пошлите за доктором!

Все женщины говорили в один голос и выказывали желание помочь бедняжке.

– Я пошлю за Кене, – предложил герцог де Ришелье.

Он бросился из комнаты и позвал:

– Норман!

Высокий лакей в ливрее тотчас явился.

– Поезжай в карете за доктором Кене, – сказал герцог, – скажи ему, что я прошу его приехать немедленно, и привези его, не теряя ни минуты. Вели Левелье, чтобы он гнал лошадей.

Лакей бросился вниз по лестнице и исчез. Ришелье вернулся в будуар. Комарго готовила там постель.

– Господа! – обратилась к присутствующим Кино, которая, с тех пор как узнала раненую девушку, начала ухаживать за нею. – Оставьте нас с этой бедняжкой, мы попытаемся остановить кровь и привести раненую в чувство.

Мужчины перешли в гостиную.

– Что это значит? – спросил герцог де Бриссак.

– Всего лишь то, что дочь Доже, придворного парикмахера, ранена на улице Тамиль! – объяснил Креки.

– Доже живет на улице Сент-Оноре, – заметил Ликсен.

– Но кто был с этой девушкой?

– Без сомнения, никого, – предположил Таванн, – по крайней мере мы не видели никого, и я не заметил на снегу никаких следов.

– В каком положении вы ее нашли? – спросил Ришелье.

– Когда я ее увидел, – отвечал Таванн, – она лежала вблизи отеля Субиз и слабо стонала.

– Около нее была кровь?

– Да, но эти кровавые пятна на снегу вокруг нее ясно указывали на то, что девушка была ранена там, где мы ее нашли.

– Следы на снегу не указывали на продолжительность борьбы? – спросил аббат де Берни.

– Никаких следов борьбы не было.

– Стало быть, на нее вероломно напали и убийца бежал.

– Если только она сама себя не ранила, – предположил Креки.

– Мы нашли бы оружие, – заметил Таванн, – а там не было ничего.

– Стало быть, ее ранили с целью грабежа.

Госсен вошла в гостиную.

– Ну что? – спросили ее.

– Кровь запеклась около раны и сама остановилась. Бедняжка начинает приходить в себя.

– Она говорит?

– Еще нет.

– Вы рассмотрели ее одежду? Нет ли на ней следов грабежа?

– Нет, – отвечала Госсен, – у нее на шее цепочка с золотым крестом, золотые серьги в ушах, и при ней кошелек с деньгами.

– Тогда, если не воровство, – сказал аббат де Берни, – то, вероятно, убийцу заставила сделать это любовь или, вернее, ревность.

– Очень может быть, – размышлял Ришелье. – Она назначила свидание возлюбленному и не явилась, а он решил ей отомстить.

– Прекрасное мщение, – сказала Госсен.

– Если бы все убивали друг друга из ревности… – начал Ликсен.

– Тогда бы в живых мало кто остался, – продолжил Ришелье.

– Герцог, разве вы не верите в верность?

– А вы, моя красавица?

– Я верю только тому, что я вижу, – улыбнулась Госсен.

– Похоже, что пришел Кене, – сказал Таванн.

Это действительно был знаменитый доктор. Он вошел в будуар, где лежала Сабина. Минут через двадцать он вернулся в гостиную, а за ним все дамы.

– Мои предписания будут исполнены? – спросил он у Комарго.

– В точности. Мои камеристки не отойдут от нее и сделают все, как вы сказали.

– Особенно следите за тем, чтобы она не произносила ни слова.

– Хорошо.

– Что вы думаете об этой ране, доктор? – спросил Таванн.

– Это чудо, что она еще жива!

– Неужели?

– Ее нанесла твердая рука, державшая острое и короткое лезвие, которое вонзилось сверху вниз в грудь. Очевидно, что нанесший этот удар имел намерение убить, потому что он метил прямо в сердце. Только чудом лезвие скользнуло по ребру, и девушка не умерла.

– Вы спасете ее?

– Не думаю.

– Как?

– Левое легкое задето; рана глубока и очень опасна. По всей вероятности, девушка не выживет.

– Однако надо узнать, кто совершил это злодейство!

– Надо заставить ее говорить, а единственная возможность спасти ее заключается в молчании.

– Вы уверены, что это Сабина Доже, дочь парикмахера? – спросил Таванн.

– Конечно.

– Как это странно!

Кино, заметив озабоченный вид виконта, пристально посмотрела ему в лицо и спросила:

– Почему вам кажется это странным?

– Вы это узнаете, но не теперь.

– Что такое с Таванном? – тихо спросил маркиз де Креки аббата де Берни.

– Не знаю. Но я также это заметил…

Неожиданно раздался страшный грохот, похожий на удар грома. Все переглянулись.

– Боже мой! – вскричала Комарго, побледнев. – Это еще что такое?

• Предыдущая
• 10/27
• Следующая