К своей звезде - Пинчук Аркадий Федорович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/171
- Следующая
И была вознаграждена – он ждал. Нина тихо смеялась и ручьями лила счастливые слезы, все тормоза были отпущены, и, прояви он малейшую настойчивость, даже не настойчивость, просто желание, она бы безропотно, даже с радостью наградила его за преданность и терпение всем, чем могла наградить.
Его тормоза оказались более надежными. Как и подобает мужчине, ответственность за их любовь он взял на себя.
Почему она не ответила на его письма? На какие письма? Когда?
– Я тебе писал в институт. Весь первый месяц каждый день по письму.
Боже праведный, как она ждала этих писем, ждала хотя бы адреса его. Ни ребятам, ни девочкам он не писал. Только Катя Недельчук все обещала Нине узнать у кого-то место службы Ефимова. Его как переростка сразу после десятилетки призвали в армию. В школу он пошел на год позже своих сверстников – родители в тот год меняли местожительство. Катя знала что-то о его службе. Знала о письмах. Ведь это ей было предоставлено право забирать для факультета почту в городском отделении связи. Раскладывая конверты по гнездам установленного в общежитии ящика, Катя, пряча глаза, всякий раз говорила: «Тебе, Нина, нет».
Иногда эта фраза звучала в иной редакции: «Тебе, Нина, нет, только вот из дома».
На зимних, первых своих каникулах Нина узнала, что у Федора полевая почта, служит в Группе советских войск в Германии, жив и здоров и готовится поступать в военное училище.
Душу захлестнули обидные мысли, приглушили боль. Она не раз и не два писала ему длинные письма, то полные нежности и теплой грусти, то злые до грубости. Писала и складывала в портфель, чтобы спустя несколько дней разорвать на мелкие клочья. Глубоко в подсознании поселилась предательская мысль: и хорошо, что так получилось, с ним ей было бы слишком трудно, слишком ответственно.
Уже на втором курсе молодой аспирант Олег Ковалев предложил ей свою руку. Познакомила их все та же Катя Недельчук. Олег показался Нине уравновешенным, не лишенным юмора человеком, ему прочили хорошее будущее, родители строили кооперативную квартиру на Тихорецком проспекте. Она догадывалась – такое, как было у нее с Ефимовым, не повторяется. Ждать нечего, а жить надо.
Была шумная студенческая свадьба, была медовая десятидневка на Репинской турбазе среди заснеженных елей, была поездка в Озерное к родителям Нины. Все поздравляли, одобряли, желали… С рождением Ленки пришло душевное равновесие. Они переселились из общежития в свою квартиру, Нина взяла на год академический отпуск.
И все бы в ее жизни до самой смерти шло путем да ладом, если бы не эта случайная встреча в поезде. Оба не сомкнули глаз до утра. К ним в купе никого не подсаживали, и они говорили, говорили, невпопад задавая вопросы, пока Нина вдруг не уткнулась ему в шею мокрым от слез лицом. Она уже не скрывала своей слабости и, обхватив его шею, прижималась к нему все теснее. Она знала – только один он мог понять всю глубину ее отчаяния.
Резкий стук в дверь отрезвил обоих и возвратил к реальности. Проводница уже тюкала своим тяжелым ключом в следующую дверь и предупреждала о приближении Ленинграда. Ефимов хотел открыть светозащитную штору, но Нина придержала его руку.
– Я зареванная, некрасивая буду…
– Глупыш, – сказал он и вытер тыльной стороной ладони слезы на ее щеках. – Я выйду.
Нина торопливо расчесала волосы, перехватила их на затылке резинкой, протерла лицо лосьоном и чуточку запудрила припухлости под глазами. Из небольшого зеркальца на нее посмотрело усталое, чуть постаревшее лицо. Зато глаза свои Нина такими увидела впервые – насыщенно голубые, как у десятиклассницы, рискованно-веселые. «Глаза счастливой женщины», – определила она сама.
– Меня будут встречать, – сказала она Ефимову, когда он вернулся в купе умытым и выбритым. – Посиди здесь, пока мы уйдем. Вам не надо видеть друг друга.
– Когда мы увидимся?
– Когда ты захочешь.
– В следующее воскресенье.
– Хорошо. Звони на работу. Пиши до востребования.
Олег ждал на перроне с огромным букетом ее любимых лимонных роз. В его улыбке была грусть и откровенное счастье. Но Нина вдруг увидела какую-то несуразность в его прическе – ощипанной спереди и длинной сзади, и эта несуразность впервые вызвала у нее раздражение – неужели он не понимает? Тут же поймала себя на том, что сравнивает Олега с Ефимовым, и сравнение было явно в пользу последнего.
– Устала? – спросил Олег участливо и заглянул ей в глаза.
– Немножко, – сказала она правду.
– Спала?
– Нет, – ответила, чуть помолчав.
– Почему?
– Соседка храпела, – впервые за их совместную жизнь солгала Нина и почувствовала, что краснеет, – только этого ей и не хватало.
Пока они ехали домой, Олег рассказывал о том, что его лабораторию собираются серьезно потрясти и ожидание ревизоров вносит нервозность в дело, заставляет его спешить с проведением опытов, необходимых для докторской диссертации. Еще говорил о каких-то своих проблемах и тревогах, но Нина лишь кивала изредка головой, изображая внимание, сама же думала совсем о другом. Она вся без остатка была с Ефимовым, продолжала жить чувствами и ощущениями минувшей ночи.
Вечером Олег был ласков чуточку больше, чем обычно, и предупредителен. Его нетерпеливость выдал только один порыв, когда ему изменила выдержка и на слова дочери, что она хочет спать с мамой, ответил резко и категорично: «Мама устала после командировки, ты ей будешь мешать».
Ленка удивилась – разве может она мешать маме, которая так ее любит и так по ней соскучилась?
– Конечно нет, – облегченно поддакнула Нина и разрешила дочери остаться рядом с ней под одеялом.
И хотя Нина слышала, как Олег бережно переносил девочку в детскую, она притворилась крепко спящей. Лишь когда он начал стелить себе на диване и непроизвольно вздохнул, в ее душе шевельнулось жалкое подобие сочувствия.
Уже на второй день, издеваясь над собственным нетерпением, она все же забежала в почтовое отделение и с надеждой подала паспорт в полукруглое окошко с надписью «Корреспонденция до востребования». Она знала, через несколько секунд ей возвратят паспорт и она уйдет, даже не огорчившись, но следила за всеми движениями работницы связи ревниво и с надеждой. Нина не видела лица девушки, видела только пальцы с темно-вишневым лаком на ногтях. Видела, как они лениво перебирают конверты, как взяли одну открытку и, вложив в паспорт, продолжали ритмичные шажки по острым граням конвертов.
Нина почувствовала, как ею овладевает нетерпение. «Что вы делаете, почему не отдаете открытку? Больше ведь мне ничего не должно быть!» – хотела крикнуть, но стояла затаив дыхание, пока не получила паспорт с открыткой. И только теперь увидела: ей улыбалась курносая блондинка с озорными глазами, оттененными добросовестно намазанными ресницами.
«…Самое удивительное, что все эти годы я верил и любил. И судьба не обманула меня…»
«Господи, – подумала Нина, прочитав эти строки, – он еще не понимает, что у меня муж и ребенок! Он еще не понимает, что все, что случилось, это катастрофа более ужасная, чем та, которая была десять лет назад».
Впрочем, она еще и сама не знала, какие сюрпризы ждут ее впереди, и только интуиция подсказывала, что те безоблачные встречи, те изумительные свидания, которые были мажорным аккомпанементом к их последним школьным денькам, уже не повторятся никогда.
В пятницу она получила вторую открытку. «Буду весь день с 8 утра и до поздней ночи ждать у входа в Исаакиевский собор. Не уйду ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин. Знай это! Скорее бы только дождаться этого воскресенья. Жаль, что нельзя его поменять местами с пятницей».
Сказав, что ей надо пораньше сбегать к сотруднице, Нина ушла из дому в половине восьмого. Когда она вышла из такси у гостиницы «Астория», часы показывали начало девятого.
Она дважды обошла собор – это удивительное творение Монферрана, – послонялась между гигантскими колоннами из гранитных монолитов, трогая ладонью их гладкую холодную поверхность, пересекла асфальт и остановилась у сквера, отделяющего площадь от собора. Сердце уже не просто учащенно работало, оно било тревогу во все возможные колокола: заболел, задержан милицией, попал под машину!
- Предыдущая
- 2/171
- Следующая
