Возвращение домой.Том 1 - Пилчер (Пильчер) Розамунд - Страница 94
- Предыдущая
- 94/129
- Следующая
— Спасибо, я еще это не допила. — Стереги мое место,
— Хорошо,
Он отошел и стал опять проталкиваться к стойке, Джудит осталась одна. Относительно одна — вокруг столько народу, есть на кого посмотреть. Весьма разношерстная публика. Пара-тройка стариков, сразу видно — местные, уверенно восседают на скамьях по обеим сторонам камина и толкуют о чем-то между собой, нежно обнимая пивные кружки натруженными, мозолистыми пальцами и не вынимая изо рта тлеющие, точно приклеенные к нижней губе окурки. Глядя на них, можно подумать, что они сидят тут с самого открытия. Возможно, так оно и есть.
Чуть поодаль — блестящая компания богато одетых господ, по всей видимости, из какого-нибудь большого отеля на холме — они совершили вылазку в «Старый баркас», чтобы посмотреть, как живут аборигены. Говорят с протяжным гуканьем, на аристократический манер, и выглядят совершенно не к месту. Как раз в тот момент, когда Джудит обратила на них внимание, они уже доканчивали свою выпивку и отставляли пустые стаканы, собираясь уходить — видно, решили, что с них довольно.
С их уходом в толчее паба образовалась не сразу заполнившаяся брешь, и взору Джудит открылся дальний конец зала. Там одиноко сидел какой-то человек с наполовину опорожненным стаканом вина и тоже смотрел на нее. Глядел в упор. Немигающие глаза, вяло поникшие, побуревшие от табака усы, низко надвинутое на лоб твидовое кепи. Из-под щетинистых бровей на нее пристально пялилась пара тусклых глаз. Она протянула руку к своему шенди и отпила большой глоток, потом быстрым движением поставила стакан на стол — рука ее затряслась. Почувствовала, как заколотилось в груди сердце, краска схлынула со щек быстрее, чем влага впитывается жарким днем в сухую землю.
Билли Фосетт.
Она не видела его и ничего не слышала о нем со дня похорон тети Луизы. Годы шли — с тех пор прошло, казалось, много лет, чуть ли не целая жизнь, — и воспоминание о перенесенной в отрочестве душевной травме со временем потускнело. Но полностью не изгладилось. Позднее, став старше, Джудит пыталась даже пробудить в себе нечто вроде сочувствия к половым отклонениям этого жалкого человека, но это оказалось невозможно. Напротив, воспоминание о нем едва не стало помехой в ее отношениях с Эдвардом, и, уж конечно, именно из-за Билли Фосетта она не хотела ехать в Пенмаррон.
Всякий раз, бывая у Уорренов еще школьницей, Джудит боялась случайно встретиться с Билли Фосеттом в городе — столкнуться с ним в толпе прохожих или когда он будет выходить из банка, из парикмахерской. Но ужасный сценарий так и не воплотился в жизнь, и мало-помалу страхи ее утихли, она приободрилась. Может, он покинул Пенмаррон, оставил свой коттедж, бросил гольф-клуб и уехал жить куда-нибудь в глубь страны? А может, даже умер, успокаивала она себя.
Но он, увы, не умер. Вот он, здесь. В «Старом баркасе». Сидит, уставясь на нее, в противоположном конце зала, глаза, как огоньки, светятся на красном лице. Она отыскала глазами Эдварда: он покупал себе пиво, зажатый в толпе у стойки, — не могла же она закричать, призывая его на помощь. «Ох, Эдвард, ну возвращайся, — взмолилась она мысленно, — возвращайся же скорее!»
А Эдвард не торопился, перебрасываясь приветливыми фразами с соседом по очереди. И вот Билли Фосетт встает, берет со стола стакан и направляется через весь зал туда, где, оцепеневшая от ужаса, точно кролик под взглядом змеи, сидит Джудит. Она пригляделась — он такой же, как и раньше, разве что чуть подряхлел, обносился, опустился; побагровевшие щеки пронизаны сеткой лиловых вен.
— Джудит…
Он уже стоял перед ней, уцепившись старой, корявой рукой за спинку свободного стула. Она молчала.
— Не против, если я присяду, составлю тебе компанию? Он отодвинул стул и осторожно опустил на него свой зад.
— Увидал тебя. Узнал в ту же секунду, как только ты вошла. От него разило табачищем и виски.
— Ты повзрослела.
— Да, — промолвила Джудит.
Эдвард возвращался. Подняв глаза, он прочел в ее взгляде немую мольбу о помощи. Он несколько растерялся и явно не обрадовался, увидев за их столиком какого-то опустившегося старика.
— Здравствуйте, — вежливо произнес Эдвард, но голос его звучал не очень приветливо, а на лице застыло выражение недоверия и настороженности.
— Мой дорогой мальчик, я изви… — Заплетающийся язык не повиновался Фосетту, и он начал снова:
— Извиняюсь, что обеспокоил, но мы с Джудит старые друзья. Фосетт меня зовут. Билли Фосетт. Полковник в отставке. Индийская армия. — Он вгляделся в Эдварда. — Насколько я понимаю, мы не имели удовольствия…
Он умолк.
— Эдвард Кэри-Лыоис, — представился Эдвард, но руки не протянул.
— Очень рад…
Билли Фосетт беспокойно заерзал, ища, чем бы занять руки, заметил свой стакан с виски, от души к нему приложился и смачно, с глухим стуком поставил его обратно.
— И где ты живешь, Эдвард?
— В Нанчерроу, Роузмаллион.
— Никогда не слышал, дружочек. Мало где бываю в последнее время. Чем ты зарабатываешь себе на жизнь?
— Я учусь в Кембридже.
— А-а, дремлющие шпили. Незабвенные голубоватые холмы. «Бродя среди наречий и племен…»[56]. — Фосетт прищурился, будто обдумывая что-то. — Не найдется ли у тебя сигареты, Эдвард? Мои, похоже, кончились.
Не говоря ни слова, Эдвард вытащил и протянул ему пачку «Плейере». Не без труда Билли Фосетт извлек из упаковки одну штуку, потом полез в отвисший карман и достал оттуда металлическую зажигалку, похожую на какое-то орудие пытки. Ему потребовалось сконцентрироваться и приложить немало усилий для того, чтобы провернуть колесико и извлечь пламя, а потом приставить к нему кончик сигареты (которая к тому времени была уже изрядно помята и пожевана), но в конце концов его старания увенчались успехом. Он глубоко затянулся, закашлялся, хлебнул еще виски и положил локти на стол, будто собираясь сидеть тут вечно. Начались душевные излияния.
— Мы с Джудит были соседями, — поведал он Эдварду. — Когда она жила со своей тетей Луизой. В Пенмарроне. Славное было времечко! Чудесная женщина была Луиза. Мой лучший друг. Да чего уж там — единственный друг! Знаешь, Джудит, если б не ты, я бы ведь, пожалуй, женился на Луизе. Мы были так привязаны друг к другу!.. Я смертельно по ней тосковал, никогда мне не было так одиноко. Так горько…
Голос его дрогнул. Он поднял веснушчатую руку и смахнул непрошеную слезу. Его опьянение достигло стадии сентиментальной слезливости, когда начинают упиваться жалостью к самому себе и выпрашивать у окружающих сочувствия. Джудит не поднимала глаз от стакана с шенди. Она не хотела видеть Билли Фосетта и была слишком потрясена и пристыжена, чтобы встретиться взглядом с Эдвардом. А Билли Фосетт все продолжал молоть языком, теперь его мысль скакнула в другую сторону.
— …Не то что тебе, а, Джудит? Для тебя все сложилось по-другому, не так ли? Ты все себе хапнула. Лихо ты это провернула, знала, где твоя выгода. А я не в счет, я — ничто, нуль! Ты все мне изгадила. Даже не хотела говорить со мной на Луизиных похоронах. И прикарманила наследство… Луиза обещала, что позаботится обо мне, а сама ни шиша мне не оставила! Ни одной даже распроклятой награды, что Джек выиграл в гольф!.. — На миг он умолк, предаваясь раздумьям о несправедливости судьбы, потом выпалил; — Хитрая сучка!
С губ его сорвалась слюна и приземлилась на столе, совсем близко от руки Джудит.
Последовало долгое молчание, потом Эдвард слегка пошевелился на своем месте и тихо проговорил:
— Ты же не желаешь больше выслушивать это дерьмо, а, Джудит?
— Нет, — покачала она головой.
Неспешно Эдвард поднялся на ноги, возвышаясь над старым пьянчугой.
— Мне кажется, вам пора, — намекнул он учтиво.
Билли Фосетт поднял к нему багровое лицо, на котором изобразились недоумение и растерянность.
— Пора?! Ах ты, самонадеянный молокосос, мне будет пора, Когда я буду готов, а я еще не закончил.
56
Первая строка сонета Джона Китса (1795—1821) «Впервые прочитав Гомера в переводе Чапмена». (Пер. И. Ивановского.)
- Предыдущая
- 94/129
- Следующая