«Пламенные моторы» Архипа Люльки - Кузьмина Лидия - Страница 15

Город, оба завода, гостиницы были переполнены людьми. В комнатах гостиниц стояли одни кровати – тумбочки не помещались.

Но жизнь постепенно налаживалась. Люди устраивались, заводы работали ритмично, выдавая все больше и больше продукции. Окрыляли радостные вести после разгрома немцев под Москвой зимой 1941/42 годов. Возвращавшиеся в Казань летчики рассказывали, что разбитой немецкой техникой под Москвой завалены все обочины дорог, что прорваться в столицу немецким самолетам не дают.

В одной из гостиниц Казани в это время жили двое командированных из Свердловска сотрудников Люльки по Ленинграду – инженер Евгений Комаров и рабочий Виктор Звонок. Однажды вечером в их комнате, битком набитой людьми, появился военный со шпалой на голубых петлицах и с чемоданчиком в руках. Он приглядывался, нельзя ли здесь пристроиться. Витя Звонок вскочил:

 – Товарищ майор, вам устроиться? Сейчас организуем. Раздобыв где-то койку, он ухитрился втиснуть ее рядом со своей. Познакомились. Это был майор Сорокин. Он удивился:

 – Мне повезло. Вас-то мне и надо. Ведь я разыскиваю Люльку.

Он рассказал, что прибыл с заданием найти некоторые разбросанные по стране ОКБ и в том числе работавшее над РД-1.

 – Вам придется немедленно вернуться в Свердловск и оттуда заняться поисками Люльки. Нужно передать ему, чтобы связался со Свердловским обкомом партии. Там, в военном отделе, ему скажут, что делать.

 – Нас сейчас не отпустят туда. Командировка не кончилась.

 – Я все беру на себя.

И действительно, на другой же день пропуск для возвращения в Свердловск был вручен. Витя умудрился получить у директора завода аванс и достал в дорогу мороженого гуся. Одеты были легко, а морозы стояли сильные. Витя раздобыл два меховых коврика. Из них сшили чулки, ноги сунули в калоши и перевязали их веревками. В таком виде отправились в Свердловск разыскивать Люльку. Эти меховые коврики до сих пор хранятся в семье Комаровых как реликвия, как память о трудных днях войны.

Но найти Люльку оказалось почти невозможным. Переписка просматривалась военной цензурой, кругом были все «почтовые ящики» да «полевые почты», никаких других адресов, кто где находится, узнать трудно. Помог случай. Однажды в цехе Уральского завода тяжелого машиностроения появился генерал Котин. Он узнал Комарова, остановился, поздоровался. Стало известно, где Люлька! В тот же день отправили в Челябинск письмо и телеграмму. И спустя недели две, в феврале 1942 года, из проходной раздался телефонный звонок – это был Архип Михайлович. Ему быстро оформили пропуск, и вскоре он радостно здоровался с товарищами. Здесь были очень немногие из ленинградцев, всего несколько человек – Петров, Чуксин, Фишман…

Все они стояли у станков, норма – сто гильз для «катюш» за смену. Перевыполнишь норму – дают талон на дополнительный обед, дашь 120 процентов – добавляли пачку табаку (который очень ценился как предмет обмена). За 130 процентов добавлялся килограмм урюка. Почти все ленинградцы получали урюк. Эти новости узнал Архип Михайлович, когда сидел с друзьями в столовой за неизменной «затирухой» – супом из муки и воды. В Архипе Михайловиче соратники увидели подъем и окрыленность, надежду на возобновление работ по РД.

Ночевал он у Комарова. Жена его, Людмила Павловна, ахнула, увидев Люльку в летнем сером пальто.

 – У меня под ним ватник, – сказал он, расстегиваясь. Когда ему подали умыться и он остался в майке, поразились его худобе, хотя полных в войну было мало.

После ужина долго разговаривали при свете керосиновой лампочки. Электричество выключалось рано – оно шло заводам. Люлька рассказал, что погиб Голубев, что контузило на Кировском заводе бомбой Синева.

 – Хочу собрать, кого удастся, из ленинградского ОКБ на какой-нибудь производственной базе и строить РД.

С этим он и пошел в обком. Его принял полковник в авиационной форме и стал помогать ему в попытках найти базу. В один из дней он устроил Архипу Михайловичу встречу с главным конструктором НИИ Костиковым. В этом НИИ родилась знаменитая «катюша», здесь же занимались прямоточным воздушно-реактивным двигателем. Но Костиков не откликнулся на просьбу. Он был очень озабочен в этот день, громко и раздраженно кричал на кого-то в телефон, даже бросил трубку на пол…

Разговор не получился.

Едва выслушав их, Костиков сказал:

 – Жидкостный реактивный еще туда-сюда, прямоточный – тоже. Реактивный снаряд – дело ясное. А ваш двигатель сложен и к нашему производству совершенно не приспособлен. Кроме того, у меня нет ни одного метра свободной площади.

 – ТРД – самый перспективный двигатель для авиации, – возразил Люлька.

 – Могу принять к себе вас и еще человек пять-шесть. Работать будете по той тематике, которую вам предложат.

– Не треба, – ответил, поднимаясь, Люлька. – Прощевайте. – И он пошел к выходу.

Узнав, что в Свердловске главный конструктор Болховитинов, поехал к нему.

Болховитинов не отмахнулся от Люльки. Договорились с создателем первого в стране реактивного самолета с жидкостным реактивным двигателем, на котором в конце 1942 года летал Бахчиванджи, что люльковцы собираются в ОКБ Болховитинова и начинают снова работать над своей темой.

В 1943 году ОКБ В.Ф. Болховитинова переезжает в Москву.

Вместе с ним переехали и люльковцы.

В ОКБ Болховитинова люльковцев порой отрывают от их исконной темы и бросают на ЖРД. А таких переключений конструкторская работа не любит. Тема требует человека целиком.

Надо дать конструктору максимально сосредоточиться. Не дергать. А вести. И Люлька это умеет. Он становится рядом и увлекает за собой, вперед к цели. А целью по-прежнему является отечественный турбореактивный двигатель для скоростных самолетов. И во имя этой огромной цели он живет, дышит. Для этой огромной цели он не щадит сил. Болховитинов понимал важность работ Люльки над ТРД, но возможности для развертывания их на его заводе были крайне ограничены.

Ему самому не хватало производственных площадей и мощностей, поэтому он сразу же согласился на перевод Люльки в Центральный институт авиационного моторостроения – ЦИАМ, где условия оказались несомненно лучше. В ЦИАМе в это время работали две группы «реактивщиков» – Холщевникова по мотокомпрессорному двигателю и Уварова – по турбовинтовому.

К тому времена ЦИАМ официально включил в свою тематику разработку турбореактивных и мотокомпрессорных двигателей для высотных и скоростных самолетов. В институте, руководимом генерал-майором В.И. Поликовским, собрались крупнейшие специалисты в области двигателестроения. Сюда поступает обширная научно-техническая информация.

В подвале главного корпуса расположен музей. В большом зале, на специальных подставках, расставлены моторы всевозможных времен и стран и оборудование к ним. На стенах – хорошо оформленные стенды со схемами, графиками, таблицами.

Здесь, в музее, со своими сотрудниками Люлька проводил немало времени.

 – Хлопцы, – звучал его басовитый голос, – нельзя создавать абсолютно все новое. Преемственность нужна. Бачьте сюда, сколько людей думало и создавало все это богатство. Все это продуманное, отработанное, проверенное жизнью. Используйте. Только опираясь на весь конструкторский опыт всей авиационной науки, можно построить наш ТРД. А еще, скажу вам, прямо – экономьте государственные гроши. Ежели что годится – прямо используйте на нашем движке. Время! Еще экономьте время! Война идет.

Кто-то сказал Архипу Михайловичу, что под Москвой в корпусах эвакуированного металлокомбината размещается склад металлолома, да не простого, а авиационного, и что туда с соответствующими документами можно пробраться. Он тут же добился разрешения для осмотра и отбора образцов.

И этот склад дал многое. В огромных неотапливаемых цехах, из которых вывезены все станки, грудами лежали моторы от погибших наших и немецких самолетов. Их разделывали, как металлолом, сортируя детали соответственно марке материала. Все шло на переплав. Оборудования для работы набрали целую трехтонную машину: агрегаты и арматура, стартеры и регуляторы разных систем, шестерни и насосы высокого давления и многое другое. Все это сложили в ЦИАМе в неработающей душевой.