Горменгаст - Пик Мервин - Страница 95
- Предыдущая
- 95/216
- Следующая
— Я имею в виду обычай, согласно которому имена прибывающих гостей объявляются в определенном порядке. Все входят в гостиную по одному. Тут все уже давно установлено, и ничего менять нельзя.
— Это все понятно, друг мой, но каков может быть иной порядок объявления имен, кроме как по старшинству?
— Так оно и есть, сударь, однако принято, чтобы Глава Школы, то есть вы, сударь, замыкали шествие.
— Замыкал?
— Именно так, сударь, в качестве, если мне позволено так выразиться, пастыря, следящего за своими агнцами.
Наступило краткое молчание, во время которого Рощезвон успел сообразить, что ему предстояло быть представленным хозяйке дома последним. А это означало, что он сможет первым начать с ней беседу.
— Ну что ж, прекрасно, — сказал Рощезвон. — Традиции, конечно, следует уважать. Как это все ни смехотворно, я, как вы выразились, буду замыкать шествие. Однако уже поздно, и расставлять всех по возрасту и все такое прочее — уже нет времени. К тому же малолетних среди нас нет. Господа, пора идти. Срезоцвет, если вы будете так добры и перестанете причесываться до того, как откроют дверь в приемную залу, я как несущий за вас ответственность буду вам благодарен. Спасибо.
В этот момент дверь, выходящая на лестницу, открылась, и длинный прямоугольник золотистого света упал на выстроившихся в боевые порядки Профессоров. Вспыхнули алым мантии, и в красных отсветах лица казались призрачными. Простояв несколько секунд на слепящем свету, они почти все одновременно повернулись и, шаркая ногами, передвинулись из освещенной части в затененную. Из полутьмы, окружающей дверной проем, из которого лился яркий свет, выглядывало лицо человека, всматривающегося в сгрудившихся в одну сторону Профессоров.
— Имя? — прошептал человек сочным голосом. Из темноты, казавшейся за распахнутой дверью особо густой, выдвинулась рука и, схватив ближайшего Профессора за мантию, потянула к свету.
— Имя? — снова прошептал голос; рука по-прежнему сжимала часть скомканной винно-красной мантии.
— Срезоцвет, — прошипел Профессор. — А теперь, чертов болван, убери от меня свою вонючую лапу.
Срезоцвет, который очень редко проявлял гнев и раздражение, а если и проявлял, то очень быстро успокаивался, был по-настоящему разгневан тем, что его грубо схватили за мантию, так некрасиво измявшуюся в ухваченном месте, и тем, что его бесцеремонно куда-то тянут.
— Пусти! — сердито прошипел Срезоцвет. — Пусти, а не то тебя высекут.
Этот грубый лакей, подтянув Срезоцвета еще ближе к себе, но продолжая прятаться за распахнутой дверью, прошептал ему чуть ли не в ухо:
— Заткнись... а не то я... убью... тебя...
Это было сказано так медленно и таким отрешенным голосом, словно сообщающим какую-то официальную информацию, что Срезоивет был и в самом деле напуган. Прежде чем он успел прийти в себя, его втолкнули в приемную. В первое мгновение ему показалось, что там кроме него никого нет. Слегка успокоившись, он увидел слуг, стоящих у правой от него стены, а прямо перед собой — хозяина и хозяйку, стоящих совершенно неподвижно, чопорно выпрямившись. Залу заливал свет великого множества свечей.
Если бы Рощезвон заранее распределял, кому быть представленным первым, очень мало вероятно, что он выбрал бы из всей своей своры Срезоцвета, человека, лишенного каких-либо заметных достоинств.
Но волею случая мантия именно Срезоцвета оказалась в пределах досягаемости грубой руки. Однако Профессор обладал тем, чем (в такой степени) не обладал ни один из других Профессоров — некоторой теплотой и веселостью нрава. Казалось, Срезоцвет был рад тому, что он жив. И каждый момент жизни ему представлялся чем-то ярким и цветным. Находясь рядом со Срезоцветом, трудно было представить, что существуют такие страшные монстры, как смерть, рождение, любовь, искусство и боль. Если он и знал об их существовании, то хранил это в секрете.
Срезоцвет не прошел и трети расстояния, отделявшего его от хозяина и хозяйки дома, еще не полностью стихло эхо громоподобного голоса, швырнувшего его имя по зале, а Альфред и Ирма Хламслив почувствовали, как тает подобно льду напряжение первых мгновений приема. Срезоцвет шел враскачку, он был элегантен, на его лице была написана готовность радоваться и смеяться; в его самодовольной глупости, в его наглой самоуверенности было нечто обезоруживающее, присутствовал некий шарм. Носки его ботинок сияли как зеркальные. Его ноги отбивали особый ритм по серо-зеленому ковру, словно жили своей собственной, отдельной от него самого жизнью.
Профессоры, вытянув шеи, следили за Срезоцветом и, увидев, как уверенно он протанцевал по зале, вздохнули свободнее. Они понимали, что никому из них не удастся пройти длинный путь по ковру с таким же беззаботным видом, как это удалось их коллеге; каждым своим шагом, наклоном головы он напоминал всем, что единственный смысл жизни — это быть счастливым.
О, какой шарм! О, какая естественность! Когда оставалось пройти всего несколько шагов, Срезоцвет перешел на пританцовующий полубег и, выставив вперед руки, обхватил ими безвольные белые пальцы, которые протянула ему Ирма.
— О-ля-ля-ля! — воскликнул Срезоцвет — да так громко, что его голос оббежал всю залу. — Это, конечно, дорогая госпожа Хламслив, а это, конечно, будет... — Он повернул голову к Доктору — Это ведь так?
И он схватил протянутую ему для пожатия руку, расправив плечи и радостно тряся головой.
— Ну, надеюсь, мой друг, это есть и будет Доктор Хламслив.
— Очень рад вас видеть! И знаете, Срезоцвет, вот гляжу на вас — и у меня настроение сразу поднимается... Клянусь всем тем, что оживляет, вы источаете радость. Спасибо вам. И не исчезайте на целый вечер, будьте поближе к нам, хорошо?
Ирма прислонилась к брату и растянула губы в широкой, мертвой, тщательно рассчитанной улыбке.
Эта улыбка была призвана выразить многое и среди прочего то, что она полностью солидарна с мнением своего брата; этой улыбкой Ирма также пыталась показать, что, несмотря на свои качества «роковой женщины», она была в сердце своем прежде всего девицей, смотрящей на все широко открытыми глазами и к тому же ужасно ранимой. Но прием только начинался, и Ирма знала, что она совершит много ошибок, прежде чем ей удастся добиться именно такой улыбки, какой ей хотелось.
- Предыдущая
- 95/216
- Следующая
