Выбери любимый жанр

Горменгаст - Пик Мервин - Страница 16


Изменить размер шрифта:

16

И Хламслив направился к гостиной своей странной походкой, дергая ногами в разные стороны.

Графиня последовала за ним. Слуги уже успели убрать со стола посуду, оставшуюся после ужина, привели комнату в порядок, и она приобрела такой умиротворенный вид, что трудно было поверить, что это та самая комната, в которой Ирма всего лишь час назад вела себя столь предосудительно.

Хламслив широким жестом с грохотом распахнул перед Графиней дверь в столовую. Толчок был столь силен, словно Доктор хотел продемонстрировать, сколь мало его заботит возможность того, что дверь сломается, или слетит с петель, или от сотрясения обвалится штукатурка, или упадет картина со стены — ну и что, подумаешь! Это был его дом, и в своем доме он волен вести себя так, как ему заблагорассудится. Если он подвергает риску разрушения свою собственность — это его личное дело! В честь визита Графини можно позволить себе широкие жесты, а беспокойство о сохранности своего имущества свойственно лишь низким и вульгарным людям.

Графиня прошествовала к центру комнаты и там остановилась. Огляделась, однако не присматриваясь, и непонятно было, увидела ли она все эти длинные лимонно-желтые занавеси, резную мебель, темно-зеленый ковер на полу, столовое серебро в буфете, керамику, бледные обои в серую полоску. Возможно, в эти мгновения она думала о своей спальне, в которой стоял густой запах свечей и царил хаос, наполненный птицами и полутьмой; но лицо у нее при этом ничего особого не выражало.

— Скажите... все... ваши... комнаты... похожи... на... эту? — пробормотала Графиня, усаживаясь в кресло.

— Ну, дайте подумать, — сказал Хламслив. — Нет, не совсем такие же, госпожа Графиня, не совсем.

— И.. судя... по всему... они... все.. чистые и... прибранные? Это... так?

— Ну, насколько мне известно, это так. Более того, я почти уверен, что это так. Видите ли, за год в своем доме я посещаю не более пяти-шести комнат, но если судить по тому, что кругом постоянно шныряют слуги с тряпками и щетками, гремят ведрами, что-то вытряхивают, а за ними шныряет моя сестра Ирма и проверяет, делается ли все как нужно, вытряхивается ли то, что нужно, кладется ли вытряхнутое на нужное место, — то остается мало сомнений в том, что все здесь доведено до полной стерильности. Кругом ни одного пятнышка, ни один микроб не в состоянии выжить в таких условиях.

— Понятно, — сказала Графиня. Удивительно, насколько осуждающе может прозвучать одно, такое простое слово. — Но я пришла поговорить с вами...

Несколько секунд она задумчиво глядела на Хламслива. Кошки, заполнившие все пространство комнаты, сидели не шевелясь — не дрожал ни один усик. Каминная полка была уставлена ими, как фарфором; стол был покрыт ими как очень толстым белым покрывалом. Диван превратился в белый сугроб. Пол был застелен белым ковром с орнаментом из глаз.

Голова госпожи Графини — которая всегда казалась больше, чем положено быть любой, самой большой человеческой голове, — была повернута в сторону от Доктора и слегка наклонена, так что видна была ее мощная, несколько напрягшаяся шея. Ее профиль почти полностью скрывался от Доктора массивной щекой; ее волосы в своей основной массе были подобраны вверх, они поднимались рядами рыжих гнезд; остальные же, цвета догорающих углей, падали змееобразными извивами ей на плечи, и, казалось, при этом шипели.

Доктор крутанулся на месте на своих узких ступнях и со стуком распахнул дверцу полированного буфета. Потом, откинув густую седую прядь со лба, сложил особым образом свои длинные белые руки и подпер ими подбородок. Обнажив зубы в улыбке, сверкнул ими в сторону Графини (которая по-прежнему позволяла ему созерцать свое плечо, часть шеи и приблизительно восьмую часть лица) и, подняв кверху брови, спросил:

— Госпожа Графиня, то, что вы решили навестить меня и обсудить какой-то интересующий вас предмет — для меня большая честь. Но сначала позвольте узнать, что вы хотели бы выпить.

Доктор, распахнув дверцы буфета, явил миру большой выбор редких и тщательнейшим образом отобранных в его винном погребе вин.

Графиня повернула голову в сторону Доктора:

— Будьте любезны, кувшин козьего молока, Хламслив.

Все в Докторе, что любило красоту, избранность, тонкость и качественность — Доктор был большим ценителем всего перечисленного и многого другого, — сжалось, как сжимаются при грубом прикосновении усики улитки, и умерло. Его рука, протянутая к одной из бутылок, в которой был спрятан солнечный свет давно исчезнувшего виноградника, на секунду замерла в воздухе, но потом продолжила свое движение. Однако двигалась она теперь взад-вперед, как трепещущее крыло; казалось, Доктор дирижировал каким-то крошечным оркестром, спрятанным в буфете, Хламслив прекратил взмахивать рукой, повернулся к Графине. Внешне он сохранял полное самообладание. Он поклонился, его зубы сверкнули. Затем позвонил в колокольчик и, когда в двери появилось лицо, сказал:

— У нас имеется коза? Ну, отвечай же, отвечай, милейший! Да или нет? Имеется у нас в доме коза или таковой не имеется?

Человек ответил: он совершенно уверен, что означенного животного в доме не имеется.

— В таком случае разыщи, будь так добр, козу. И немедленно. Требуется коза. Все.

Графиня села на стул, широко расставив ноги и опустив меж колен свои тяжелые руки, покрытые веснушками. Наступило молчание, и даже Хламслив не нашелся, чем его заполнить. Это молчание наконец было нарушено Графиней:

— Почему у вас в потолке торчат ножи?

Доктор, переступив с ноги на ногу, взглянул вверх, туда, куда бесстрастным взглядом смотрела Графиня. Взгляд упирался в длинный нож для резки хлеба, который, казалось, заполнил собой вдруг всю комнату. Нож, лежащий на разделочной доске, на подушке или под стулом — это одно дело, но нож, окруженный белой пустыней потолка, ничем не прикрытый, — это уже совсем другое дело. Он выглядел там столь же неуместно, как и свинья в соборе.

Но для Доктора важно было найти любую, неважно какую, тему для разговора — его пугало лишь отсутствие ее, что случалось с ним крайне редко.

— О, этот нож, госпожа Графиня, — сказал он, взглянув на инструмент с видом величайшего уважения, — хотя это всего лишь нож для нарезания хлеба, у него замечательная история. Да, госпожа Графиня, это именно так.

16
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Пик Мервин - Горменгаст Горменгаст
Мир литературы