Уже мертва - Райх Кэти - Страница 9

— Я получил стоматологические данные, — произнес Клодель вместо приветствия, показывая конверт с такой важностью, будто намеревался вручить мне премию. — Сам за ними съездил. Доктор Нгайен, — прочел вслух имя, написанное на задней стороне конверта. — Его офис в Розмоне. Я освободился бы и раньше, не будь у этого Нгайена столь отвратительная секретарша.

— Кофе? — спросила я, открывая кабинет.

Секретаршу Нгайена я не знала, но сочувствовала ей. Клодель наверняка постарался превратить для нее сегодняшнее утро в настоящую пытку.

Клодель приоткрыл рот, чтобы ответить отказом или согласием, но так и не произнес ни звука, потому что в этот момент из-за угла показался Марк Бержерон. Явно не замечая нас, Марк прошел по коридору мимо нескольких черных офисных дверей и, не дойдя до моей, остановился. Я невольно вспомнила о приемах карате, когда, согнув в колене ногу, он положил на бедро портфель, раскрыл его и, ловко удерживая равновесие, разыскал среди вещей связку ключей.

— Марк? — позвала я.

Вздрогнув, Бержерон одним быстрым движением захлопнул портфель и выпрямился.

— Здорово ты это проделал, — сказала я, сдерживая улыбку.

— Merci, — ответил Марк, оглядывая меня и Клоделя.

Теперь портфель был у него в левой руке. В правой поблескивали ключи.

Марк Бержерон обладал запоминающейся внешностью. Высокий и худощавый, в свои лет пятьдесят восемь — шестьдесят он слегка сутулился, и создавалось такое впечатление, будто ему ежесекундно хотелось защититься от удара в живот. Волосы — корона из белых завитков — красовались на голове только сзади и по бокам. Стекла его очков в тонкой металлической оправе постоянно покрывали пятна и пыль, и Марк всегда щурился, будто старался рассмотреть написанную очень мелким шрифтом сумму скидки на магазинном ценнике. Короче говоря, на судебного дантиста он совсем не походил, скорее напоминал одно из мультяшных творений Тима Бартона.

— Мсье Клодель съездил за стоматологическими данными по делу Ганьон, — сказала я, указывая подбородком на детектива.

Клодель в подтверждение моих слов поднял руку с конвертом.

В глазах Бержерона за грязными стеклами очков не промелькнуло ни единой мысли. Он уставился на меня в полной растерянности — одуванчик с пушистой белой головой на тонком длинном стебле. Я поняла, что он не в курсе, о чем речь.

Бержерон и еще ряд специалистов — невропатолог, радиолог, микробиолог, одонтолог — работали в ЛМЛ по особому графику. Бержерон обычно приходил сюда всего раз в неделю — в остальное время он занимался частной практикой. На прошлой неделе его вообще не было в лаборатории.

— В четверг двое рабочих обнаружили человеческие останки на территории Гран-Семинер, — пояснила я. — Ламанш решил, что это всего лишь продолжение истории со старинным кладбищем, и поручил мне съездить взглянуть на кости. Он ошибся.

Бержерон поставил на пол портфель и сосредоточился.

— Отдельные части расчлененного тела жертвы преступник разложил по полиэтиленовым пакетам и привез к Гран-Семинер, — продолжила я. — Предположительно, это случилось месяца три назад. Тело принадлежало белой женщине лет двадцати — двадцати пяти.

Клодель захлопал конвертом по ладони с удвоенной скоростью. Потом остановился, многозначительно посмотрел на часы и кашлянул.

Бержерон окинул детектива беглым взглядом и вновь сосредоточил внимание на мне.

— Мы с мсье Клоделем предполагаем, что погибшая — некая Изабелла Ганьон, — опять заговорила я. — По крайней мере, дата ее исчезновения совпадает с вероятным моментом наступления смерти жертвы, а краткие сведения о ней соответствуют тем данным о трупе, которые нам уже удалось выяснить. Сегодня мсье Клодель побывал у доктора Нгайена. Вы знакомы с ним?

Бержерон покачал головой и протянул длинную костлявую руку.

— Хорошо, — сказал он. — Давайте, этим обязан заниматься я. А Даниель уже сделал снимки?

Клодель отдал ему конверт.

— Да, — ответила я. — Они должны лежать на вашем столе.

Бержерон открыл дверь в свой офис и вошел. Клодель проследовал за ним. Я осталась в коридоре, но сквозь дверной проем увидела еще один коричневый конверт на письменном столе Бержерона. Приблизившись, он взял его и взглянул на номер. Клодель тоже направился к столу.

— Можете позвонить мне примерно через час, мсье Клодель, — проговорил Бержерон.

Детектив замер на месте, шевельнул губами, собравшись что-то сказать, потом передумал, вытянул их в тонкую напряженную линию, одернул рукава и вышел. Я едва сдержала улыбку. Бержерон не собирался позволять следователю заглядывать во время работы через плечо, и Клодель только что понял это.

— Войдете? — Бержерон повернул ко мне худое лицо.

— Конечно, — ответила я. — Кофе приготовить?

Приехав на работу, я еще не выпила ни чашки кофе. Мы часто по очереди варили его друг для друга в небольшой кухоньке в противоположном крыле.

— Да, пожалуйста.

Бержерон достал кружку и протянул ее мне. Я сходила за своей чашкой и зашагала по коридору к кухне. Получить приглашение от Бержерона было приятно. Мы часто работали вместе, изучали разложившиеся, сгоревшие, мумифицированные или превратившиеся в скелет трупы, то есть такие останки, для которых не годятся обычные методы обследования. Мне нравилось сотрудничать с этим человеком. Ему со мной, кажется, тоже.

Когда я вернулась, Бержерон уже разглядывал снимки — две стопки темных квадратиков с изображением отдельных участков челюсти. Зубы выделялись на их общем черном фоне светлыми пятнами: коронки, корни и пульпа окрашены в разные серо-белые тона. Я вспомнила, как безупречно выглядели эти зубы, когда я осматривала их там, в лесу. На снимках, обработанные и подготовленные к обследованию, они смотрелись совсем по-другому.

В правой стопке лежали снимки, сделанные до смерти, в левой — после. Бержерон своими длинными тонкими пальцами принялся ощупывать каждый из квадратов, ища небольшую выпуклость, и раскладывать их лицевой стороной вверх. Вскоре все посмертные и предсмертные снимки лежали на столе справа и слева в одинаковом порядке.

Марк приступил к сравнению. Количество зубов совпадало. Все линии и изгибы на снимках слева точно повторяли линии правых снимков. Но главным, что бросалось в глаза, были ярко-белые пятна, обозначавшие пломбы, — они присутствовали в одних и тех же местах на тех и на других карточках.

Тщательнейшим образом рассмотрев снимки, Бержерон выбрал один из правого ряда, положил на соответствующий из левого и показал мне. Очертания коренных зубов, изображенных на рентгенограммах, сошлись идеально. Бержерон повернулся ко мне.

— С’est positif, — сказал он, выпрямляя спину. — Пока, конечно, неофициально — я должен разобраться еще и с письменными материалами.

Предстояла утомительная возня с записями, несмотря на то что сравнение снимков всегда гораздо более информативно. Но сомнений в том, что картина не изменится, у Бержерона уже не было. Он взял кружку с кофе.

Как хорошо, что не я буду беседовать с родителями этой Изабеллы Ганьон. С мужем. С любовником. Или с сыном. Поприсутствовав при подобных объяснениях, я знаю, какими становятся лица близких умершего. В их глазах мольба. Они заклинают тебя сказать, что допущена какая-то ошибка. Что происходящее всего лишь кошмарный сон. Что ты что-то перепутал. Потом наступает осознание. За доли секунды мир для них меняется навсегда.

— Спасибо, что сделал это сразу, Марк, — сказала я. — И за предварительное заключение спасибо.

— Хотелось бы все побыстрее распутать.

Он сделал глоток кофе, скорчил гримасу и покачал головой.

— Если желаешь, с Клоделем можешь общаться через меня, — предложила я, стараясь говорить бесстрастно.

По-видимому, у меня ничего не получилось.

— Не сомневаюсь, что ты сумеешь укротить мсье Клоделя, — понимающе заулыбался Бержерон.

— Верно, — сказала я. — Вот в чем он нуждается. В укрощении.

Направляясь к себе, я слышала, как Марк смеется.