Охотники на лунных птиц - Адам-Смит Пэтси - Страница 38

• Предыдущая
• 38/46
• Следующая

Как-то Пит пригласил меня в «Морскую» перед отплытием. Мне было слышно, как он о чем-то долго спорил с барменом. Неожиданно передо мной появился громадный бокал с мятным ликером. Я чуть не вскрикнула от удивления.

— Помнится, ты как-то сказала, что тебе нравится этот напиток, — сказал Пит. — А Дадли пытался всучить мне крохотную рюмку. Наверное, думает, что у меня монет не хватит! Тогда я кинул ему пятерку, схватил этот бокал и сказал: «Наливай полнее, Дад».

Однажды вечером, перед выходом в море, Лес Джексон вернулся из «Морской» и сказал, что Дадли недосчитался двухшиллинговых монет.

— А у меня их навалом, — сказал он.

У Леса действительно их было много. Он раздавал их на чай направо и налево. Монеты позеленели и пахли плесенью. Лес собрал их, подобрал с пола носок, ссыпал туда монеты, перекинул его через плечо и, как Санта Клаус, отправился в бар.

Когда мы прибывали в порт, там бывало шумно и весело. Однажды субботним днем мы подходили к своему причалу. В это время у гребцов на парных лодках шла тренировка. Указывая на них, наши ребята буквально падали от смеха:

— Вот устроили потеху, за ними не угонишься!

Однажды поздно вечером мы поднимались по реке Тамар. Капитан, свесившись с рангоута, давал указания рулевому, потому что река была плохо освещена, и вдобавок на ней имелось много извилистых поворотов.

— Правого борта, Пит, правей немного! Где твоя правая рука, Пит, понимаешь? Правая рука, Пит! Вот в эту сторону! — И в этот миг большой деревянный бакен прошел так близко, что я даже потрогала его рукой.

— Ну и ну, чуть не врезались!

— Чуть, — сказал Лес. — Я ведь говорил Питу, что нужно взять правее.

Мы причалили к пустынной пристани Лонсестона.

— Где же люди?

— А ты как думаешь? День-то не рабочий, воскресенье.

Да откуда нам было помнить об этом!

Как только разнеслась весть о нашем приближении и о том, что мы привезли большое количество «овечьих птиц», к пристани стали стекаться такси, автобусы, грузовики, мотоциклы, велосипеды и пешеходы. Местная радиостанция бесплатно делала нам рекламу, объявляя, что «Шиэруотер» входит в порт. Это означало, что мы начнем торговлю, как только причалим. Я напишу этикетки: «свежая — 3 шиллинга, соленая — 2». Пит устроит на пристани нечто вроде прилавка, а к обеду все пятьсот свежих и пятьсот соленых тушек будут раскуплены, хотя каждый раз при виде полицейского Питу придется прятаться, так как у нас нет разрешения на торговлю на улице.

Ночью ребята иногда карабкались на борт корабля-конкурента и рисовали грузовую ватерлинию не там, где ей положено быть, в отместку за то, что этот корабль, с их точки зрения, несправедливо имел более высокую грузовую отметку.

Пит, бывало, отправлялся разглядывать торговое суденышко меньше нашего, а потом, запыхавшись, возвращался с новостью:

— У них на койках есть простыни! Самые настоящие простыни! Ребята из команды клянутся, что их меняют каждую неделю. Наверное, они шутят.

Я сразу поняла, что «Шиэруотер» не «Куин Мэри». Вряд ли найдется еще другое более неудобное судно, чем «Шиэруотер». По правде говоря, меня не раз спрашивали, как вообще умудряются набрать команду на наше судно при тех тяжелых условиях, которые на нем существуют.

Ответ прост. Дело в том, что на судне всегда происходило что-нибудь интересное, здесь никогда не смолкал смех и оно было самым удачливым из всех. Когда судам приходилось укрываться в плохую погоду в гавани, люди приходили в уныние и проявляли свой дурной характер. Ни один просоленный морем моряк не желал стоять на якоре.

Однако на «Шиэруотере» из этого положения извлекали максимум удовольствия. То же происходило и во время захода в порты. Как-то нам пришлось простоять несколько дней на якоре на острове Бейбел. Мы не могли выйти в море — слишком штормило, так же как и вернуться домой — мешал сильный ветер, поэтому наше судно вместе с семью рыболовными судами было вынуж-депо укрываться в бухте острова Флиндерс под названием Селлер (Погребок).

По вечерам на судах загорались огоньки. Со стороны суда напоминали маленький город. Мы выходили па палубу и спорили, кому принадлежит тот или другой огонек: «Черной ведьме», «Роберту Джону», «Звезде Эдема» или «Газели», которую мы прозвали «Обжорой». Со временем мы стали отличать один корабль от другого: ночью — по расположению огней и по другим признакам, а днем издалека — по высоте мачт, расположению рубки. Если корабль был вообще едва виден, то, как выражались мои бабушки, «по наитию».

В те дни, когда нельзя было пойти на гнездовье, мы, чтобы убить время, отправлялись на судно «Фэр Венчэр», хозяева которого ставили ловушки на креветок. Это было весьма драматическое мероприятие. Шкипер «Фэр Венчэра» Рей Фрэнд сидел у штурвала, одним глазом наблюдая за рулем, а другим — за эхолотом. Линия, вычерчиваемая на бумаге, отражала контуры морского дна. Опытным глазом рыбак легко отличал скалистое дно от песчаного. Во всех этих премудростях я ничего не понимала, но душа моя уходила в пятки, стоило линии на карте резко взмыть вверх, указывая на подводный горный кряж в форме вулкана. Мне казалось, что она никогда не остановится в своем движении вверх, пока ее проткнет наше судно своей вершиной.

Я поднимала глаза на Рея, чтобы убедиться, что он следит за эхолотом. В самый последний момент, ровно за секунду до того, как на диаграмме должна была появиться вершина и тотчас начинался спуск, Рей бросал взгляд на эхолот и кричал:

— Запускай!

Ребята на палубе «выстреливали корзину», то есть резко бросали ее за борт, чтобы она попадала на выступ скалистого кряжа.

Все утро они кидали вокруг корзины с приманкой — куоочки мяса акулы, ската, осьминога. В каждый кусочек они вставляли деревянную шпильку, которую накрепко прикрепляли к внутренним стенкам бамбуковых корзин. Корзинки висели на длинном шнуре с краевыми пластмассовыми и желтыми стеклянными шариками, для того чтобы их можно было легко найти. На каждом участке с корзинами Рей приказывал оставлять вымпел. Яркие вымпелы крепились к двухметровому бамбуковому шесту, воткнутому в большой кусок пробки, к которому, в свою очередь, были подвешены корзины. Эти шесты были видны за несколько километров. Когда работа велась на краю континентального шельфа, эти шесты были необходимы для тех, кто хотел отыскать в море свои корзины-ловушки.

Днем мы прошли по проложенному маршруту и вытащили ловушки. Мужчины в желтых дождевиках вытягивали мокрые бамбуковые корзины и высыпали их содержимое на палубу. Больше всего здесь было лангустов, но попадались и яркие рыбы-попугаи, маленькие скаты и, конечно же, осьминоги. Их можно было просто убить, как и всю остальную добычу, но моряки испытывали к осьминогам такое отвращение, что старались выместить на них всю свою неприязнь.

Всех ракообразных измеряют по спинному щиту. Тех, которые отвечают минимально допустимому размеру, бросают в люк, а мелочь выкидывают за борт.

Работа проводилась в то время, когда судно продолжало швырять по волнам. Я держалась обеими руками, но даже так трудно было устоять на палубе, через которую перекатывались волны. А люди должны были работать, и работать быстро, обеими руками, ловко жонглируя тяжелыми корзинами. Они удерживали равновесие, стоя на полусогнутых ногах и слегка наклонившись вперед.

Маленькое суденышко ныряло и скользило по волнам, чего «Шиэруотер», больший по размеру, никогда бы не смог сделать. Нас швыряло из стороны в сторону, мы промокли до нитки и, так же как и на «Шиэруотере», ели на ходу.

Однажды днем Рей Фрэнд получил по радио сообщение для молодого рыбака Питера Пикета. На борту судна, на котором он плавал, радио не было, и нам пришлось помотаться, чтобы отыскать его в море. Когда мы оказались на траверзе его лодки, море так штормило, что подойти к судну мы никак не могли. То его заносило на гребень волны, то наше судно куда-то проваливалось и исчезало из виду. Рей из всех сил кричал, чтобы передать сообщение, но ветер уносил его слова. Тогда он выстроил нас вдоль борта «Фэр Венчэра», и в тот момент, когда мы поравнялись, все разом крикнули:

• Предыдущая
• 38/46
• Следующая