Загадочная история Бенджамина Баттона (сборник) - Фицджеральд Фрэнсис Скотт - Страница 29
- Предыдущая
- 29/84
- Следующая
— Привет, Фред, — сказал Матер.
Дрейк, маленький лысый человек лет тридцати, с пенсне на носу, поднялся для рукопожатия:
— Привет, Джим. Чем могу быть полезен?
— Да, видишь ли, мальчишка посыльный принес мой заказ наложенным платежом, а у меня, как назло, с собой ни цента. У тебя не найдется пятидесяти долларов до вечера?
Дрейк пристально взглянул на Матера, затем медленно покачал головой — не сверху вниз, а из стороны в сторону.
— Извини, Джим, — ответил он твердо. — Я взял себе за правило никогда и никому не одалживать денег.
— Что?!
В восклицании прозвучало неприкрытое удивление — рассеянность Матера как рукой сняло. Однако тут же автоматически сработало врожденное чувство такта — оно пришло на помощь, диктуя необходимые слова. Не нужно, чтобы Дрейк мучился из-за своего отказа, подсказал Матеру инстинкт.
— А-а, понятно, — он кивнул головой, выражая свое полное согласие, словно он и сам часто задумывался над полезностью этого правила. — Я тебя вполне понимаю. Правило есть правило — я, конечно, не хочу, чтобы из-за меня ты его нарушил. В нем, наверное, есть свой смысл.
Они поговорили еще минуту. Дрейк сказал что-то в оправдание своей позиции — видимо, эта партия была у него хорошо отрепетирована. В конце концов Матер улыбнулся совершенно искренне.
Вежливо попрощавшись, Матер удалился к себе а контору, искусно вызвав у Дрейка ощущение, что тот — самый тактичный человек в городе. Матер умел вызывать у людей такое ощущение. Но когда он вошел в свой кабинет и увидел жену, печально глядящую в окно, кулаки его сжались, а лицо исказила непривычная гримаса.
— Ну что ж, Джекки, — сказал он медленно, — пожалуй, ты во многом права, а я… я, черт возьми, не прав.
III
В течение последующих трех месяцев Матер неоднократно задумывался над своей жизнью. Жизнь эта была неестественно счастливой. Разногласия и трения, возникающие между людьми, между человеком и обществом, ожесточают большинство из нас, мы становимся грубее, циничнее, придирчивее. Жизнь же Матера как раз и отличалась тем, что в ней эти трения возникали крайне редко. Раньше ему не приходило в голову, что эта привилегия давалась немалой ценой, но теперь он понял, что то тут, то там, и вообще постоянно, он уступал дорогу другим, чтобы избежать враждебности, конфликта или даже просто спора.
Например, сумма розданных в долг денег составила тысячу триста долларов, и, взглянув на вещи в новом свете, Матер сообразил, что никогда этих денег не увидит.
Матер также осознал всю справедливость утверждений жены о том, что он постоянно делает людям одолжения — что-то здесь, что-то там. Общее количество затраченного времени и энергии было ужасающим. Раньше ему доставляло удовольствие делать людям одолжения. Ему нравилось, что о нем хорошо думают, но теперь он спрашивал себя, не выдумал ли он это хорошее к себе отношение. Но, подозревая это, Матер был, как всегда, несправедлив к себе — романтическое начало в нем было развито до чрезвычайности.
Он согласился с тем, что, так бездумно растрачивая себя, он устает к вечеру, работает с меньшей отдачей и не является должной опорой для Жаклин, которая с течением времени все тяжелела, все больше скучала и проводила долгие предвечерние часы на зашторенной веранде, ожидая, когда в конце аллеи раздадутся его шаги.
Чтобы эти шаги всегда раздавались вовремя, Матер забросил много разных дел, в том числе пост президента ассоциации окончивших колледж, в котором он когда-то учился. Он пустил на самотек и другие, не приносящие дохода занятия. Раньше, стоило ему попасть в какой-нибудь комитет, люди сразу же выбирали его председателем, а сами отходили на второй план, и вытащить их оттуда было совершенно невозможно. Теперь с этим было покончено. Матер стал избегать также тех, кто имел привычку просить об одолжениях, и игнорировал чей-то навязчивый взгляд, сверлящий его порой в клубе.
Перемена в нем происходила медленно. Нельзя сказать, что он был совсем не от мира сего — при других обстоятельствах отказ Дрейка его бы ничуть не удивил А случись такое с кем-нибудь другим — он бы и вовсе не придал значения. Но это произошло с ним и с таким скрежетом врезалось в его личную жизнь, так потрясло его, что значение отказа Дрейка приняло грозные размеры.
Стояла середина августа — жаркое лето кончалось. Занавески на полуоткрытом окне конторы Матера почти не колыхались, а висели ровным парусом — было очень душно. Матер нервничал: Жаклин мучили сильные головные боли — видимо, начало сказываться постоянное переутомление; да и в работе, казалось, наступил какой-то застой. Этим утром он таким раздраженным тоном говорил с мисс Кленси, что та даже удивилась. Матер тут же извинился, но впоследствии ругал себя за это — нечего было извиняться. Он ведь, несмотря на жару, работал быстро — почему же она не могла?
Мисс Кленси подошла к его двери, и Матер, взглянув на нее, чуть нахмурился.
— К вам мистер Эдвард Лейси.
— Пусть войдет, — ответил он равнодушно.
Он немного знал старика Лейси. Жалкая фигура, в свое время он прекрасно начал, а сейчас — один из городских неудачников. Единственное, что могло привести его сюда, — это попрошайничество
— Добрый день, мистер Матер.
На пороге стоял невысокий подтянутый человек с седыми волосами. Матер поднялся и вежливо с ним поздоровался.
— Вы сейчас заняты, мистер Матер?
— Да вроде бы не очень, — он сделал легкое ударение на последнем слове.
Мистер Лейси сел. Видно было, что он чувствует себя неловко. В руках его была шляпа, и, крепко вцепившись в нее, он начал говорить:
— Мистер Матер, если вы в состоянии уделить мне пять минут, я хотел бы поговорить с вами кое о чем… Видите ли, сейчас мне совершенно необходимо поговорить с вами об этом. Видите ли, — продолжал мистер Лейси, — Матер заметил, что пальцы, теребящие поля шляпы, дрожали, — много лет назад мы с вашим отцом были добрыми друзьями. Я уверен, что он вам обо мне рассказывал.
Матер кивнул.
— На его похоронах я нес гроб. Одно время мы были очень близки. Именно поэтому я и пришел сейчас к вам. За всю свою жизнь я никогда не приходил с просьбой к незнакомым людям — так, как сейчас к вам. Но когда человек становится старше, он теряет друзей — они умирают, уезжают куда-то, иногда их отчуждает какое-нибудь недоразумение. А потом умирают ваши дети, если вам не посчастливится умереть раньше их, — и вот вы уже совсем один, один во всем мире.
Он слабо улыбнулся. Руки его тряслись, как в лихорадке.
— Однажды, почти сорок лет тому назад, ко мне пришел ваш отец и попросил одолжить ему тысячу долларов. Я был на несколько лет старше его, и, хотя тогда мы еще мало знали друг друга, я был о нем высокого мнения. Тысяча долларов — это считалось огромной суммой по тем временам, а у него не было никаких гарантий, у него не было ничего, кроме плана в голове. Но мне понравился его взгляд, он чем-то располагал к себе — не сочтите за лесть, если я скажу, что вы немного похожи на отца, — и я дал ему деньги без всякой гарантии.
Мистер Лейси остановился.
— Без всякой гарантии, — повторил он — Тогда я мог себе это позволить. Да я ничего и не потерял. К концу года ваш отец вернул мне весь долг, плюс шесть процентов дохода.
Матер не мог поднять глаз от лежащей перед ним бумажки, которую он уже всю исчертил ромбиками и треугольниками. Он знал, что произойдет дальше, и чувствовал, как напрягается каждый его мускул. У него хватит духа отказать.
— Теперь я уже стар, мистер Матер, — вновь зазвучал надтреснутый голос. — Дела мои пошли прахом, да и сам я… Но речь сейчас не обо мне. У меня есть дочь, она незамужем, живет со мной. Она работает стенографисткой. Ко мне она относится прекрасно. Мы живем на Селби-Авеню — знаете, где это? — снимаем там квартирку, очень уютную.
Старик судорожно вздохнул. Он хотел и в то же время боялся перейти к сути своей просьбы. Оказалось, что речь идет о страховке. У него есть страховой полис на десять тысяч долларов, под который он и брал деньги из банка, но оказалось, что денег он взял больше, чем позволяют правила страховки. Теперь он может лишиться всей суммы, если не внесет в банк четыреста пятьдесят долларов. Сейчас у них с дочерью есть только семьдесят пять. Друзей у них нет — он уже об этом говорил, — и им совершенно негде взять недостающие деньги…
- Предыдущая
- 29/84
- Следующая
