Загадочная история Бенджамина Баттона (сборник) - Фицджеральд Фрэнсис Скотт - Страница 12
- Предыдущая
- 12/84
- Следующая
Крайне польщенный, Джон отвесил глубокий поклон, как его научили в Геенне, в танцклассе.
- А сейчас давайте пойдем, - пролепетала Кисмина. - Мне нужно в одиннадцать быть у мамы. Вы даже ни разу не попробовали меня поцеловать. А я думала, мальчики теперь все такие...
Джон горделиво расправил грудь.
- Есть и такие, - сказал он, - но я не такой. И девушки у нас в Геенне этого не позволяют.
И они рядышком побрели ко двору.
6
Брэддок Вашингтон предстал Джону в ярком солнечном свете. Ему было лет сорок с лишним, лицо строгое и гладкое, сам коренастый. По утрам от него пахло конюшней - холеными лошадьми. В руке он держал простую березовую трость с опаловой рукоятью. Они с Перси водили Джона по здешним владениям.
- Вон там живут рабы, - его трость обратилась влево, к мраморной обители, изящно-готические очертания которой вливались в горный склон. - Когда я был молод, на меня накатил нелепейший, бредовый идеализм. И я устроил им роскошную жизнь. Странно сказать, что у них при каждой комнате была кафельная ванная.
- Вероятно, - заметил Джон, посмеиваясь, - они ссыпали в ванны уголь. Мистер Шнитцлер-Мэрфи как-то рассказывал мне...
- До мистера Шнитцлера-Мэрфи и его рассказов лично мне нет никакого дела, - холодно прервал его Брэддок Вашингтон. - Нет, мои рабы в ванны уголь не ссыпали. Им было ведено мыться с головы до ног каждый день, и они мылись. Попробовали бы не мыться - я бы их искупал в серной кислоте. Я прекратил все это по совершенно другой причине. Кое-кто из них простудился и умер. Вода для некоторых людских пород опасна - годится разве что как питье.
Джон рассмеялся было, но передумал и понятливо кивнул. Брэддок Вашингтон был человек опасный.
- Все эти негры - потомки тех, кого мой отец забрал с Собой сюда, на Север. Сейчас их сотни две с половиной. Вы, должно быть, заметили: они так долго прожили вдали от мира, что даже разговаривать стали на несколько невнятном наречии. Впрочем, некоторые говорят и по-английски: мой секретарь и еще двое-трое слуг.
- А это поле для гольфа, - сказал он, проходя по бархатной вечнозеленой траве. - Как видите, сплошной покров - ни плешин, ни тропинок, ни рытвин.
Джону досталась милостивая улыбка.
- Как дела с пленными, отец, много их? - внезапно спросил Перси.
Брэддок Вашингтон споткнулся и выругался.
- Одним меньше, чем надо, - сумрачно выговорил он и, помедлив, добавил: - Тут у нас были неприятности.
- Да, мать мне говорила, - воскликнул Перси. - Тот учитель-итальянец...
- Ужасное упущение, - гневно сказал Брэддок Вашингтон. - Конечно, вряд ли он от нас уйдет. Может быть, он заблудился в лесу или упал с обрыва. Пусть даже и спасся - будем надеяться, что никто ему не поверит. И все-таки я отправил за ним по окрестным городам человек двадцать.
- И что же?
- Да как сказать. Четырнадцать из них сообщили моему агенту, что прикончили человека, отвечающего описанию; они, правда, гонятся за наградой...
Перед ними была плотно зарешеченная впадина размером с большую карусель. Брэддок Вашингтон поманил Джона и указал тростью на решетку. Джон подошел и глянул вниз. Оттуда взметнулись выкрики.
- Давай к нам в преисподнюю!
- Алло, паренек, как там погодка наверху?
- Эй! Кидай веревку!
- Не захватил с собой вчерашнего пирожка или хоть сандвичей?
- Слышь, малый, столкни-ка нам сюда того типа, увидишь, что будет!
- Врежь ему разок за меня, а?
В глубине было темно, но, судя по немудрящему оптимизму и грубоватому задору, голоса принадлежали американцам из простых, не привыкших унывать. Мистер Вашингтон коснулся тростью незримой кнопки в траве, и внутренность ямы осветилась.
- Это те отважные путешественники, которые имели несчастье открыть Эльдорадо, - заметил он.
У ног их разверзлась пропасть, словно чаша с отвесными, остекленными краями; на слегка вогнутом дне ее стояли десятка два мужчин в полувоенных костюмах авиаторов. Запрокинутые лица - гневные, злобные, угрюмые, бесшабашно-насмешливые - обросли донельзя; некоторые пленники заметно исчахли, но большей частью вид у них был сытый и бодрый.
Брэддок Вашингтон придвинул плетеное кресло к самой решетке и уселся.
- Ну, как дела, ребята? - дружелюбно спросил он.
Ему отвечал дружный хор - смолчали только вконец отчаявшиеся, - и солнечное утро огласилось яростной руганью, которую, впрочем, Брэддок Вашингтон выслушал вполне невозмутимо. Когда все затихло, он снова поднял голос:
- Надумали, что мне с вами делать?
В ответ донеслось несколько выкриков.
- А, чем здесь плохо?
- Нам бы только наверх, а там сами дорогу найдем!
Брэддок Вашингтон подождал, пока они опять успокоятся. Потом он сказал:
- Я уже все вам объяснил. Вы мне здесь ни к чему. Лучше бы нам с вами никогда не встречаться. Всему виною ваше собственное любопытство, но я готов обсуждать с вами любой приемлемый для меня способ выйти из затруднения. Однако до тех пор, пока вы будете заниматься рытьем подземных ходов - да, я знаю про тот, который вы начали рыть, - мы с места не сдвинемся. Не так уж вам здесь плохо, как вы изображаете, и напрасно все это нытье о разлуке с близкими. Если бы вас так заботили ваши близкие, вы никогда не стали бы авиаторами.
Высокий пилот отделился от прочих и поднял руку, взывая к своему тюремщику.
- Позвольте вас спросить! - крикнул он. - Вот, по-вашему, вы человек справедливый?
- Какой вздор! С какой стати я буду к вам справедлив? Вы бы еще от кота потребовали справедливости к мышам.
При этом сухом замечании два десятка мышей понурились, но высокий все же продолжал.
- Ладно! - крикнул он. - Это уже было обговорено. Вы не жалостливый, вы не справедливый, но вы хоть человек, с этим-то вы не спорите - попробуйте, поставьте себя на наше место и подумайте, как это... как это... как это...
- Как это - что дальше? - холодно осведомился Вашингтон.
- Как это бессмысленно...
- Смотря для кого.
- Ну - как жестоко...
- Был уже об этом, разговор. Жестокость - пустое слово, когда дело идет о самозащите. Вы воевали и сами это знаете. Что-нибудь поновее.
- Ну хорошо, тогда как глупо...
- Пожалуй, глуповато, - признал Вашингтон. - Но что прикажете делать? Я предлагал всем желающим безболезненную смерть. Я предлагал похитить и доставить сюда ваших жен, невест, детей и матерей. Я согласен расширить ваше подземное помещение, согласен кормить и одевать вас до конца ваших дней. Если б можно было начисто лишить вас памяти, вы бы все у меня тут же были оперированы и переброшены подальше от моих владений. Больше я пока ничего не могу придумать.
- А может, поверите нам на слово, что мы болтать не станем? - выкрикнул кто-то.
- Если это предложение, то несерьезное, - пренебрежительно отозвался Вашингтон. - Я взял одного из вас наверх, учить мою дочь итальянскому. На прошлой неделе он сбежал.
Две дюжины глоток испустили восторженный вопль; началось буйное ликование. В припадке веселья узники приплясывали, хлопали в ладоши, дурашливо гоготали, тузили друг друга, а иные даже взбегали по отвесному стеклу и грохались задом об пол. Высокий затянул песню, и все подхватили:
Эх, повесим кайзера
На зеленой яблоньке.
Брэддок Вашингтон хладнокровно переждал, пока они допели.
- Вот видите, - сказал он, когда восторги поутихли, - я на вас ничуть не озлоблен. Мне приятно, что вы радуетесь. Поэтому я и недосказал. Этого - как его... Кричтикьелло? - подстрелили четырнадцать моих агентов.
Было неясно, что речь идет о четырнадцати мертвецах, и ликование тут же улеглось.
- Но так или иначе, - гневно повысил голос Вашингтон, - он попытался сбежать. И после этого вы думаете, что я рискну поверить кому-нибудь из вас?
- Предыдущая
- 12/84
- Следующая
