Таежный тупик - Песков Василий Михайлович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/42
• Следующая

– Я зна-аю, это серя-янки! – пропела Агафья, разглядывая коробок спичек с велосипедом на этикетке.

– А это что, знаешь?..

Велосипеда она не знала. Не видела она ни разу и колеса. В поселке геологов есть гусеничный трактор. Но как это ездить на колесе? Для Агафьи, с детства ходившей с посошком по горам, это было непостижимо.

– Греховный огонь, – касаясь содержимого коробка, сказал Карп Осипович. – И ненадежный. Наша-то штука лучше.

Мы с Николаем Устиновичем спорить не стали, вспомнив: во время войны «катюшами» называли не только реактивные установки, но и старое средство добывания огня: кресало, кремень, фитиль. Именно этим снарядом Лыковы добывали и добывают огонь. Только трубочки с фитилем у них нет. У них – трут! Гриб, из которого эта «искроприимная» масса готовится, потому и называют издревле трутовик. Но брызни искрами в гриб – не загорится. Агафья доверила нам технологию приготовления трута: «Гриб надо варить с утра до полночи в воде с золою, а потом высушить».

С сырьем для трута у Лыковых все в порядке. А вот кремень пришлось поискать. Горы – из камня, а кремень, что золото, редок. Все же нашли. С две головы кремешок! Запас стратегически важного материала лежит на виду у порога, от него откалывают по мере необходимости, по кусочку…

Но огонь – это не только тепло. Это и свет. Как освещалась избенка? Лучину я уже называл. Но все ли знают, что это всего лишь тонкая щепка длиною в руку до локтя. Предки наши пользовались сальными и восковыми свечками, недавно совсем – керосином. Но всюду в лесистых местах «электрической лампочкой» прошлого была древесная щепка – лучина. (Характерный корень у слова: луч – лучи солнца – лучина.) Сколько песен пропето, сколько сказок рассказано, сколько дел переделано вечерами возле лучины!

Лыковы были вполне довольны лучиной, ибо другого света не знали. Но кое-какую исследовательскую работу они все-таки провели: задались целью выяснить, какое дерево лучше всего для лучины подходит. Все испытали: ольху, осину, ивняк, сосну, пихту, лиственницу, кедр. Нашли, что лучше всего для лучины подходит береза. Ее и готовили впрок. А вечерами надо было щепку лишь правильно под нужным углом укрепить на светце – чтобы не гасла и чтобы не вспыхнула сразу вся.

В поселке геологов, увидев электрическую лампочку, Лыковы с интересом поочередно нажимали на выключатель, пытаясь, как двухлетние дети, уловить странную связь между светом и черной кнопкой. «Что измыслили! Аки солнце, глазам больно глядеть. А перстом прикоснулся – жжет пузырек!» – рассказывал Карп Осипович о первых посещениях семейством «мира», неожиданно к ним подступившего.

Ткань для одежды добывалась с величайшим трудом и усердием. Сеялась конопля. Созревшей она убиралась, сушилась, вымачивалась в ручье, мялась. Трепалась. Из кудели на прялке, представлявшей собой веретенце с маховичком, свивалась грубая конопляная нить. А потом уже дело доходило до ткачества. Станочек стоял в избе, стесняя жильцов по углам. Но это был агрегат, производивший продукцию жизненно необходимую, и к нему относились с почтением. Продольные нити… поперечная нить, бегущая следом за челноком слева направо, справа налево… Нитка к нитке… Много времени уходило, пока из стеблей конопли появлялось драгоценное рубище.

Из конопляной холстины шили летние платья, платки, чулки, рукавицы. Из нее же шили «лопати?нки» и для зимы: между подкладкой и внешней холстиной клали сухую траву – власяницу. «Мороз-то крепок, деревья рвет», – объясняла Агафья.

Берегли «лопати?нки»! Мы, пленники моды, часто бросаем в утиль еще вовсе крепкое платье, примеряя что-нибудь поновее, поживописней. «Лопати?нки» живописны были лишь от заплаток.

Легко понять, какою ценностью в этом мире была простая игла. Иголки, запасенные старшими Лыковыми на заимке, береглись как невозобновляемая драгоценность. В углу у окошка стоит берестяной ларец с подушечкой в нем для иголок. Сейчас подушечка напоминает ежа – так много в ней принесенных подарков. А многие годы существовал строжайший порядок: окончил шитье – иголку на место немедля! Уроненную однажды иглу искали, провевая на ветру мусор.

Для самой грубой работы младший из сыновей, Дмитрий, ухитрился «изладить» иглы из вилки, принесенной в числе другого «железа» с заимки.

Нитками для всякого вида шитья из холстины и бересты, а позже из кожи, были все те же конопляные нитки. Их ссучивали, натирали, если надо, пихтовой «серой», пропитывали дегтем, который умели делать из бересты. На рыболовные лески шла конопляная нитка. Из нее же вязались сети, вились веревочки, очень в хозяйстве необходимые.

Кто из наших читателей видел, как растет конопля? Ручаюсь, очень немногие. Я сам три года назад удивился, увидев в Калининской области на огороде делянку высокостеблистой, характерно пахнущей конопли. Зашел спросить: отчего не забыта? Оказалось, «посеяли малость – блох выводить». А было время – совсем недалекое! – коноплю непременно сеяли возле каждого дома. И в каждом доме была непременно прялка, был ткацкий стан. Коноплю, так же, как Лыковы, «брали», когда созревала, сушили, мочили, опять сушили, мяли, трепали… Из далекого теперь уже детства я помню вкус конопляного масла. Из холста – наследство мамы от бабушки, – лежавшего на дне семейного сундука, во время войны сшили нам с сестрой по одежке, окрасив холстину ольховой корой.

«Конопляное ткачество» Лыковых было для меня живой картинкой из прошлого каждого дома в русской деревне. Но если в деревне холст при нужде можно было и выменять или купить, то тут, в тайге, коноплю надо было обязательно сеять, бережно сохранять семена и прясть, ткать… Сейчас заниматься этим у Лыковых уже некому, да и незачем. Но коноплю, я слышал, наряду с картошкой и «кедрой» Карп Осипович упоминал благодарно в своей ежедневной беседе с богом.

Такого же уважения в здешнем быту заслужила береза. В молитвах Лыковых, наверное, места ей не нашлось – в тайге березы сколько угодно, недоглядел – березняк прорастает и в огороде. Но сколько всего давало это дерево человеку, судьбой заточенному в лес!

И прежде всего береза Лыковых обувала. (Липа в этих местах не растет, и плетенной из лыка обувки у Лыковых быть не могло.) Что-то вроде калош шили из бересты. Тяжеловата была обувка и грубовата. Набивали ее для создания ноге тепла и удобства все той же сушеной болотной травой. Служили калоши во всякое время года, хотя какая уж там обувка при толще снега в полтора метра!

Лишь когда Дмитрий подрос и научился ловить зверей, а старший, Сави?н, овладел умением выделки кож, стали Лыковы шить себе что-то вроде сапог. Геологов калоши из бересты почему-то поразили больше всего, и они растащили их все на память, оставляя взамен Лыковым сапоги, валенки и ботинки…

Но назначение главное бересты – посуда! Тут Лыковым изобретать было нечего. Их предки повсюду в лесах делали знаменитые туеса – посуду великолепную для всего: для сыпучих веществ, для соли, ягод, воды, творога, молока. И все не портится, не нагревается, не «тратится мышью». Посуда легка, красива, удобна. У Лыковых я насчитал четыре десятка берестяных изделий: туеса размером с бочонок и с майонезную банку, короба громадные, как баулы, и с кулачок Агафьи – класть всякую мелочь.

Берестяной у Лыковых рукомойник. Им подарили жестяной, наблюдая, как часто они «омывают персты», но Лыковы этот фабричный прибор запихнули под крышу и держат по-прежнему в хижине берестяной. В хозяйстве у Лыковых там и сям лежат заготовки – большие листы бересты, распаривай и делай из этого материала все, что угодно. Когда прохудилось единственное ведро и затыкание дырки тряпицей эффекта уже не давало, из ведерной жести Дмитрий сделал сносное решето для орехов, а железную дужку пристроил к ведерку из бересты. Оно до сих пор служит. Именно этим ведерком Агафья с отцом носили воду к лесному пожару.

Одна слабость у берестяной посуды – нельзя на огонь ее ставить. Воду согреть (и хорошо!) можно, опуская в посуду каленые камни. Но в печь туес не поставишь. И это было очень «узкое место» в посудном хозяйстве. С заимки Лыковы взяли несколько чугунков. Но чугунок хрупок, и к приходу геологов «вечная посуда» исчислялась двумя чугунками, сохранность которых защищалась молитвой. Сейчас Агафья вовсю гремит кружками, котелками и мисками из «чудного железа» – из алюминия. Но старый испытанный чугунок в убогом ее хозяйстве, как заслуженный ветеран, стоит на самом почетном месте. В нем варит Агафья ржаную кашу.

• Предыдущая
• 10/42
• Следующая