Война по понедельникам (сборник) - Первушин Антон Иванович - Страница 43
- Предыдущая
- 43/73
- Следующая
Антон посмотрел на картину справа и слева, отошел, но ничего особенного не высмотрел, поставил на плиту чайник и направился в ванную комнату. Наскоро принял душ, почистил зубы, с трудом выдавив на палец несколько грамм пасты из свернутого в трубочку тюбика. За это время вскипела вода. Антон сделал себе бутерброд и сел пить чай. Покончив с завтраком, снова постоял у окна. На улице было по-прежнему безлюдно.
«Чем бы заняться?» — размышлял Антон. Походил по комнатам. Телевизора у Кима не имелось, радио тоже. Тут Антон вспомнил о книгах. «Конечно же! Как же я сразу-то…»
>
На этом месте Автор вынужден прервать повествование. Дело в том, что за время своего пребывания в Пеллюсидаре Антон П., будучи знатным книголюбом, успел прочитать довольно много книг. Романы, повести, сборники рассказов. Даже стихи. И даже один пухлый труд по литературоведению. Но получилось так, что впечатления от самой Страны Чудес, от всего, что с Героем там приключилось, вытеснили впечатления от прочитанных им книг. Более-менее запомнилась ему одна вещь: роман под названием «В поисках обратной связи». Произошло это, видимо, по той причине, что умонастроения главных героев данного произведения соответствовало и где-то даже корреспондировалось с переживаниями нашего Главного Героя в Пеллюсидаре на момент прочтения.
Исходя из этого соображения, Автор с большой долей уверенности берется утверждать, что приводимые в Повести фрагменты романа расположены по действиям правильно, в соответствии с личной хронологией Антона П.
>
Антон устроился на кушетке в гостиной комнате, раскрыл книгу в яркой обложке, прочитал: «В поисках обратной связи. Роман». Под заголовком прочитал эпиграф: «Обратная связь — устройство для обратного воздействия колебательной системы на клапан, регулирующий поступление энергии в колебательную систему определенными порциями. Справочное руководство по физике».
…Для Валентина оставалось одно только слово в целом мире. Одно точное определение. Он цеплялся за это слово, как утопающий за соломинку. И чем более изменялся мир вокруг, чем более невероятные формы, расцветки, запахи он принимал, тем чаще и чаще Валентин повторял про себя и для себя это слово, тем глубже верил в правильность своей догадки.
Одно это слово объясняло для него все происходящее, оно одно спасало от сумасшествия.
«Декорация», — шептал он, готовясь ко сну.
«Декорация», — говорил он себе, отправляясь с товарищами на охоту.
«Декорация!» — кричал он сам себе по исполнении очередного приговора.
«Декорация. Декорация. Декорация!»
И сейчас это слово-определение было с ним, и сейчас он повторял его, как заклинание, упирая в плечо приклад автоматического карабина и глядя сверху вниз на дно ущелья, по которому пробирался механический уродец. Декорация!
— Подпустим ближе! — прозвучала команда.
Подобное чудовище они видели впервые. Нечто несуразное, дребезжащее, нелепо размахивающее подвижными членистыми лапами, время от времени взревывающее трубно, стреляющее без какой-либо системы пучками света по сторонам, громоздкое, ирреальное, невозможное, совершенно невозможное, бред упившегося до белой горячки инженера. Декорация.
— Еще ближе.
Рядом тяжело дышит Марат. Он лежит на земле в правильной позе стрелка, широко раскинув ноги, положив ствол своей умопомрачительной пушки на специально подобранный камень. Он целится. Марат — декорация? Декорация.
— Начали!
Выстрелы разорвали сгустившуюся тьму. Марата дернуло отдачей. И под механическим уродцем немедленно вспух, налился желтым и взорвался ослепительный шар. Членистые опоры подломились. Чудовище осело, кренясь на бок, ткнулось корпусом в дно расщелины.
Внезапно там, в издыхающей громадине, распахнулся люк, и наружу выпрыгнула человеческая фигурка в черном. За ней — еще одна. И еще. Маврин запустил ракету, и теперь этих троих было видно, как на ладони. Они открыли огонь из короткоствольных автоматов.
— Вот уроды, — сказал Марат.
— Декорация, — прошептал Валентин.
Он тоже начал стрелять. Прерывистые огненные цепочки схлестнулись на черных фигурках. Двое автоматчиков одновременно сорвались, упали с корпуса механического уродца вниз. Третий что-то кричал, потом нырнул обратно в люк.
— Вперед!
Все побежали.
Валентин поднялся, побежал, прихрамывая, вслед за Маратом к спуску в ущелье.
Ущелье было наполнено едким кислым дымом. Под брюхом уродца искрило; с механическим скрипом распрямилась одна из его многочисленных лап.
— Эй, выходите, свиньи! — закричал Маврин в проем люка. — Выходите! Иначе забросаем гранатами. Выходите, мать вашу!
— Не стреляйте. Сдаюсь.
В проеме люка появилась голова. Вылетел и упал, гремя, автомат, потом с поднятыми руками вылез его хозяин.
— Все, что ли?
— Больше никого нет.
Незнакомец с осторожностью, боясь оступиться, слез с корпуса машины на землю, выпрямился. Роман и Игорек подступили с двух сторон. Роман ловко, закинув автомат за спину, обыскал пленного, снял с него, расстегнув пряжку ремня, нож в ножнах, подтолкнул в спину. Потом Маврин самолично забрался на корпус механического уродца, заглянул не без опаски в люк, швырнул внутрь пару гранат — для верности. Внутри рвануло.
Затем Маврин обратился к народу:
— Все по местам! Ефремов, Мальцев, пленного — к Старику. Головой отвечаете.
Валентин сменил обойму на карабине. «Мальцев» — это к нему. Второго Мальцева здесь не было. И не будет. Вместе с Романом они повели пленного наверх, в городок.
— Как тебя зовут? — спросил Роман.
Конвоируемый, чуть обернувшись на ходу, посмотрел на него. Вблизи автоматчик не представлял из себя ничего устрашающего. Был он грязен, от него пахло. Еще его заметно трясло. Крупная нервная дрожь. На вопрос он ответил незамедлительно, не решился перечить:
— Жорой мама назвала.
— На кой хрен вы сюда приперлись?
— Рекогносцировка. Босс давно этой территорией интересуется.
— Босс? Что за «босс»?
— О-о, босс — это босс. Тут уж и сказать нечего, хер ему в задницу.
— За что ты так его не любишь?
— А за что его любить?
— Тебе-то, наверное, лучше знать?
— Сволочь он, — Жора сплюнул. — Хапуга. Как до Пришествия хапугой был, так и теперь хапугой заделался. Только теперь возможностей больше. Гарем завел… А мы для него — говно, пешки.
— Что же ты у него служишь? Сделал бы ноги.
— Издеваешься? Куда?! Босс кормит, босс поит, босс учит машинами управлять. Эти машины сейчас — сила! И сам босс — это сила. Вы-то, небось, от своих хозяев далеко не бегаете?
— У нас хозяев нет. У нас — демократия, — сказал Роман гордо.
— Так я и поверил, — Жора хмыкнул. — Теперь и слово такое забыли.
— Ну ты…— озлился немедленно Роман. — Трепись, да знай меру!
Жора после этого счел за лучшее промолчать, но всем своим видом показал: вот она ваша хваленая демократия, хер ей в задницу.
Они отконвоировали Жору до дома Старика. Роман постучался.
— Входите. Открыто.
Старик в расстегнутом кителе сидел за столом. Наташа хлопотала с самоваром. Старик спросил:
— Что у вас там случилось? Я слышал выстрелы. Докладывай, Роман.
— Очередного механического стрекозла поджарили, — отрапортовал Ефремов весело. — Взяли вот «языка».
— Очень хорошо, — Старик встал, глаза его заблестели. — Молодцы. Никто не пострадал?
— С нашей стороны без потерь. Чисто прошло.
— Молодцы. А вы присаживайтесь, молодой человек, — обратился Старик к пленному. — В ногах правды нет.
Жора сел, откинулся на спинку стула, вытянул ноги, трясущиеся руки завел за спину.
— Ты, Роман, свободен. Спасибо. А ты, Валентин, останься. Побудь, пожалуйста, за дверью. В случае чего я тебя позову.
— Слушаюсь.
Бок о бок с Романом Валентин покинул комнату, успев услышать, как Старик гонит Наташу:
- Предыдущая
- 43/73
- Следующая
