Злое колдовство - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 56
- Предыдущая
- 56/60
- Следующая
Незнакомец спускается по лестнице слишком уж величественно и медленно. Улиании надоедает его дожидаться, глупо стоя в центре пентакля. Она что-то шепчет себе под нос, легонько щелкает пальцами, и лестница приходит в движение, словно эскалатор в метро. Так величественный незнакомец спускается к ней буквально за какие-то полминуты и с разгона влетает в центр пентакля, шумя атласными одеждами. Выглядит это, конечно, невеличественно, и, видимо, это слегка сердит незнакомца.
– Ну ладно, – говорит он, слегка кивнув Улиании. – С тобой никогда не выйдет так, как положено. Шуточки все у тебя какие-то детские. Подростковые. Но уж когда начнется ритуал, будь любезна, без глупостей.
– Хорошо, колдун, – спокойно бросает ведьма. – Что ж мы медлим? Ритуал так ритуал.
Когда она произносит эти слова, вроде бы и свечи и факелы вспыхивают ярче. Нет, показалось…
Колдун занял место по левую руку от Улиании. Произнес обычное заклятие, вызывающее магические предметы. Тут же перед ними в пентакле материализовался стол из темного дерева. На столе в полагающемся порядке располагаются нож для темного колдовства, шкатулка с измельченными в порошок травами, маленькая жаровня, на которой уже тлеют угли, и конечно же чаша, в которой плещется нечто темное. Возможно, вино. А возможно, и кровь.
– Я взял на себя смелость до проведения ритуала подготовить все мелочи, – говорит колдун Улиании. – Труднее всего было найти кровь черного козла, но и с этим я справился.
Значит, в чаше все-таки кровь. Бедный черный козел.
– С твоего позволения, ведьма, – продолжает неуемный колдун в алых одеждах, – я начну ритуал. По старшинству, и, кроме того, я хорошо знаю традиционное начало вызывания. А потом уж придется потрудиться тебе.
– Хорошо, – говорит ведьма Улиания. – Вызывать так вызывать.
Хотя это такая глупость. Всего лишь сон.
Колдун (интересно, каково его Истинное Имя? Почему она его не помнит?) берет из шкатулки щепотку трав и бросает на жаровню. Травы тлеют, и вверх поднимается горький, отвратительный дым. Улиания чувствует дурноту, но подавляет ее усилием воли. Колдун принимается бормотать заклятия, которые звучат для нее как тарабарщина. Странно. Она никогда не использовала таких заклятий. Она даже не подозревала об их существовании.
Это какое-то… чужое колдовство.
Колдун бросает еще трав на жаровню. Дым валит сильней. В этом дыме не только горечь, но и какая-то приторность, а еще, еще этот дым пахнет жжеными костями…
Тоже черный козел?
Или не повезло кому-то еще?
Впрочем, это же сон.
Бормотание колдуна превращается в завывание. И тут ведьма Улиания видит, что, привлеченные запахом дыма, из стен выступили отвратительные существа, чудовища, уроды, проклятые воплощения нежити, и они окружили пентакль.
Они тянутся к стоящему в пентакле колдуну, но ничего не могут сделать. Улиания все понимает – дым и заунывный речитатив заклинаний вывел из преисподней этих демонов, но ритуал предназначен не им. Хорошо, что есть пентакль. Иначе эти демоны растерзали бы вызывателя.
А это неприятное зрелище даже во сне.
– Ашшабат! – восклицает колдун, и происходит моментальная смена декораций. Конечно, так бывает только во сне.
Теперь вокруг них другой зал, попроще и поплоше. Он напоминает цех какого-то завода. В высокие пыльные окна светит только что взошедшая полная луна. Ее свет ложится белыми квадратами и прямоугольниками на бетонный пол. Пахнет пылью, старыми тряпками и резиной.
Они – колдун и ведьма – перенеслись сюда вместе с начертанным пентаклем, который сейчас светится так, будто его сделали из вольфрамовых нитей. И стол с колдовскими артефактами на месте. Колдун вновь бросает щепотку трав на жаровню. Но теперь дым отчего-то пахнет ванилью и лаймом. А луна, круглая, огромная луна придвигается прямо к окнам и напоминает Улиании еще не пропеченный пирог…
– Пора, – говорит колдун. Он берет нож и по самую рукоять погружает нож в чашу с козлиной кровью. Убирает руки, нож так и остается стоять. А кровь начинает кипеть, словно чашу поставили на огонь.
Ведьма Улиания смотрит на все происходящее с возрастающим интересом. Забавный же ей снится сон! Но колдун (каково все-таки его Истинное Имя?) отрывает ее от пустых размышлений.
– Теперь пришел черед твоих заклинаний, Улиания, – говорит колдун. – Луна взошла в полной силе.
– Луна, – шепчет вслед за колдуном Улиания. – Луна.
Это словно производит на нее какое-то странное действие. Улиания чувствует, будто душа ее раскрывается, как распахиваются створки окна, впуская в комнату свежий воздух. Нет, она не чувствует ни боли, ни сожаления, ни страха. Наоборот, ее переполняет легкость, приятное покалывание в кончиках пальцев, словно сейчас с них сорвутся первые такты самой прекрасной в мире музыки. И если она не заиграет, то просто умрет.
Умрет прямо во сне.
Но где ей достать музыкальный инструмент?!
И луна подсказывает ответ.
Руки Улиании уже не пусты. В руках она держит небольшую арфу – старинную, из потрепанного временем дерева. Но вот лунный свет падает на корпус арфы, и музыкальный инструмент преображается. Он начинает сверкать, словно осколки хрусталя, мягко светиться, будто золотистая парча, пламенеть, как рассвет. И еще. У этой арфы появляются струны. Струны из лунных лучей.
– Да, – говорит колдун, и на его лице написана сумасшедшая радость, которой он даже не пытается скрыть. – Да. Это она. Наконец-то. Слава Соммузу.
Кто такой Соммуз?
Впрочем, Улиании сейчас это неважно.
Она хочет играть.
Играть на Лунной арфе.
И ее тонкие пальцы нежно проводят по струнам.
Первый звук прекрасен и нежен, как распускающийся цветок. Колдун, стоящий рядом с Улианией, почему-то отшатывается и бледнеет.
– Ничего, – шепчет он. – Это пройдет. Это скоро пройдет. Это только музыка.
– Это музыка моего сна, – говорит Улиания и продолжает играть.
Ее музыка упоительна, немного безумна и исполнена страсти. Улиании кажется, что едва она касается лунных струн кончиками пальцев, как в мире происходит нечто. Рождаются дети. Всходит пшеница. Ангелы спускаются к пастухам…
О эта музыка!
О, если б этот сон никогда не прекращался! Она готова стать сама музыкой, чтобы наполнять весь мир светом!
Отраженным светом луны…
И тут колдун толкает ее.
Она сбивается с ритма.
Арфа издает печальную и пронзительную ноту.
И от этого в помещении словно проносится шквал. Он выбивает все стекла и даже, кажется, кое-где рушит стены.
Но самое ужасное – музыка пропала!
Нет красоты, нет силы, нет блаженства!
И вместо этого приходит ярость. Улиании кажется, что сейчас арфа вспыхнет в ее руках – до того она разъярена. Она поворачивается к проклятому колдуну…
И получает звонкую пощечину!
– Ты забыла, что должна делать?! – кричит он на нее. – Ты забыла, о чем мы договаривались?! Знай свое место, тварь, и делай то, что тебе приказывают! Иначе я позову его.
Кого его?
Это звучит страшно.
Тем более во сне.
Она горько плачет, словно маленький ребенок. Никак не может удержаться. И от этого ей стыдно перед колдуном. Она понимает, что он никакой не друг ей, даже не приятель. Он хочет, чтобы она просто выполнила его волю.
Слезы капают на ее белый плащ.
– Ну не реви, не реви, – умиротворяющее говорит колдун. – Не распускай сопли, ты же ведьма. Сама виновата. Разозлила меня, вот я и не сдержался. Ну извини.
– Это была музыка! – сквозь слезы восклицает она, но слезы уже высыхают.
– Это была ерунда, не способная нам помочь. – В глазах колдуна по-прежнему не гаснет алый огонь. – Начни все сначала. Играй на Арфе так, как нужно.
– Разве это не мой сон? – спрашивает она колдуна. – Разве здесь я не могу делать всего, что захочу?
– Нет. Это наш общий сон. Играй. Играй, пока луна в силе.
«Луна в силе. Луна в силе…»
И она снова касается призрачных струн.
Теперь музыка звучит иначе. Она холодна, тревожна и пронзительна. Мелодия то вздымается, то опадает, подобно волнам штормового моря. А еще… Еще в эту мелодию откуда-то пришли голоса.
- Предыдущая
- 56/60
- Следующая
