Выйти замуж за дурака - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 36
- Предыдущая
- 36/76
- Следующая
– Хочу.
– Тогда выполняй мое третье желание.
– Слушаю.
– Альманах. Добудь мне его, где хочешь и как хочешь. Положишь вот здесь – пред моим троном, обещаю: все, о чем говорила, – выполню. И не делай такого лица, будто ты не знаешь о существовании этой книги.
– Зачем тебе это?
Аленка рассмеялась. Глаза ее вновь стали желто-багровыми.
– А читать я люблю, вот зачем! Все. Пошла прочь!
Меня словно вихрем вынесло из царских палат. В голове была полная сумятица мыслей, в душе все кипело от гнева, но поверх всего я ясно различала тихий отчаянный шепоток рыжей кошки Руфины:
«Давай с тобой условимся: никому ничего не говори про Альманах-книгу! Не знаешь про такую, и все тут!»
– Забавно. Теперь расклад карт выглядит так, что я хоть наизнанку должна вывернуться, а сей запретный фолиант раздобыть. Втайне от всех – раз. И вручить его озлобленной колдунье с парафренным синдромом – два. Последствия могут быть непредсказуемы.
Во всяком случае, когда я без Ивана вернулась домой, встретившая меня на пороге Василиса Прекрасная все поняла без слов. А когда двумя часами спустя у нас в тереме с санкции лжецарицы провели «профилактический обыск», все стало еще проще.
Мы – две Василисы – последнее препятствие на пути Аленки к абсолютной и грандиозной власти.
Мы – ее злейшие враги.
А с такими врагами положено считаться.
Чем дальше углублялся богатырский отряд в сумятицу столичных улиц, тем сильнее на физиономиях бравых витязей проступало гневное изумление.
– Что деется, что деется, – без конца повторял Денисий Салоед, а вестовой, коему дали взамен загнанного свежего крепкого конька, так и подпрыгивал в седле:
– А я вам говорил! А вы поначалу не верили!
– Ты вспомни, Ставр, – оглядываясь по сторонам, указывал перстом ошарашенный Микула Селянинович, – вон там стоял кабак отменный, «Подорожник-трава» назывался, а теперь на месте его что? Шалаш какой-то белый с вывеской непонятной. Эй, сударь дорогой, Фондей Соросович!..
– Я есть хэа. Здэсса йа.
– Фондей Соросович, будь так благотворителен, вели своему толмачу перевести для нас, темных, сию надпись.
– С удоволсствиэм. Хай, мистер Промт Дикшинари, транслейт плиз!
– Бене, меум патронус! – Толмач, то есть переводчик, принадлежащий иностранному витязю Фондею Соросовичу, знал невероятное количество языков. Но в просторечии предпочитал изъясняться на архаическом, но прекрасном тиберийском. Промт Дикшинари мельком взглянул на надпись и, поражая слух чудовищным акцентом, буквально перевел: – Здание, в котором не есть разрешено употреблять алкогольные напитки. Дикси.
– Дом трезвости, значит, – определил серьезный и многознающий, побывавший в разных странах и битвах крепкий витязь по имени Маздай Маздаевич. Воистину сие есть непотребство, вероломство и полный беспредел! Помню, в одном из своих походов на Пиратские Помираты наш отряд под предводительством сиятельного графа Сбренди тоже увидел подобные дома. По приказу графа их предали беспощадному разрушению…
– А спроси еще, Фондей Соросович, – прервал Микула Селянинович поток воспоминаний витязя Маздая, – на каковом языке сия надпись изложена?
Соросович еще раз пихнул в бок переводчика.
– На древнем самскрипе, – незамедлительно ответил тот. Лингва самскрипус публис эт плебсис вашнапупис эст. Самскрип – язык аристократов и плебеев местности Вашнапуп. Это есть весьма далеко отсюда…
– Ужо энто мы и так поняли, – пробасил, поправляя перевязь меча, Елпидифор Калинкин, – Наслышаны.
– Эх, мужики! – горестно воскликнул Микула Селянинович. Во что столица превратилась, вы только поглядите! Раньше, бывалоча, приедешь, к примеру, жалованье получать, тут тебе и все радости: хошь – катайся с Воробьиных горок, хошь – ходи картинки глядеть переезжими живописцами намалеванные…
– Аре лонга, вита брэвис! – к месту ввернул мистер Промт Дикшинари.
– Во-во! Вита была, самая что ни на есть дольче! И выпить есть где, и на веселые пляски девиц нестрогого поведения поглядеть! А теперь что?! Вот на энтом месте, я помню, ха-р-рошие карусели стояли! На качелях, бывало, раскачаешься с красотулечкой какой – аж дух захватывает!..
– Туда, сюда, обратно – тебе и мне приятно, – хихикнул, краснея, еще и не пробовавший катания на качелях юный Арефий. Ему опять дали щелбана. Но не больно, в профилактических целях.
Когда же богатырский отряд выехал на Красную площадь аккурат перед царскими хоромами, лица у витязей запасмурнели окончательно.
– Кощунство, – тихо проговорил Ставр Годинович.
– Паскудство, – крепче выразился Елпидифор Калинкин.
– Нарушенийе мьеждународная конвьенция об охране памьятников культура! Надо сообчать в Гаагский суд! – нахмурил брови Фондей Соросович.
– Гаагский суд далече, а наш, богатырский, – тут как тут! – рявкнул Никандр Кутежский и взмахнул булавой. А ну, поскачем, витязи любезные, выкурим из терема царского самозванку да ее полюбовника вашнапупского!..
И с громким гиканьем да молодецким посвистом ринулся богатырский отряд на приступ, полагая, что победу возьмет напором да храбростью. Но не тут-то было.
Меж мчащимся отрядом и царскими палатами словно по волшебству выросла стена из плотно стоящих, ощетинившихся серебристыми тонкими копьями (больше похожими на длинные иглы), смуглокожих, одинаковых лицом воинов в белых одеждах.
– Расступись! Поберегись! Пропустить нас к царским палатам немедля! – завертел мечом над головой бесстрашный витязь Маздай Маздаевич, рассчитывая, на положительное воздействие психологического фактора.
Но в ответ на его маневр смуглокожие лишь плотней сомкнули ряды и перехватили копья.
– Ах так! – вскинулся Никандр Кутежский. Ну, пеняйте на себя, убогие!
– Не добром – так топором! – добавил Денисий Салоед и действительно вытащил из-за пояса свой жуткий даже на вид боевой топор.
– Мэй би, все ешче рьешат пьереговоры? – Фондей Соросович и тут попытался проявить дорогую его западному сознанию толерантность. Мистер Промт Дикшинари, скашите этьим людьям, что мы есть явиться фор конструктивный диалог с этничьеской тьеррорьисткой леди Эллен и ее интернейшнл бойфренд!
– Ашурам вашурам пшлибывы шивабахариши, ом! – кивнув патрону, заговорил на самскрипе безотказный Промт Дикшинари.
На смуглокожих его слова не произвели ни малейшего впечатления. Их копья все так же серебрились на солнце.
– Не дошло до них видать, – Денисий Салоед задумчиво погладил рукоять боевого топора. Придется использовать эти… альтернативные методы.
– Этто называеттся «агрессивные пьереговоры»! – неизвестно для кого пояснил Фондей Соросович, задвинул в тыл своего переводчика и принялся раскручивать над головой моргенштерн.
– В атаку! – проревел Микула Селянинович, и богатырский отряд ринулся на недрогнувших бойцов в белых одеждах.
За ходом сражения на Красной площади наблюдали не только сбежавшиеся на шум простые жители Кутежа. Отогнув уголок занавески, узурпаторша Аленка с мечтательной улыбкой созерцала побоище.
– Как думаешь, махатмушка, – отвернувшись от окна, обратилась она к раскинувшемуся в нирване кармическому супругу, – нам этих дураков на колья посажать али коноплю сеять заставить, когда наши славные ребята их в плен заберут?
– Кумарис, – равнодушно бросил махатма. Аленка рассмеялась смехом заработавшей гильотины:
– Какой же ты у меня премудрый, махатмушка! Как все верно рассудил! Направим мы пленников в лечебно-трудовое обиталище, сделаем из них рабов послушных и просветленных…
Аленка присела у ложа, на котором томно лежал абсолютно нагой вашнапупский учитель, и поднесла к вспухшим от тайных страстей губам мундштук кальяна. Она курила до тех пор, пока в ее глазах не появилось нечеловеческое стеклянное свечение, а в ушах не зазвучала особенная музыка.
– Иду к тебе, махатмушка мой, – страстно и медленно прошептала узурпаторша, откладывая мундштук. Дернула за шнурок, стягивавший у горла ее холщовую хламиду, и потянулась – томная, обнаженная, изголодавшаяся по страсти…
- Предыдущая
- 36/76
- Следующая
