Выйти замуж за дурака - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 33
- Предыдущая
- 33/76
- Следующая
– Он пойдет, – убежденно сказал Елпидифор Калинкин. Он за наше царство душой болеет..
– Тогда надо попросить его, чтоб он своего толмача с собой прихватил. Для пущей важности. Хоть переговоров мы вести не собираемся…
Назавтра ранним утром богатырский отряд, возглавляемый Микулой Селяниновичем, выступил, топча заросшую сурепкой дорогу, по направлению ко граду Кутежу. Грозно сверкали спешно начищенные за ночь доспехи, бряцали мечи, развевались флажки на древках копий… В Теплом Стане остался только меркантильный Устин, коего словом богатырской чести обязали перемыть всю посуду да вычистить отхожие места. Как показали дальнейшие события, Устин Дальняя Делянка слова, своего не сдержал…
Когда богатыри, отмахав положенное им до Кутежа расстояние, притормозили у заставы, там ждал народных заступников первый курьез.
– Погланисьная слузба! – представился донельзя смуглый мужичонка, опуская перед богатырской кавалькадой хлипкую палку, раскрашенную в черно-белую полоску.
– Чего? – Микула поднял к уху руку в металлической полуведерной перчатке. Ты, мил человек, ежли подаяния просишь, так палкой честным людям в нос не тычь!
– Погранисьная слузба! – еще громче завопил мужичонка.
Никандр Кутежский спешился и подошел к нему – разглядеть поближе.
– Че те надо, убогий? – предельно милостиво спросил он.
– Пьедьявите васи документы и лазлесение на плоезд в столису! – потребовал смуглый стражник.
– Не понял… – протянул было Никандр и отпихнул мужика в сторону, но тут случилось неожиданное.
Из ближнего лесочка вылетела пара здоровенных уродливых птиц, про которых рассказывал богатырям вестовой, и принялась прицельно обстреливать отряд белесовато-желтым жидким пометом.
– Паскуды! – завопил Елпидифор Калинкин, первым получивший по шлему, и выхватил меч. На ошметочки порубаю!
Тут схватились за мечи и остальные. Потому что мужичонка свистнул, и вслед за птицами из лесу появились смуглокожие вертлявые воины с длинными блестящими палками вроде копий.
– Да их тут сотни три! – вскрикнул юный Арефий, уже представляя свою героическую гибель и мраморный памятник в полный рост на месте, кончины.
– Не боись, сосунок! – пристыдил его Денисий Салоед. Хоть их и больше, да зато мы толще!
Баталия у пограничной заставы длилась около сорока минут и закончилась полной победой богатырей. Поганых птиц перебили всех до единой, смуглокожим повезло больше: почуяв, чем дело пахнет, они дунули в лес, а богатыри поленились их преследовать. Тем более что предстояло решить насущную проблему: найти ближайший пруд либо озеро, где можно было бы отчиститься от птичьего помета. Не скакать же в столицу такими обгаженными!..
Благо небольшое озерцо нашлось неподалеку от заставы. Там пока и остановились богатыри, не подозревая, что весть об их приближении уже мчится в многострадальный град Кутеж с хорошей упреждающей скоростью…
Закончится когда-нибудь тоска.
Засеребрится острой крыши скат,
И будут победителей искать,
И знамени тугой взметнется бархат…
Наступит время для поэм и од,
Восстанут вновь Гомер и Гесиод.
И уцелевший на войне народ
Заученно и вымученно ахнет.
И всех скорбящих ждет когда-нибудь
Возможность отскорбеть и отдохнуть:
И их тяжелый, бесконечный путь
На самом деле вычислен и смерен,
И вот снята последняя печать,
И можно петь, а лучше промолчать.
Закончится когда-нибудь печаль
Не потому, что радость ее сменит.
– Стихи нам не помогут, тезка, – после долгого молчания подала голос Василиса Прекрасная.
Она стояла спиной ко мне и смотрела в окно на глухую кутежскую ночь. В комнатке тоже было сумрачно: две оплывающие свечки освещали только мою собеседницу и милосердно прятали от глаз весь тот разгром, который днем учинили в нашем тереме присланные от Аленки головорезы. Если вспоминать о том, как все было, – новых слез не миновать. Поэтому я и взялась отчего-то читать стихи. Не свои. Их писала одна из обучавшихся у меня студенток, странная, нелюдимая девочка, после университета распределившаяся в какой-то заштатный подмосковный архив. Где теперь та девочка с ее архивом, где Москва, где мой университет?.. Это не важно. Это из другой жизни. Возможно, той, которая мне приснилась. Или была всего-навсего виртуальной обучающей программой…
– Знаешь, Василиса, когда я оказалась здесь, в смысле в Тридевятом царстве, я поначалу думала, что все это – мой дурной сон.
– Почему дурной? – сразу перебивает Василиса Прекрасная и отворачивается от окна. Даже при столь неярком освещении заметно, как опухли от слез ее дивные глаза.
– Ну, не дурной, забавный… И что он скоро кончится. Как фольклорный праздник. И я отправлюсь после этого праздника к себе домой, в унылую тишину четырех стен, в ежедневную тоску о том, что жизнь проходит, не замечая тебя… И самым острым ощущением будут споры в собесе по поводу перечисления пенсии. Или радость на полчаса оттого, что какой-нибудь старик в парке на скамейке скользнул оценивающим взглядом по моим увядающим прелестям… Мне тридцать один год, а я уже привыкла жить так, словно мне за пятьдесят. Глупо, правда? И вдруг – сказка, Иван с этими его леденцами дурацкими, от которого я ожидала чего угодно, но только не того, что влюблюсь в него.
– Все-таки влюбилась. В голосе Василисы Прекрасной послышались нотки удовлетворения. Впервые за весь этот день.
– Да. И я теперь не знаю, как мне быть и что делать. Но только одно мне понятно наверняка: Тридевятое царство – это мой шанс.
– Что?
– Шанс. Возможность. Единственная, фантастическая возможность переиграть свою жизнь по совершенно другому сценарию. Ты скажешь (хотя тезка молчала) – это все равно что примерять чужую одежду? Но, во-первых, кто сказал, что эта «одежда» мне не пойдет? А во-вторых, кто знает, что она – не моя?.. От чудес отказываться просто неприлично. Тем более в моем возрасте. В тридцать лет сказок хочется даже больше, чем в двенадцать. Тем более что у каждого человека в конце концов есть право на свою, личную, единственную и неповторимую сказку. А право надо отстаивать. И я готова надеть кольчугу и взять в руки меч, лишь бы эта сказка оставалась сказкой. Такой, какой я ее полюбила и в какой стала жить по-настоящему. И я не позволю, чтобы сказка превратилась в кошмар. С этими словами я зажгла еще пару свечей и принялась наводить порядок в разгромленной комнате.
Василиса Прекрасная только смотрела, как я переворачиваю лавки в исходное для них положение, засовываю обратно в сундуки и комоды безжалостно вытряхнутую на пол одежду, вооружась веником, сметаю в одну хрустящее-звенящую кучу, всю нашу битую керамику…
– Зря ты, – только и сказала она отрешенно. Девицы бы прибрали.
– Сама справлюсь. Неужели ты не понимаешь, Василиса, что работа для меня сейчас – единственная возможность хоть как-то заставить себя не реветь!
– Да, ты права. От слез пользы нет. Что дальше делать думаешь?
Я отшвырнула веник:
– Для начала поговорю с… ней. Как женщина с женщиной. Она зря надеется, что совершенное ею меня сломает. Василиса, я, знаешь ли, не училась спасению царств, и помочь мне советом в плане стратегии и тактики особо некому. Ничего. Главное – начать, а уж конец-то в сказке обязательно будет благополучным. Во всяком случае, на это нужно надеяться.
– Погубит она тебя. Видишь, какую власть взяла, уже в нашем тереме беспредельничает. Сама погибнешь и мужей наших не спасешь.
– Василиса, ты прекрасно знаешь, что твоему царевичу в подвале ничего особо не грозит. Тем более что в свете происходящих событий у него подобралась прекрасная компания.
– Легко тебе говорить…
– Да, – согласилась я и почему-то принялась выкручивать щипцы для колки сахара, – Мне легче всего. Потому что я даже не знаю, в каком сейчас… состоянии пребывает мой Иван. Ты уже слышала мой рассказ о том, как это было. По силам тебе преодолеть Аленкино колдовство?
- Предыдущая
- 33/76
- Следующая
