Все ведьмы делают это! - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 44
- Предыдущая
- 44/70
- Следующая
— Но почему?!
— Как я посмотрю в глаза вашей жене? Нет. Все что угодно, но только не это...
Авдей отступал перед такой твердостью. Иногда японка представлялась ему изысканно-недоступной и холодной, как вода из горного родника. О Вике он никогда не думал подобным образом. Вика была огненной женщиной. Во всех смыслах.
Раздираемый между страстью и долгом, Авдей и не заметил, как читающая общественность принялась вовсю трубить о десятилетии его литературной деятельности. Он вспомнил о том, что является не просто писателем, но еще и почетным членом элитарных ПЕН-клубов, председателем жюри ежегодной литературной премии «Сателлит», присуждаемой молодым авторам. Вспомнил потому, что ему принялись звонить из всех этих организаций и учреждений, выясняя, каким образом писатель Белинский, краса и гордость российской фэнтези, собирается отметить столь значимую дату. Авдей растерялся: ему сейчас только помпезных торжеств и не хватало, особенно если учесть, что дома дети смотрят на папу как на врага всех покемонов, а теща недвусмысленно намекает на то, что она в гувернантки не нанималась...
Так что все вопросы, связанные с юбилеем, Авдей сбросил на своего промоутера, поставив только два условия: чтобы все было скромно и тихо. И не более ста приглашенных.
За день до торжества Авдей позвонил Инари.
— Удобно ли будет, если я приду, — засомневалась японка.
— Если ты не придешь, я оставлю всю эту братву пьянствовать и есть икру, а сам приеду к тебе, — грозно пообещал Авдей, и Инари согласилась присутствовать на вечере.
(Если быть предельно откровенными, то детям и теще Авдей о вечере в свою честь даже не заикнулся).
Мероприятие прошло благопристойно и чинно. Было много речей (официально-хвалебных и хвалебных с юморком), актеры любительского театра-студии при Союзе писателей России, неловко махая мечами, изобразили батальную сцену из авдеевского романа, потом Белинскому вручили очередную премию, причем очень оригинальную: яшмовую фигурку крысы, сидящей на друзе горного хрусталя. Лицо женщины, вручавшей статуэтку, было полускрыто вуалью.
— Какую организацию вы представляете? — негромко спросил Авдей, принимая премию.
— Те, кто придет, — загадочно ответила женщина, и непонятно было: то ли это название организации, то ли еще какая чертовщина.
После всех поздравлений Авдей, чувствуя себя немыслимо усталым, выдавил из себя благодарственную речь. И начался банкет. Авдей усадил Инари рядом с собой, избегая отвечать на вопросы типа: «Авдей Игоревич, а где ваша супруга?»
— Инари, нам надо бежать отсюда, — прошептал Авдей японке.
— Почему? Ведь эти люди собрались здесь ради вас.
— Я думаю, моего отсутствия уже не заметят.... И действительно, банкет находился уже в том градусе, при котором отсутствие виновника торжества воспринималось как нечто само собой разумеющееся.
— Инари, пожалуйста, поедем к тебе, — принялся упрашивать Авдей, едва они сели в такси. — Уверяю, я сейчас абсолютно безопасен и годен лишь на то, чтобы пить анальгин с нарзаном. Я у тебя просто посижу в тишине, остыну от всей этой болтовни...
— Хорошо.
Машина тронулась, Инари внимательно поглядела на Авдея.
— У вас болит голова? — внезапно спросила она.
— Что голова, она кость! Такое впечатление, что у меня болит все до последней нитки в носках.
— Это странно, — в глазах японки появилась какая-то нечеловеческая глубина. — Такое бывает, если навести на человека порчу или дать ему заклятый предмет.
— Чепуха, — поморщился Авдей. — Да и не давали мне ничего... Стоп! Яшмовая крыса!
Он раскрыл свой дипломат, где лежала статуэтка, и скорчился от новой волны боли.
— Перепил мужик... — сочувственно покачал головой водитель.
Инари во все глаза глядела на крысу.
— О милостивый Амиду, — прошептала она помертвелыми губами. — Неужели они теперь и здесь?!
Не обращая внимания на вопросы Авдея, она положила дипломат к себе на колени и уставилась на статуэтку долгим немигающим взглядом. Глаза ее при этом стали переливчато-золотыми, как бумага для упаковки подарков. Под взглядом Инари фигурка претерпела разительные перемены: вместо яшмы и хрусталя в дипломате Авдея теперь лежала полуразложившаяся, кишащая червями вонючая крыса, зажавшая в лапках остатки тряпки, в которой Авдей опознал свой давно выброшенный на помойку галстук.
— Аудэу, вам дорог этот чемодан?
— Нет.
— В таком случае откройте окно.
Инари захлопнула дипломат и, едва они въехали на мост, швырнула его в Яузу.
— Боже, Инари, да ведь теперь вода будет отравлена...
— Нет. Неужели вы не поняли — это было заклятье на вашу, исключительно вашу гибель. Какой ужас! Давно не было ничего подобного...
— Объясните же мне...
— Вас хотели уничтожить при помощи черного колдовства. У нас в Японии этим занимаются тэнгу — злые духи, оборотни, полулюди-полудемоны. Они подчиняют себе лисиц, барсуков и крыс и с их помощью творят злодеяния. Не думала, что встречу такое в России...
В квартире Инари Авдею стало легче.
— Я приготовлю для вас целебный чай, а покуда греется вода, сделаю вам шиацу.
— Это не больно? — пошутил Авдей. Инари мягко улыбнулась:
— Это традиционный массаж. Он помогает снять усталость и боль.
Чуткие пальцы Инари творили просто чудеса. Авдей ожил настолько, что принялся целовать ладони прекрасной японки.
— Перестаньте, Аудэу, вы же обещали...
— Перестать — это выше моих сил.
— У меня выкипит вода для чая. Не троньте платья. Мне надобно на кухню.
— Так что ж ты не идешь?
Инари вздохнула:
— Ах, Аудэу... В моей душе совесть сражается с желанием, и я не знаю, кого мне хочется назвать победителем...
Авдей привлек к себе женщину, чье лицо отправило бы в путь тысячи искусственных спутников Земли, и прошептал:
— Пусть все сражения подождут до завтра...
Пьяный от счастья, окрыленный любовью и полный восторга от недавнего обладания дивной женщиной, Авдей вернулся к суровой реальности, то есть вернулся домой где-то около полуночи. Для любопытствующей тещи (если та еще не спит) у него была заготовлена правдоподобная ложь о том, как долго длился банкет, а потом одному упившемуся драматургу пришлось вызывать бригаду «скорой помощи»... Но едва Авдей открыл дверь, как почувствовал, что в квартире что-то неладно.
Воздух был словно стеклянный, неподвижный и почему-то намекающий на близкое присутствие гипотетического склепа. Ни в одной комнате, кроме гостиной с кораблями, не горел свет. Да и за дверями гостиной свет был какой-то странный: дрожащий, неверный, словно горели свечи, которых Вика в доме старалась принципиально не держать.
Из гостиной доносился негромкий говор. Маша и Даша что-то увлеченно рассказывали, но голоса их звучали, словно во сне — стеклянно и неестественно. А потом зазвучал другой голос, и от этого счастливую беспечность Авдея мгновенно смыло холодной волной ужаса, как прорвавшаяся сквозь плотину река сносит детский бумажный кораблик.
Авдей, стараясь не дышать и уж тем более не топать ногами, скользнул по стене и замер у полуоткрытой двери гостиной так, чтобы оставаться незамеченным для тех, кто там сидит, и при этом услышать, о чем идет разговор.
— Вы правду говорите, что наша мама ведьма? А откуда вы это знаете?
— Дяденька, если бы наша мама была ведьмой, она бы делала пальцами вот так — щелк — и у нас была бы куча игрушек и живая лошадка, и Ромка Федин не насовал бы мне песку за шиворот...
— Дяденька, а ведьмы — злые?! Но ведь наша мама не злая...
— Милые дети, — заговорил полночный гость, и Авдей опять похолодел. — То, что я вам сказал, — истинная правда. Ваша мама — ведьма, но вы не должны ее бояться или стыдиться ее призвания. Ведь ваша мама умеет такое, что не способны сделать лучшие маги мира.
— Почему же она от нас это скрывала?! — Марья, как всегда, сурова и прагматична.
— Потому, что среди ведьм принято сообщать такие сведения своим деткам лишь тогда, когда те достигнут совершеннолетия. Но в случае с вашей мамой обстоятельства изменились. Видите ли... Ваша мама сейчас...
- Предыдущая
- 44/70
- Следующая
