Рандеву с «Варягом» - Михайловский Александр Борисович - Страница 47
- Предыдущая
- 47/76
- Следующая
— Вы почти угадали, — сказал я ему, — действительно, родился и вырос я в Санкт-Петербурге, на Кирочной улице, знаете, это недалеко от Таврического сада и Академии Генерального штаба. А потом жизнь бросала меня из одного конца света в другой. Оттуда и словечки новые, на русские не всегда похожие.
Мы еще пригубили коньяка. Посчитав, что вступительная часть прошла благополучно, Познанский приготовился задать мне очередной вопрос. Но я остановил его жестом, сказав:
— Михаил Игнатьевич, давайте с вами сразу договоримся. Я о вас знаю почти все, вы обо мне — почти ничего. Кто мы такие и что мы собой представляем — есть величайшая тайна Российского государства. Вы сами видели — с чьего ведома и по чьему поручению организована эта экспедиция. Если по прибытии в Питер государь решит, что вы и дальше будете работать с нами, тогда мы раскроем перед вами весь расклад. Но никак иначе, ибо даже моя начальница — полковник Антонова — здесь не властна. А пока давайте будем пить этот чудесный коньяк, слушать стук колес и любоваться чудесными видами Квантуна.
Услышав от меня такое, Познанский слегка опешил, но быстро справился со своей растерянностью, переведя все в шутку. Буркнув себе под нос: «Я так и знал», — он набулькал еще по стопке коньяку и, шутливо погрозив мне пальцем, пригубил немного «Шустовского».
— Ох, и интересный вы человек, Александр Васильевич! — сказал он мне. — Все вы знаете, везде побывали… А что вам на самом деле обо мне известно?
«Ах, ты так!» — Я посмотрел на улыбающуюся простецкую рожу жандарма, и мне вдруг захотелось поставить его на место. Озорство, наверное? Седина в бороду, и бес — сами понимаете, куда. Прокашлявшись и закатив глаза к потолку вагона, я начал замогильным голосом:
— Познанский Михаил Игнатьевич… Происхождение вашей семьи из дворян Полтавской губернии. Родились вы в 1871 году в Нижнем Новгороде, окончили там же Аракчеевский кадетский корпус, а потом продолжили обучение в Константиновском артиллерийском училище, откуда вышли с чином подпоручика. Потом была служба в 40-м пехотном Колыванском полку. В 1901 году вы перешли на службу в Корпус жандармов. По всей видимости, вы решили пойти по стопам своего батюшки, который в Нижнем был начальником губернского жандармского управления. В декабре 1902 года вы получили чин ротмистра…
Опустив глаза, я посмотрел на Познанского… Он сидел с окаменевшим напряженным лицом, от простецкого и беспечного вида не осталось и следа… Поняв, что дальше его дожимать не стоит, я налил и ему и себе по стопке коньяка. Схватив ее со стола, Михаил Игнатьевич одним махом выпил, после чего нехорошо посмотрел на меня.
— Милостивый государь, я не знаю, кто вы и откуда прибыли, но могу только сказать, что вы очень опасны, и я пренепременно доложу об этом своему начальству, — сказал он мне звенящим от напряжения голосом.
— Докладывайте, — ответил я ему, — прямо господину фон Плеве, Вячеславу Константиновичу. Он ведь ваш наиглавнейший начальник? Или, может быть, государю императору Николаю Александровичу… К нему мы и едем, кстати, я уже вам об этом говорил. Да полноте вам, голубчик, не надо на меня сердиться, я опасен лишь врагам Российской империи. Для ее же друзей я не представляю абсолютно никакой угрозы. Скорее, наоборот, мои знания и мой опыт я направлю на укрепление ее безопасности. Я готов оказать посильную помощь вашим коллегам, Михаил Игнатьевич. Они будут проинформированы в полном объеме о врагах внутренних и внешних, угрожающих спокойствию империи.
После этих слов ротмистр Познанский немного успокоился, но пить коньяк больше не стал. Он долго и задумчиво смотрел на меня, словно пытаясь понять, что я за человек и что еще знаю о нем и его работе.
Я решил зайти к нему с другой стороны:
— Михаил Игнатьевич, расскажите мне о том, что сейчас происходит в Маньчжурии, какие опасности могут нам угрожать во время следования. Видите, моя проницательность весьма ограничена, и некоторые вещи вы знаете намного лучше меня.
Познанский снова почувствовал себя уверенно и начал, сначала неохотно, а потом все более и более откровенно, рассказывать о том, что творится в полосе отчуждения КВЖД. А творилось там такое, что сразу мне напомнило времена легендарного Нестора Ивановича Махно или генерала Джохара Дудаева периода «парада суверенитетов». Словом, самый настоящий Дикий Запад. Только вместо ковбоев на горячих мустангах, в местности, прилегающей к железной дороге, орудовали хунхузы на низкорослых, но выносливых маньчжурских лошадках. Несмотря на различие в цвете кожи и внешности, бандиты были едины в одном — они одинаково легко убивали всех, кто попадался на их пути. Жизнь человеческая у этих отморозков не стоила и гроша.
Ротмистр Познанский сам лично участвовал в ликвидации нескольких шаек хунхузов. Он успел изучить их повадки, знал места, в которых наиболее часто происходили налеты на проходившие поезда. Словом, в качестве специалиста по борьбе с «романтиками с большой дороги» он был просто на вес золота. Послушав его еще немного, я встал.
— Ну-с, Михаил Игнатьевич, а не пройти ли нам с вами в штабной вагон к господам майору Османову, поручику Бесоеву и прапорщику Морозову. Вы же не откажетесь поделиться с ними вашим богатым опытом в местных делах? Чует мое сердце — хунхузы нам о себе еще напомнят.
— Отчего же не пройти, пройдемте, — охотно согласился жандарм, поднявшись с обитого синим атласом сиденья и надевая фуражку. — Заодно вы представите мне своих коллег. А предчувствия, уважаемый Александр Васильевич, надо уважать. Они в нашем деле дорогого стоят. Британская и японская разведки, наверное, места себе не находит, прикидывая, как бы помешать вашей секретной миссии. А хунхузы — их первые помощники, это нам тоже давно известно…
ТОГДА ЖЕ.
СПЕЦПОЕЗД ПОРТ-АРТУР — САНКТ-ПЕТЕРБУРГ.
ЮЖНОМАНЬЧЖУРСКАЯ ВЕТКА КВЖД.
Капитан Александр Васильевич Тамбовцев.
Вместе с ротмистром Познанским мы вышли из купе и направились в штабной вагон. Идти пришлось через несколько гремящих и лязгающих, открытых вагонных площадок. Дело в том, что привычные нам межвагонные тамбуры еще не были изобретены, и, переходя из вагона в вагон, мы оказывались открытыми всем ветрам. При этом мы испытали все три удовольствия — пылища, вонища, дымища. Сначала у меня была мысль предупредить майора, чтобы он убрал с видных мест все лишние предметики из XXI века, но потом я подумал, что раз в штабе сейчас находится прапорщик Морозов, посвященный еще меньше Познанского, то все должно быть в порядке. В итоге так оно и оказалось — обстановка в штабном вагоне вполне была аутентичная эпохе.
В штабном вагоне, переделанном из обычного пассажирского путем снятия купейных перегородок, нас уже ждали «три богатыря» — Османов, Бесоев и Морозов. С ними ротмистр был уже шапочно знаком — во время погрузки в спецпоезд на станции Талиенван. Но теперь я их представил их друг другу по полной программе, по имени, отчеству и со всеми титулами и званиями. Как я понял, самое большое впечатление на Познанского произвел майор Османов. И немудрено — уж очень импозантно выглядел Мехмед Ибрагимович. Высокий, стройный, с горячими карими глазами, с черными как смоль бровями и усами. Ну прямо вылитый мачо из бразильского сериала! Будь ротмистр женщиной, он при виде майора растаял бы на месте, словно эскимо на пляже.
В свою очередь, мои коллеги с большим интересом смотрели на Познанского. Еще бы — настоящий живой жандарм! «Душитель и гонитель» в одном флаконе, так сказать, крупным планом! Впрочем, Михаил Игнатьевич меньше всего был похож на «цепного пса самодержавия». Простоватый и улыбчивый мужчина, щедрый на шутки и комплименты. Какой тут, в задницу, «душитель и гонитель»!
Закончив знакомство и обмен комплиментами, мы присели к большому столу, стоявшему в центре вагона, и все вместе начали думу думать — как нам без приключений, стрельбы и прочей пиротехники благополучно добраться до Санкт-Петербурга.
- Предыдущая
- 47/76
- Следующая
