Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга I - Гелб Джефф - Страница 3
- Предыдущая
- 3/74
- Следующая
А какие субботние обеды устраивали в этом высоком доме!
А здесь, здесь, ты помнишь? Здесь живет Ким. Этот желтый свет за домом падает из окна ее комнаты.
Ты распахиваешь калитку и ускоряешь шаг.
Подходишь к ее окну и чувствуешь, как твое дыхание ложится на холодное стекло. Затем дымка тает и проступают очертания ее комнаты. На небольшой мягкой кровати разбросаны вещи, вишневый паркет натерт воском до блеска, и коврики на нем похожи на спящих лохматых псов.
Она входит в комнату. У нее усталый вид, но она садится и начинает расчесывать волосы.
Затаив дыхание, ты прикладываешь ухо к холодному стеклу, и до тебя, словно из морских глубин, доносится ее пение — еле слышно, как будто слова затихают, прежде чем их произнесли.
Ты негромко стучишь в окно.
Она продолжает осторожно расчесывать волосы.
Ты снова нетерпеливо стучишь.
На этот раз она откладывает гребень, встает и подходит к окну. Поначалу она ничего не видит — ты стоишь в тени. Затем она приглядывается получше. И видит смутную фигуру за гранью светлого пятна.
— Ким! — не выдерживаешь ты. — Ким, это я!
Ты приближаешься к свету. Ее лицо бледнеет. Она не вскрикивает, только широко распахивает глаза и приоткрывает рот, словно рядом с ней вдруг ударил жуткий разряд молнии. Она немного отодвигается.
— Ким! — кричишь ты. — Ким!
Она произносит твое имя, но ты его не слышишь. Ей хочется убежать, но вместо этого она поднимает оконную раму и, всхлипывая, отступает, пока ты забираешься в комнату и выходишь на свет.
Ты закрываешь окно, встаешь, покачиваясь, рядом и обнаруживаешь, что она уже в дальнем конце комнаты и не решается повернуться к тебе лицом.
Ты пытаешься придумать, что ей сказать, но не можешь, а затем слышишь ее плач.
Наконец она обретает способность говорить.
— Шесть месяцев, — говорит она. — Тебя не было долгих шесть месяцев. Я плакала, когда тебя не стало. Я никогда в жизни столько не плакала. Но сейчас ты не можешь здесь находиться.
— Я же здесь!
— Но почему? Я не понимаю, — говорит она. — Зачем ты пришел?
— Я потерялся. Там было очень темно, и мне снился сон; не знаю как, но снился. И там, в этом сне, я видел тебя. Я не знал как, но я должен был отыскать путь обратно.
— Тебе нельзя остаться.
— Только до рассвета. Я все еще люблю тебя.
— Не говори так. Ты больше не должен так говорить. Мое место здесь, а твое теперь там, и прямо сейчас я ужасно напугана. Мы любили одни и те же вещи, и мы многое делали вместе, но это было давно. Я все еще люблю то, чем мы занимались, над чем шутили и смеялись, но…
— Я до сих пор думаю об этом. Ким, мои прежние мысли возвращаются снова и снова. Пожалуйста, попробуй понять.
— Тебе же не нужна жалость?
— Жалость? — Ты отворачиваешься. — Нет, жалости я не хочу. Ким, послушай меня. Я приходил бы к тебе каждую ночь, мы бы разговаривали, совсем как раньше. Как год назад. Может, если мы будем разговаривать, ты поймешь меня и позволишь гулять с тобой вместе или хотя бы стать немного ближе.
— Не получится, — говорит она. — Мы не можем стать ближе.
— Ким, один час каждый вечер, или полчаса, в любое выбранное тобой время. Пять минут. Только увидеть тебя. Вот и все, и все.
Ты пытаешься взять ее за руки. Она вырывается.
Затем крепко зажмуривается и просто говорит: «Мне страшно».
— Почему?
— Меня учили бояться.
— И дело в этом?
— Да, я думаю, да.
— Но я хочу поговорить с тобой…
— Разговоры не помогут.
Постепенно ее дрожь проходит, она успокаивается. Садится на край кровати, и голос ее кажется слишком старым для таких юных губ.
— Возможно… — пауза, — может быть, я позволю тебе видеться со мной несколько минут каждой ночью. И может, мне удастся привыкнуть и я перестану бояться.
— Все будет так, как ты скажешь. Тогда завтра ночью? Ты не испугаешься?
— Я постараюсь не бояться. — Ей трудно дышать. — Я не испугаюсь. Я встречу тебя во дворе у дома через несколько минут. Дай мне прийти в себя, и мы сможем пожелать друг другу спокойной ночи. Выбирайся через окно и жди.
— Ким, запомни одно. Я люблю тебя.
И вот ты оказываешься во дворе, и она закрывает окно.
Стоя в темноте, ты плачешь от чего-то, что сильнее горя.
Затем идешь прочь от дома.
На другой стороне улицы стоит одинокий прохожий, и ты вспоминаешь, что это он говорил с тобой чуть раньше сегодняшней ночью. Он заблудший, как и ты, он бродит в одиночестве по едва знакомому миру. Он движется вдоль улицы, словно пытаясь что-то отыскать.
И вдруг рядом с тобой оказывается Ким.
— Все в порядке, — говорит она. — Мне уже лучше. Кажется, я больше не боюсь.
Она ведет тебя в кафе-мороженое, и ты садишься у стойки и заказываешь мороженое.
Ты сидишь, смотришь вниз на порцию «Сандей» и думаешь, как чудесно все складывается.
Затем берешь ложечку и кладешь немного мороженого в рот. Ждешь и чувствуешь, как темнеет в глазах. Отодвигаешься.
— Что-то не так? — спрашивает продавец газированной воды из-за стойки.
— Все в порядке.
— У мороженого странный вкус?
— Нет, все хорошо.
— Но вы не едите, — говорит он.
— Нет.
Ты отодвигаешь мороженое и чувствуешь, как твое тело заполняет ужасное одиночество.
— Я не хочу есть.
Ты сидишь очень прямо, глядя в никуда. Как ты скажешь ей, что больше не можешь глотать, не можешь есть? Как объяснить, что твое тело остановилось, в нем не идут процессы и ты не можешь больше ощущать вкус пищи?
Ты отодвигаешь стул и встаешь, ждешь, пока Ким заплатит за порции, а затем широко распахиваешь двери и выходишь в ночь.
— Ким…
— Все в порядке, — говорит она.
Вы идете вниз по улице к парку. Спустя долгое время ты снова чувствуешь ее руку на своей. Но ощущение такое слабое, словно его почти нет. Твердая поверхность тротуара начинает плыть у тебя под ногами. Ты двигаешься, словно во сне.
— Разве это не чудесно? — говорит Ким. — Запах. Сирень.
Ты втягиваешь ноздрями воздух, но ничего не чувствуешь. Пугаешься и пробуешь еще раз. Никакой сирени.
В темноте мимо вас проходят двое. Они улыбаются Ким. Удаляясь, один из них замечает: «Чувствуешь запах? Подгнило что-то в Датском королевстве».
— Что? Я не понял…
— Нет! — вскрикивает Ким.
И неожиданно она вырывается и бежит.
Ты ловишь ее за руку. Вы молча боретесь. Она бьет тебя. Ты почти не чувствуешь ударов ее кулаков.
— Ким! — кричишь ты. — Не надо. Не надо бояться.
— Отпусти! — кричит она. — Отпусти меня.
— Я не могу.
И снова это «не могу». Она слабеет и, тихо всхлипывая, безвольно утыкается тебе в грудь. От твоего прикосновения Ким вздрагивает.
Ты обнимаешь ее, весь дрожа.
— Ким, не бросай меня. У меня отличные планы. Мы будем путешествовать. Куда угодно, просто путешествовать. Послушай меня. Мы будем есть лучшие деликатесы, ходить в лучшие рестораны, пить лучшее вино.
Ким перебивает тебя. Ты видишь, как движутся ее губы. Наклоняешь голову.
— Что?
Она повторяет.
— Говори громче, — просишь ты. — Я не слышу.
Она говорит, ее губы движутся, но ты не слышишь абсолютно ничего. А затем, словно из-за стены, до тебя доносится голос:
— Это бесполезно. Видишь?
Ты ее отпускаешь.
— Я хотел видеть свет, цветы, деревья — что угодно. Я хотел снова к тебе прикасаться. Но, господи, как только я попробовал мороженое, я понял, что этого не вернуть. И теперь я чувствую себя так, словно не могу пошевелиться. Я почти не слышу твоего голоса, Ким. Ночью дует ветер, но я его практически не чувствую.
— Слушай, — говорит она. — Это не поможет. Чтобы получить что-то, недостаточно просто этого хотеть. Если ты не сможешь разговаривать, и слышать, и ощущать, и даже пробовать на вкус, что тогда остается делать тебе? И мне?
— Я все еще вижу тебя и помню, какой ты была.
— Этого недостаточно, нужно нечто большее.
- Предыдущая
- 3/74
- Следующая
