Иероглиф «Измена» - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/64
• Следующая

— Баосюй, ты не знаешь, о чем говоришь, — вздохнула Фэйянь. — Я, может быть, боюсь перемен.

— А вот в это я не верю. Ну, полно разговоров. Ради своего сердца и державы ты, Фэйянь, должна отправиться на Жемчужный Завет. Я немедленно дам распоряжение о том, чтобы снаряжали корабль.

— И все-таки я волнуюсь…

— Это обычное дело перед дальней дорогой. Если хочешь унять волнение, ступай в храм Морского Бога — попроси его послать на время твоего путешествия хорошую погоду.

Баосюй еще раз лизнул Фэйянь в щеку и сорвался с балконной решетки, в падении разворачивая свои прекрасные крылья. Фэйянь в который раз залюбовалась мужем. А затем отправилась в комнату — писать ответное письмо императрице Чхунхян. Над балконом уже кружили в полной готовности два дракончика из почтового ведомства.

Весна в Яшмовой Империи подошла незаметно, среди повседневной суеты, больших и маленьких забот государства. И лишь когда сошли снега и на деревьях мэйхуа появились первые розоватые бутоны, все словно опомнились, замерли на миг и сказали: «Слава Небесной Канцелярии! Пришел месяц Проснувшейся Сливы, пришла весна».

Перед сияющим ликом весны отступали заботы и тревоги. Даже поимка вора со звучным именем Медноволосый Тжонг показалась незначительным делом городским и окружным начальникам розыскных служб. Что ж, в их подчинении тоже люди, а у всех этих людей имеются земельные наделы, пускай и небольшие. Или сады. Или один-единственный куст яшмовой розы, оперившийся тонкими ярко-зелеными листиками. Медноволосый Тжонг и иже с ним воры, жулики и прочие пройдохи могут и подождать, а вот весна ждать не может, у нее каждый солнечный денек на счету!

Простолюдины и высокородные, крестьяне и чиновники — все отряхивали с себя зимнюю негу и сонливость, вдыхали напоенный ароматом влажной земли воздух и спешили принести жертвы на алтари предков — чтобы предки умоляли богов послать Империи благоприятное лето и богатые урожаи. Все ждали великого праздника — праздника Императорской Борозды. После этого праздника начиналась посевная — сеяли пшеницу, рис, сорго и чумизу. И если в день Императорской Борозды бессменно сияло на чистом небе солнце, то старики говорили: весна и лето в Империи будут благодатными и обильными.

В пятнадцатый день месяца Проснувшейся Сливы наступил праздник Императорской Борозды. Раннее утро встретило его легким туманом, но вскоре туман рассеялся, выпуская из своих пуховых объятий солнце. В монастыре Четырех Земных Благодатей размеренно и гулко зазвенел большой колокол, возвещая о начале торжественного моления. Этот монастырь был основан и выстроен в пределах Заветного города — императорской столичной резиденции. Монастырю покровительствовал сам Яшмовый император Жэнь-дин, отличавшийся, как известно, нравом самым благочестивым. В это утро император не спал, впрочем, император всегда старался вставать рано и не делать своему телу никаких послаблений.

Помолившись милостивой богине Гаиньинь и совершив омовение, император Жэнь-дин прошел в церемониальную палату. Здесь его уже ждали двенадцать прислужников — все из числа самых высокородных сановников. Каждый сановник держал что-либо из праздничного императорского облачения.

— Благословенна Небесная Канцелярия! — привычно возгласил Жэнь-дин.

— Благословен бессмертный император Жэнь-дин из династии Тэн, вершащий правосудие, повелевающий солнцу сиять! — хором ответили двенадцать сановников, и церемония облачения началась. Император терпеливо сносил все неудобства от жесткой, коробящейся, как тростниковая циновка, парчи, от туфель из чистого золота (по дворцовой легенде, ими натирали ноги все предыдущие поколения императоров, поэтому мозоли от золотых туфель тоже были традицией и императорской привилегией). Облачение пахло благовониями и стариной — седой, легендарной, полузабытой. У императора от этого запаха слегка закружилась голова, но это быстро прошло.

Облачившись, император вышел из церемониальной палаты, и теперь его встречали девять монахов из обители Четырех Земных Благодатей. А колокол продолжал размеренно звучать, призывая к молитве и благим деяниям.

В сопровождении монахов император Жэнь-дин проследовал от церемониальных покоев к главному храму обители. Храм имел четыре алтаря, посвященных Земным Благодатям — Воде, Земле, Металлу и Рису. Император принес жертвы на каждый из алтарей и перед каждым алтарем преклонил колена в молитве. Следом за императором колена преклоняли два престарелых высокопоставленных сановника. Им предстояло играть важную роль в грядущей церемонии.

Помолившись, император Жэнь-дин и оба сановника вышли из храма через южные, служебные двери. Сразу за этими дверями расстилалось священное монастырское поле; влажная, освободившаяся от снегового гнета земля ждала плуга и семени. На краю поля почтительно замерли дворцовые музыканты и певцы, которым предстояло сопровождать ритуал торжественной музыкой и гимнами.

— Я всегда волнуюсь перед началом, — тихо пробормотал император, так тихо, чтоб, не дай Небесная Канцелярия, не услышали сановники. — Боги, как же жмут эти туфли! И кто их только выдумал…

Музыканты грянули торжественный гимн, и под этот гимн император в сопровождении сановников подошел к запряженному волу и взялся за плуг. Конечно, императорский плуг был изготовлен из особого сплава драгоценных металлов и украшен самоцветами, но не это влияло на важность мгновения. Сановники принялись понукать вола, тот важно качнул головой и, тяжело ступая, пошел вперед. Император вел плуг, а монахи шли следом и бросали во вспаханную землю семена из золотых чаш. Император провел первую борозду и остановился. Трудно ему не было, и он признавался себе, что с удовольствием поработал бы еще плугом, но это было бы вопиющим нарушением ритуала. И наверное, даже священный вол воспринял бы это как кощунство и посмотрел на Жэнь-дина с глубоким осуждением.

Жэнь-дин передал плуг двум подоспевшим князьям, и те принялись вносить свой вклад в общее дело прославления весны. Сам же император отправился в раскинутый на краю поля шатер. Если б Жэнь-дин был женат, то в шатре бы его ожидала жена и старшие дети. А поскольку он до сих пор был вопиюще холост, в шатре его поджидали три министра-цзиньши. Они почтительно осведомились у владыки о самочувствии и настроении.

— Все прекрасно, — сказал Жэнь-дин. — Извольте оставить меня одного.

— Но указы, государь…

— Какие указы в праздник Борозды?

— Государь, это не терпит отлагательств. Вот указ о назначении новой награды за сведения о местопребывании вора по прозвищу Медноволосый Тжонг…

— О, как не вовремя. — Император недовольно нахмурился.

— Указ об отмене налога на мужские косички…

— А вот это действительно вовремя, — посветлел лицом государь, который сам носил длинную косу и платил за нее в казну немалые деньги. — Налог на мужские косички! Ничего нет глупее!

• Предыдущая
• 11/64
• Следующая