Благое намерение - Азимов Айзек - Страница 1

• 1/7
• Следующая

Читатели часто спрашивают, совпадают ли изложенные в повести взгляды со взглядами автора. Отвечаю: «Не обязательно». Тем не менее, следует добавить короткую фразу: «…но чаще всего — да».

Когда я пишу повесть, в которой противоположные характеры выражают противоположные взгляды, я делаю все, что в моих силах, чтобы дать каждому из них возможность высказать свою точку зрения.

Немногие готовы заявить, как Ричард III в пьесе Шекспира:

Неважно, каким злодеем может показаться Том Дику, наверняка найдутся аргументы, при помощи которых Том сумеет убедить себя, что на самом деле он человек добрый. Таким образом, мне представляется нелепым заставлять злодея вести себя по-злодейски (если, конечно, вы не обладаете гением Шекспира и умеете изобразить что угодно. Боюсь, что не могу сказать этого о себе).

И все же, как бы я ни старался быть справедливым и честно представлять различные точки зрения, я не в силах принудить себя излагать взгляды, которые не разделяю, столь же убедительно, как те, в которые верю. Кроме того, развитие моих рассказов обычна происходит так, как мне самому того хочется, и победа в любом случае достается полюбившимся мне героям. Даже если все заканчивается трагически, общий смысл произведения — терпеть не могу слова «мораль»! — как правило, меня удовлетворяет.

Короче, если вы опустите мелкие детали любого моего рассказа и посмотрите на него в целом, думаю, вы испытаете то же чувство, что и я. Речь не идет о сознательной пропаганде; просто когда я испытываю определенные чувства, не в моих силах сделать так, чтобы они не проявились в повествовании.

Но бывают и исключения.

В 1951 году мистер Рэймонд Ф. Хили, известный составитель антологий, решил издать сборник научно-фантастических рассказов и обратился ко мне с просьбой написать для этого сборника рассказ. Хили ограничился единственным пожеланием. Ему был нужен оптимистический рассказ, такой, который бы я, в своей упрощенной манере, назвал бы «рассказом со счастливой концовкой».

Счастливую концовку я придумал, но, следуя врожденной привычке из чистой бравады нарушать установленные правила, я попытался сделать так, чтобы читатель до самого конца не понял, в чем же заключается счастливая концовка.

Только после того как я удачно (как мне кажется) справился с этой задачей и рассказ был опубликован, я понял, что мое увлечение технической стороной проблемы существенно повлияло на содержание. Получилось, что именно этот рассказ, под названием «Благое намерение», не отражает моих собственных чувств.

Покойный Гроф Конклин, проницательнейший критик научной фантастики, как-то заметил, что рассказ ему понравился, хотя он не согласен с его философией. Вынужден со смущением признать, что именно так отношусь к «Благому намерению» и я.

В Великом Суде, представляющем собой тихий оазис посреди пятидесяти сумасшедших квадратных миль, занятых небоскребами Объединенных Миров Галактики, есть одна статуя.

Она поставлена так, чтобы ночью ей было видно звезды. Есть и другие статуи, они стоят по кругу, но эта одиноко возвышается в самом центре.

Статуя не очень удачная. Чересчур благородному лицу недостает жизни. Брови чуть выше, нос чуть симметричнее, а одежда чуть аккуратнее, чем бывает на самом деле. В результате статуя кажется слишком святой и ненастоящей. Наверное, в реальной жизни этот человек мог нахмуриться и икнуть, но статуя всем своим видом демонстрировала, что подобного никогда не случалось.

Все это, конечно, вполне понятная суперкомпенсация. При жизни этому человеку статуй не возводили. Последующие поколения взирали на него с исторической перспективы и терзались виной.

Надпись на пьедестале гласит: «Ричард Сайама Альтмайер». Ниже идет короткая фраза, рядом вертикально стоят три даты. Фраза звучит так: «Благое намерение не знает неудач». Даты таковы: 17 июня 2755 года, 5 сентября 2788 года, 21 декабря 2800 года; по летоисчислению того периода, начиная с первого атомного взрыва, случившегося в 1945 году прежней эры. Ни одна из приведенных дат не соответствует рождению или смерти этого человека. Не соответствуют они также ни свадьбе, ни вообще какому-либо значительному событию, каковым могли бы гордиться жители Объединенных Миров. Они символизируют вину и скорбь.

Указанные даты означают дни, когда Ричарда Сайаму Альтмайера бросали за его взгляды в тюрьму.

Несомненно, в возрасте двадцати двух лет Дик Альтмайер был способен испытывать ярость. Волосы его тогда имели темно-коричневый цвет, и усов, которые позже стали неотъемлемой принадлежностью его облика, он еще не отрастил. Конечно, у него и тогда был тонкий нос с горбинкой. Пройдет немало лет, прежде чем все усиливающаяся худоба щек превратит его нос в настоящий хребет, который навсегда западет в умы миллиардов школьников.

Грегори Сток стоял на пороге и взирал на учиненный другом погром. Круглое лицо и холодный цепкий взгляд уже узнавались, а вот военная форма, в которой ему предстояло провести остаток жизни, была еще не пошита.

— Великая Галактика! — воскликнул он.

— Привет, Джеф, — поднял голову Альтмайер.

— Что происходит, Дик? Я думал, твои принципы, дружище, противоречат всякого рода разрушениям. А этот вьюер, похоже, сильно пострадал. — Он поднял с пола обломок.

— Я держал вьюер в руках, когда мне сбросили на приемник официальное извещение. Сам знаешь какое.

— Знаю. Я получил такое же. Где оно?

— На полу. Сорвал с катушки, как только его изрыгнули. Подожди, сейчас я брошу его в атомную мусорку!

— Эй, остынь. Мы не можем…

— Почему?

— Потому, что так ты ничего не добьешься. Каждый обязан отслужить свой срок.

— Ты так и не понял моих мотивов.

— Не будь ослом, Дик.

— Клянусь космосом, это дело принципа.

— Глупости! Нельзя сражаться со всей планетой. Твоя болтовня о коварных правителях, втягивающих невинных людей в войну — самая настоящая звездная пыль. Думаешь, если сейчас объявить всеобщее голосование, большинство не поддержало бы войну?

— Это ни о чем не говорит, Джеф. Правительство контролирует…

— Средства пропаганды. Да, знаю. Ты мне все уши прожужжал. Только я не понимаю, почему ты так настроен против службы?

Альтмайер отвернулся.

— Во-первых, — продолжил Сток, — ты можешь просто не пройти медицинскую комиссию.

— Пройду. Я был в космосе.

— Не обольщайся. Если доктора пропустили тебя на лайнер, значит, у тебя нет явных сердечных заболеваний и отека легких. Для воинской службы этого недостаточно. Вдруг ты действительно не пройдешь?

— Речь о другом, Джеф. Я ведь не боюсь сражаться.

— Надеешься остановить таким способом войну?

— Было бы здорово. — Голос Альтмайера задрожал от волнения. — Я верю в то, что человечество должно объединиться. Нам не нужны ни войны, ни вооруженные до зубов космические армады. Галактика готова открыть свои тайны объединенным усилиям человеческой расы. Мы же целых две тысячи лет враждуем сами с собой и отдаем Галактику другим.

Сток рассмеялся:

— В этом мы преуспели. На сегодняшний день существует более восьмидесяти независимых планетных систем.

— Мы забыли, что существуют и другие разумные цивилизации.

— Вспомнил своих любимых диаболов? — Сток прижал кулаки к вискам и покрутил указательными пальцами.

— И твоих тоже, — огрызнулся Альтмайер. — У них одно правительство контролирует больше планет, чем драгоценные восемьдесят независимых, вместе взятые.

— Правильно. Не забывай, что их ближайшая планета находится в полутора тысячах световых лет от Земли. В любом случае они не смогут жить на кислородных планетах.

• 1/7
• Следующая