Питер Пэн в Кенсингтонском Саду (др. перевод) - Барри Джеймс - Страница 10
- Предыдущая
- 10/14
- Следующая
— О, мне бы так хотелось увидеть купидонов в шутовских колпачках! — воскликнула Мейми и побежала их искать. С ее стороны это был очень рискованный шаг, потому что купидоны терпеть не могут, когда над ними смеются.
Где дается бал фей — узнать всегда легко: между этим местом и всеми населенными частями Сада натянуты ленты, по которым приглашенные могут следовать на бал, не замочив бальных туфель. На этот раз ленты были красные и очень красиво выделялись на белом снегу.
Немного пройдя вдоль одной из них и никого не встретив, Мейми наконец увидела приближающуюся кавалькаду фей. Было похоже, однако, что они возвращаются с бала, и это немало удивило Мейми. Она едва успела спрятаться: согнув колени и раскинув в стороны руки, она притворилась садовой скамейкой. Кавалькада состояла из шести всадников спереди и шести сзади, посредине шла чопорная дама, за которой два пажа несли длинный шлейф, и на этом шлейфе, словно на диване, полулежала хорошенькая юная фея. Именно так принято путешествовать у фей-аристократов. Вместо платья на ней был надет золотой дождь, однако внимание Мейми привлекал отнюдь не он, а голубая и удивительно бархатистая шея юной особы, как нельзя лучше оттенявшая бриллиантовое колье. Феи благородного происхождения добиваются такого восхитительного голубого цвета следующим образом: они прокалывают кожу, и выступившая голубая кровь окрашивает шею. Только манекены в окнах ювелирных магазинов могут сравниться с ярким блеском бриллиантовых колье на голубых шеях фей.
Мейми также заметила, что вся кавалькада, по-видимому, пребывала в сильном возбуждении: феи задирали нос выше, чем это следует делать даже феям. Из этого Меймн сделала вывод, что перед ней, должно быть, одна из фрейлин, услышавших от герцогского доктора его неизменные слова: «Холодное, совершенно холодное».
Мейми пошла вдоль ленты дальше и дошла до подсохшей лужи, над которой лента висела словно мост. В эту лужу упала какая-то фея и теперь тщетно пыталась выбраться из нее. Сперва эта крошка ужасно испугалась появления Мейми, которая с самыми добрыми чувствами бросилась ей на помощь, но скоро она уже сидела на руке у Мейми, весело болтая. Она рассказала Мейми, что ее зовут Брауни, что она идет на бал и надеется завоевать любовь герцога, несмотря на то что она всего-навсего простая уличная певица.
— Конечно, — добавила она, — я не очень красива.
От этих слов Мейми стало неловко, потому что крошечное создание и впрямь не отличалось красотой по сравнению с другими феями. Девочка никак не могла придумать, что же сказать в утешение.
— Мне кажется, вы думаете, что у меня нет никаких шансов, — неуверенно произнесла Брауни.
— Этого я не говорила, — вежливо ответила Мейми. — Конечно, твое лицо немножечко простовато, но… — Да, положение у Мейми было действительно неловкое.
К счастью, она вспомнила, как ее отец однажды посетил благотворительный базар, где за полкроны можно было увидеть самых красивых женщин Лондона. Вернувшись домой и увидев свою жену, он, однако, не испытал ни малейшего разочарования. Напротив, он сказал: «Ты и представить себе не можешь, дорогая, какое это облегчение снова видеть милое, простодушное лицо».
Когда Мейми рассказала Брауни эту историю, та воспряла духом. Она больше ни капельки не сомневалась, что станет избранницей герцога, и со всех ног помчалась по ленте, на прощание крикнув, чтобы Мейми не ходила на бал, потому что королева может ее за это наказать.
Однако Мейми, подгоняемая любопытством, пошла вперед и вскоре у семи испанских каштанов увидела удивительный свет. Крадучись она подошла поближе и выглянула из-за дерева.
Источник света располагался на высоте вашей головы и состоял из мириадов светлячков, сцепившихся друг с другом и образовавших слепящий навес над кольцом фей. Вокруг кольца толпились тысячи маленьких человечков, но все они казались серыми тенями по сравнению с яркими фигурками в освещенном круге, которые так сверкали, что Мейми приходилось сильно зажмуриваться, когда она на них смотрела.
Мейми очень удивлялась и даже сердилась, что Герцог Рождественских Маргариток был способен хоть на одну-единственную секунду остаться равнодушным, и все-таки его светлость сидел именно с равнодушной, сумрачной миной. О том, что он так ни на ком и не остановил свой выбор, говорил и пристыженный вид королевы и ее двора (хотя они и пытались напустить на себя полное безразличие), и рыдания отвергнутых красавиц, и мрачное лицо самого герцога. Мейми также видела, как надменный доктор щупал сердце герцога и каждый раз, как попугай, повторял одно и то же. Особую жалость Мейми испытывала к купидонам, которые в шутовских колпаках жались по темным уголкам и каждый раз, когда доктор произносил: «Холодное, совершенно холодное», — качали опозоренными головами.
К ее великому разочарованию, Питера Пэна нигде не было видно, но я могу объяснить, почему он опаздывал. Дело в том, что его лодку затерло на озере плывущими льдинами, и ему пришлось с трудом пробивать дорогу своим верным веслом.
Впрочем, феи едва ли заметили его отсутствие, ведь они не могли танцевать — так тяжело было у них на сердце. Когда они грустят, они забывают все па, зато когда веселы — тут же вспоминают их снова. Дэвид говорит, что феи никогда не скажут: «Мы счастливы». Они скажут иначе: «Нам хочется танцевать».
Сейчас же было видно, что танцевать им совсем не хочется. Вдруг среди зрителей раздался смех: они смеялись над Брауни, которая только что подошла и настаивала на своем праве быть представленной герцогу. Хотя Мейми и не верила в успех своей новой подруги, она вся вытянулась, чтобы получше видеть, как пойдут ее дела. Похоже, никто, кроме самой Брауни, не верил, что у нее что-нибудь получится, зато она нисколько в этом не сомневалась. Вот ее подвели к его светлости, и доктор, небрежно коснувшись пальцем его сердца (в алмазной рубашке герцога для удобства была проделана маленькая дырочка), начал уже механически повторять все то же свое: «Холодное, совер…», когда вдруг остановился на полуслове.
— Что это? — воскликнул он. Он встряхнул сердце, как встряхивают часы, затем приложил к нему ухо. — Господи помилуй! — пробормотал доктор.
К этому моменту возбуждение зрителей, можете не сомневаться, достигло наивысшей степени. То тут, то там феи падали в обморок.
Затаив дыхание, все устремили взоры на герцога, который пребывал в крайнем возбуждении. Казалось, ему очень хотелось убежать.
— Господи помилуй! — снова и снова повторял доктор. Сердце уже совершенно явно пылало, и доктору пришлось отдернуть руку и сунуть пальцы в рот.
Все сгорали от любопытства.
Доктор отвесил герцогу низкий поклон и громко, с ликованием в голосе произнес:
— Милорд, имею честь сообщить вашей светлости, что ваша светлость влюблены.
Вы не можете себе представить, какие последствия имели эти слова. Брауни протянула руки к герцогу, и он бросился в ее объятия. Королева бросилась в объятия Лорда-Гофмейстера, а все придворные дамы попрыгали в объятия придворных джентльменов: этикет требует во всем следовать примеру королевы. Так за одну секунду свершилось пятьдесят свадеб, потому что у фей существует такой закон: если двое бросаются в объятия друг другу, то они считаются вступившими в брак. Конечно, не обошлось здесь и без священника.
О, как все веселились и плясали! Трубы трубили, тысячи пар схватились за лучи только что вышедшей луны, словно за ленты во время танцев на майских гуляниях, и закружились в вальсе по кольцу фей, отдавшись охватившему их порыву. Купидоны сорвали с себя ненавистные шутовские колпаки и побросали их высоко в воздух, — эта картина порадовала Мейми больше всего. А затем она взяла и все испортила.
Ей было просто не удержаться. Радуясь успеху своей маленькой подруги и забыв обо всем на свете, она сделала несколько шагов вперед и закричала в полном восторге:
— О, Брауни, как замечательно!
Все как стояли, так и застыли, музыка оборвалась на полуноте, свет погас, и все это произошло так быстро, что вы и ахнуть не успели бы. Мейми охватило чувство надвигающейся беды. Она слишком поздно сообразила, что находится совершенно одна в том месте, где после закрытия ворот не должно оставаться ни одного человека. Она услышала многочисленные сердитые возгласы, увидела тысячи обнаженных мечей и испугалась. Завизжав от страха, Мейми помчалась прочь.
- Предыдущая
- 10/14
- Следующая
