Мой дом на колёсах (сборник) - Дурова Наталья Юрьевна - Страница 12

• Предыдущая
• 12/33
• Следующая

– У нас так много мышей дома! Ты не дашь мне ежа хотя бы на один день?

– Пожалуйста, – ответила я.

Завязала Тимку в носовой платок и отдала подруге.

Маленький Невидимка метался по комнате, ища друга, с отчаяния начинал наступать на собак, а те, огромные, поджав хвост, убегали.

Когда же, устав от поисков Тимки, Невидимка затих около блюдечка с молоком, раздался звонок.

Я открыла дверь и увидела подругу.

– Что ты мне дала? – Моя подруга была рассержена.

– Как что? Ежа.

– Хорошенький ёж, когда он с нашими мышами чуть ли не в горелки играет! Забирай его обратно.

Но, увидев, как встретились Тимка с Невидимкой, она поняла, что ежу все мыши казались Невидимками. Просто из-за друга-мышонка ёж потерял свою «квалификацию». Но в этом была виновата, конечно, одна гроза: она навсегда отняла у малышей их мам, и никто не мог научить ежа Тимку поймать Невидимку, а мышонка Невидимку – бояться Тимки.

Да, чего не случается в грозу!

Кстати, пока я рассказывала вам про Тимку и Невидимку, гроза прошла. Ну конечно, совсем прошла, потому что Тимка, а за ним и Невидимка снова топают по комнате.

Он родился под крышей цирка. Все голуби были дымчато-сизые, как небо в дождливую погоду, и только его мама была похожа среди них на ясное белое облачко. Сам он был ещё неуклюж и мал, с длинными ворсинками жёлтого пушка, но с крупным, покрытым нежной розовой кожицей клювом. У него ещё не было имени. Были мама и дом-гнездо, где он впервые услышал музыку.

Огромный серебристый колокол репродуктора, словно цветок дикого вьющегося растения, торчал под самой крышей, а между ним и карнизом примостилось уютное гнёздышко. Голубь не умел летать, он только слушал. Звуки тоненько доносились с деревьев, когда шелестела листва, еле улавливались в порывах ветра, в летней тёплой капели дождя и неистовым хором, громким и повторяющимся, как эхо, возникали в серебристом колоколе репродуктора.

Малыш слушал. Иногда под плавную мелодию пытался расправлять ещё не окрепшие крылья. А однажды раздалась такая песня: «Летите, голуби, летите!..»

И много-много голубей вдруг взвилось в небо. Они вылетали из окон, из подъездов, из ворот, их выпускали прямо на улице подростки, и только этот малыш обеспокоенно слушал мелодию, не зная, что ему делать.

«Летите, голуби, летите!..» – снова раздалось в репродукторе, и он вдруг вместе с другими юнцами, неумело замахав крыльями, взлетел… Взлетел – и упал на ступеньки цирка.

Здесь я и нашла его.

Он почувствовал себя в моей ладони, как в гнезде, а вскоре на пипетку, которой я закапывала ему корм, голубёнок стал смотреть, как на клюв мамы.

Шли дни. На прозрачных крылышках уже росли маховые перья, но он по-прежнему ловил капли из пипетки, не обращая внимания на рассыпанный рядом с ним корм. Я постукивала пальцем, подражая клюву. А он ждал пипетку.

«Кого же взять в учителя? – думала я. – Грача? Он боевой и слишком чёрный. Ворона любопытна…» С особым вниманием я приглядывалась к птенцам. И вот учитель найден – воробей. Но не один, а целая стайка. Брошу корочку хлеба или горсть зёрен – слетаются невелички. Схватит воробьиха зёрнышко – и тотчас его желторотому сынку, толстому и пискливому воробьишке, что скачет неустанно за ней.

Вот я и посадила голубя подле зерна. Первое время воробьи боялись его. Прыгают вокруг да около, а клевать боятся. Дня через два привыкли к соседу – и ну клевать! С ними голубёнок начал тоже поклёвывать. Так он стал взрослеть. Когда же совсем оперился, я заметила в его поведении странность: как услышит музыку, так начинает охорашиваться и кивать головкой. «Музыкальный голубь», – называли его теперь все.

Подрастёт Гулька и обязательно станет работать с морским львом. Я уже заранее вижу, как на большой мяч, расписанный художником под глобус, полетит уверенно белый голубь Гулька. Его вместе с земным шаром-мячом возьмёт на нос морской лев и понесёт бережно по арене цирка. Когда же весь зрительный зал зааплодирует и морской лев тоже вместе со всеми захлопает ластами, я обращусь к нему с вопросом: «Скажи, пожалуйста, кому же это ты аплодируешь? Себе?»

«Нет, – мотнёт головой морской лев. – Нет». И, нежно прикоснувшись к голубю, сделает вид, что целует Гульку.

Конечно! Он целует белого голубя – Гульку, так уверенно сидящего на земном шаре.

Я молча сидела в кабинете директора цирка. Предстоял неприятный разговор.

– Что вчера произошло в гостинице, быть может, вы объясните?

– Ничего.

– Ах, ничего! По-вашему – ничего, а вот дежурная мне позвонила и просила вас немедленно выселить! Вы уже кроме животных стали заниматься, говорят, насекомыми. Кого же вы успели завести?

– Извините меня, это белые маленькие мучные червячки. У меня просто плохой ящик, нужно было сделать его из мелкой сетки, вот они и расползлись по комнате. Это очень удобный корм для птиц и обезьян.

– Да-да, конечно, но не просить же мне вашу обезьянку и птиц объяснять каждому постояльцу гостиницы цирка, что черви – удобство! Вы соображаете, что люди тоже хотят покоя и удобства! Вот поэтому я вынужден на дверях проходной повесить объявление:

Пожалуйста, работайте, живите, но для всех – вас в Минске нет. Станьте хоть на время инкогнито[1]! В противном случае вам придётся действительно покинуть Минск. Кто вам положен по штату? Морские львы и моржи. А посмотришь со стороны: чем морские львы и моржи обросли? Обезьянка, еноты, какие-то индюки, куры, кошки, собаки, ворона. Ну сколько же можно! Так мы до мух и пауков дойдём, не говоря о червяках, которые заполонили гостиницу. Вы даёте мне слово, что перестанете быть этим… как его?.. Дедом Морозом? Даёте?!

– Да, – прошептала я и, понурив голову, простилась с директором.

Да, больше мне никто не нужен. Никто.

И в тот же день у меня снова появилось два незаконных члена семьи: лисичка Дымка, о которой я уже рассказывала, и щенок, которого я встретила на Комаровском рынке.

Среди рядов сновал маленький, беспечный, тощенький и очень жалкий щенок. Он приглядывался к каждому, заглядывал в лица, подбегал к сумкам, принюхиваясь, а что же там есть вкусного, и наконец из всех людей выбрал меня и, увязавшись за мной, не отставал. К моей сумке он тоже прильнул носом, и сердце моё не выдержало. Я схватила в варежку кусок сухой колбасы, разморозила его и протянула щенку. Урча, он съел колбасу и уставился на меня чёрными круглыми глазами. Мордочка его мне показалась забавной: одно ухо было поднято, а другое опущено и болталось, как грязная тряпочка.

«Смешной щенок», – подумала я и пошла к троллейбусу. Щенок побрёл за мной. Я подошла к остановке, вот уже и мой троллейбус, а щенок стоит рядом. Я решила подождать: вдруг хозяин очутится где-то неподалёку? И щенок, конечно, убежит к нему. Я стояла десять, пятнадцать, двадцать минут, а хозяина нет. «Что же делать?» – подумала я. И пошла к цирку. Щенок – за мной. А когда я вошла в цирк, я услышала за дверью, как он жалобно заскулил. Я вовсе не рассчитывала брать в свой аттракцион собаку, потому что их и так много в цирке. Столько же и у моего отца. Что же делать? Потом, дала же я слово! Но щенок упрямо скулил за дверью. Пришлось взять его.

• Предыдущая
• 12/33
• Следующая