ДЕДские народные сказки, или Были-небыли про то, где были — не были - Чуманов Александр - Страница 32
- Предыдущая
- 32/32
— А что вы можете, дядя Вакхид? — не утерпел-таки Иванушка, и дед посмотрел на него укоризненно, однако не придумал, чем смягчить этот, как ему показалось, несколько бестактный прямой вопрос.
— Что могу? — бородач вдруг улыбнулся неожиданно мягкой и даже смущенной улыбкой. — Так ведь я, собственно, Тот, Который Нужен. Это означает, что я делаю все, что нужно, но ничего не могу сделать по заказу.
— Как это? — Иванушка даже не попытался скрыть разочарования.
— Это значит, что, если бы ты сейчас, упаси Бог, умирал, я бы тебя спас. Но если бы ты попросил у меня богатства и власти, то я бы даже при большом желании — не смог… Конечно, дело намного сложнее, и чтобы понять все-все, надо, Иванушка, прожить хотя бы столько, сколько твой дед прожил, а лучше — сколько я. И ничего с этим не поделать…
После таких слов Иванушка мгновенно утратил всякий интерес к человеку из корчаги, или как она называется, начал поминутно зевать, и дед постелил постель, пообещав скоро присоединиться и, как полагается, очередную сказку хотя бы тезисно изложить. Но внук, чего с ним обычно не случалось, уснул почти мгновенно, не дождавшись ни деда, ни его «тезисной» сказки.
А дед и Вакхид из Хафарсаламы под бутылочку «Особой», которая всегда стояла в холодильнике на случай неожиданных гостей, просидели чуть не до утра. Вакхид рассказывал про свое время, дед — про свое. И обоим было чрезвычайно интересно общаться.
Деду даже подумалось, что такого все понимающего собеседника у него никогда в жизни не было. Не считая, разумеется, Иванушки. И как жаль, что не познакомился он с Вакхидом в молодости, может, не угораздило бы столько глупостей наделать. А когда водка кончилась, дед опять загрустил. Вернулся в то состояние, которое в последние годы становилось все более привычным.
— Устал я, Вакхид, как же я устал!
— Понимаю.
— Мне ужасно скучно.
— Понимаю.
— И я совсем-совсем ничего не хочу!
— Понимаю.
— А другие не понимают. Говорят, придуриваю. Говорят, в мои годы нужно еще… А у меня стойкое ощущение, что мне уже — сто лет. Или даже тыща.
— Я понимаю, почему другие не понимают. Это, в общем-то, обычное дело, когда не понимают.
— Но я б хотел — по-человечески, и не теряя достоинства, и никого не обременяя… И я уже, кажется, вполне готов. Вот только Иванушка…
— Понимаю. И хочу предложить вариант. Ведь это ты раскопал… Как она у вас называется?
— Ладка. Корчага…
— Пусть будет ладка. Ты ее раскопал, ты меня выпустил. Значит, тебе и — на мое место. Отдыхать. А мне — на твое.
— Ишь ты! Ну, нет! Я… Я, оказывается, не готов. Хоть режь меня.
— Не готов — так не готов. Закопаешь обратно, и вся недолга.
— А — ты? Тебе, что ли, — не надоело?
— Так ведь это был только миг!
— Ми-и-г?
— Миг. Ну, так что, закопаешь?
— Постой-постой! Дай сообразить… Значит, ты Тот, Который Нужен… И если я — на твое место, то я стану Тем, Который Нужен? А ты — мной? И мой внук подмены не заметит?
— Заметит. В том смысле, что этой унылой твоей рожи он больше не увидит, а увидит веселого, жизнерадостного, гораздого на выдумки деда. Того, каким ты был, когда только-только в полной мере дедом себя ощутил.
— А я?
— А ты отдохнешь. Один миг. Всего…
— Черт подери, я согласен! Как это сделать?
— Элементарно: садись задницей на мою корчагу, как на унитаз, и все. Ты утечешь в нее, а мне останется только — крышку. Молодец, что крышечку не испортил…
— Ну, давай! Пока я не передумал.
И поменялись они одеждой, и дед совсем уж было сел, но «посреди дороги» остановился.
— Слушай, Вакхид, может, скажешь напоследок, что на корчажке-то написано?
— Давно б спросил. Ничего таинственного. Написано: «Закопаешь — не найдешь».
— И — все?
— Все.
— Тогда — пока…
И дед, опустившись на удобное широкое «сиденье», мгновенно почувствовал всего себя текучим, как ртуть. Сделалось на миг страшно-страшно, но сразу же за этим сделалось никак…
А бывший Вакхид из Хафарсаламы закупорил гончарное изделие крышкой, и сделался Иванушкиным дедом, и пошел спать. Он очень осторожно подвинул внука, чтоб самому лечь, но то ли еще не приноровился, то ли внук так чутко спал. В общем, Иванушка проснулся. И сразу:
— Дед, рассказывай скаху! Длинную и страшную!
— Да ты что — уж давно ночь!
— Рассказывай!
— Ну, ладно. Слушай… — И обреченно завел свою волынку: «Жили, значит, были на белом светике…»
А утром они пошли в ближайший лесок, где дед за пять минут вырыл глубокую, метра на полтора, яму, и зарыли древний сосуд.
— Дядя Вакхид решил отправиться дальше, — так объяснил это дело дед, — ему не поглянулось у нас. А мы завтра, давай-ка, пока озера не встали, сгоняем за щукой — у щуки сейчас самый жор!
— Ты ж говорил, что уже — старый!
— Был старый — стал молодой.
— Ур-р-ра!
А когда они уже подходили к дому, оживленно обсуждая предстоящую поездку, Иванушка вдруг резко остановился.
— Дед, а ведь я бы сейчас не нашел то место, где мы только что зарыли…
— Поразительно, однако и я бы не нашел…
Про себя же, рассеянно улыбаясь, дед подумал: «Да я ведь, ей-богу, и впрямь еще парень хоть куда!» А также он подумал: «Конечно, Иванушка скоро перестанет во мне нуждаться, как теперь нуждается. Но ничего, на подходе следующие внуки…»
КОНЕЦ — ДЕЛУ ВЕНЕЦ
После этой сказки внук в потемках потрогал меня за нос, пощупал боевой шрам на щеке, украшающий меня с десятилетнего где-то возраста, и, вздохнув протяжно, заснул-таки.
Февраль, 2008.
- Предыдущая
- 32/32
