Академия на краю гибели - Азимов Айзек - Страница 29
- Предыдущая
- 29/101
- Следующая
– Безусловно, – спокойно согласился Пелорат. – Это – крайне распространенная закономерность в области социальных наук. Наверное, такой стиль мышления характерен и для физиков, но я не физик и не могу быть в этом уверен. Называется это «антропным принципом». Наблюдатель влияет на события лишь за счет того, что наблюдает за ними или непосредственно в них участвует. Вопрос в другом: где находится планета, послужившая эталоном? Какая планета имеет период обращения, в точности равный Стандартному Галактическому Дню, то есть двадцати четырем Стандартным Галактическим Часам?
Тревайз задумался, прикусил губу…
– Ты думаешь, это и есть Земля? Но Галактический Стандарт мог быть списан с местных характеристик любого мира, да или нет?
– Маловероятно. Нетипично для людской психологии. Вот смотри: Трентор был столичным миром Галактики двенадцать тысяч лет. Двадцать тысячелетий он был самым населенным миром в Галактике, Так? И тем не менее продолжительность его дня – один ноль восемь Стандартного Галактического Дня – не стала общепринятой по всей Галактике. Период обращения Трентора вокруг его светила составляет девяносто одну сотую Стандартного Галактического Года, но и этот стандарт не был насильно навязан другим планетам, которыми он правил. Каждая планета пользуется собственной системой расчетов, везде существует Местный Планетарный День, и только при решении вопросов межпланетной важности в силу вступают пересчеты по СГД в сравнении с МПД. Стандартный Галактический День должен был произойти с Земли!
– Почему так уж и должен?
– Во-первых, когда-то Земля была единственным обитаемым миром, и, естественно, ее день и год должны были быть стандартными и остались стандартными чисто за счет психологической инерции при заселении людьми других миров. Кстати говоря, модель Земли, что получилась у меня, давала именно эти параметры – обращение вокруг оси за двадцать четыре СГЧ и обращение вокруг звезды за СГД.
– А не могло тут быть совпадения?
Пелорат рассмеялся:
– Приехали! Теперь ты заговорил о совпадении! Разве можно тут допустить мысль о совпадении?
– Ну ладно, ладно… – смутился Тревайз.
– На самом деле, есть еще кое-что… Существует архаичная, устаревшая единица измерения времени, называемая месяцем…
– Слыхал.
– Так вот. Месяц приблизительно равнялся продолжительности периода обращения спутника Земли вокруг нее. Однако…
– Ну?
– Однако при наблюдении за моей моделью Земли выяснилось, что спутник Земли был удивительно крупным: его диаметр равнялся четверти диаметра Земли!
– Вот это новость! Не припомню в Галактике обитаемой планеты с таким громадным спутником.
– Но ведь это как раз и замечательно! – воскликнул Пелорат. – Если Земля была столь уникальна с точки зрения многообразия видов и эволюции разума, значит, и с физической точки зрения она просто должна была быть уникальна!
– Да, но… какое отношение размеры спутника имеют к многообразию видов, эволюции разума и тому подобным вещам?
– Трудно сказать. Очень трудно. Я не знаю, если честно. Но это заслуживает исследования, правда?
Тревайз встал, скрестил руки на груди, покачался с носка на пятку.
– Но в чем же тогда, собственно, проблема? Просмотри реестры обитаемых планет, отыщи ту, у которой период обращения вокруг оси и солнца составляет соответственно СГД и СГГ. Если при этом у такой планеты окажется крупный спутник – вот и все, что нужно. Раз ты говорил об «удивительных догадках», уж это-то тебе наверняка в голову пришло, не сомневаюсь.
Пелорат заметно погрустнел.
– Понимаешь, дружочек, все было бы хорошо, и департамент астрономии помог мне с этими реестрами, только… короче говоря, такой планеты нет.
Тревайз плюхнулся в кресло.
– Что же, выходит, всем твоим выводам грош цена?
– Не сказал бы.
– Как это – «не сказал бы»? У тебя вышла детальная, четко разработанная модель, но ничего в таком роде найти ты не сумел. Значит, модель неверна. Надо все начинать сначала.
– Вовсе нет. Это значит, что статистика по обитаемым мирам страдает неполнотой. Обитаемых миров очень много – десятки миллионов, и многие из них окутаны тайной. К примеру, надежной информации о количестве населения нет почти для половины. А для сорока тысяч шестисот миров нет ничего, кроме названий и координат. Некоторые галактографы предполагают, что может существовать около десяти тысяч обитаемых планет, не упомянутых в официальной статистике. Может быть, эти миры сами хотят, чтобы так было. Наверное, во времена Имперской Эры это помогало им избежать уплаты податей.
– Угу, – цинично процедил Тревайз. – А впоследствии такая политика помогла им превратиться в логова пиратов – намного, прямо скажем, более выгодное дело, чем законная торговля.
– Нельзя судить наверняка, – с сомнением в голосе сказал Пелорат.
– И все равно, – покачал головой Тревайз, – мне кажется, что Земля должна быть в перечне обитаемых планет независимо от ее собственного желания. Старейшая планета, по определению. Как же ее могли забыть, проглядеть в первые века становления цивилизации в Галактике? И уж если она в перечень попала, она до сих пор там должна быть. Социальная инерция неистребима.
Пелорат тихо, тоскливо пробормотал:
– На самом деле, есть планета под названием «Земля» в этом перечне…
– Как это? – изумился Тревайз. – Разве ты сам только что не сказал, что ее там нет?
– Она не так называется. Существует планета под названием Гея.
– При чем она тут? При чем тут эта – как ты сказал? Гейя?
– Пишется Г-Е-Я. Означает «Земля».
– Почему это слово должно означать «Земля»? Для меня это слово никакого смысла не несет.
Лицо Пелората исказила гримаса муки.
– Вряд ли ты мне поверишь… Понимаешь, если вернуться к анализу мифов… в общем, получается, что на Земле существовало множество независимых языков.
– Что?
– Да-да. В конце концов, и сейчас в Галактике говорят на тысяче разных диалектов.
– Верно, диалектов великое множество, но они не независимы. Действительно, понимание каждого из них вызывает определенные трудности, все это – варианты Галактического Стандарта.
– Правильно, но ведь это обусловлено постоянными контактами между мирами. А что, если какой-то мир находился в изоляции долгое время?
– Ты говоришь о Земле. Одном-единственном мире. При чем же тут изоляция?
– Земля – планета-прародина, не забывай. Человечество в этом мире когда-то обитало в таких примитивных условиях, что сейчас и представить невозможно. Никаких космических полетов, никаких компьютеров, вообще никакой техники – борьба за выживание…
– Странно… очень странно, – поджал губы Тревайз.
Пелорат склонил голову на бок и печально улыбнулся:
– Наверное, все бесполезно, дружочек. Мне никогда не удавалось никого убедить. Сам виноват, очевидно…
– Прости, Джен. Получилось, что я тебе не верю. Просто все слишком непривычно. Ты трудился тридцать лет, а на меня все разом обрушилось. Ты должен сделать скидку. Ладно, постараюсь представить себе такую картину: на Земле живут примитивные люди и разговаривают на двух разных, совершенно непохожих языках…
– Языков таких было с полдюжины, – уточнил Пелорат. – Очень может быть, что на Земле существовали громадные, отделенные друг от друга участки суши, и сообщение между ними возникло далеко не сразу. У обитателей каждого из континентов мог развиться свой собственный язык.
Стараясь не звучать чересчур иронично, Тревайз вставил:
– И как только на одном континенте узнавали о наличии сородичей на другом, немедленно принимались спорить по «Вопросу о Происхождении», с пеной у рта доказывая, что именно тут люди впервые произошли от животных.
– Конечно, очень может быть, Голан. Ничего смешного. Для них это было бы вполне естественно.
– Ну-ну. И значит, на одном из этих языков «Гея» значит «Земля». А слово «Земля» существует в другом из этих языков. Так?
– Так, так.
– И поскольку слово «Земля» перешло в Галактический Стандарт, очень может быть, что теперь народ Земли называет свою планету «Гея» по какой-то ему одному ведомой причине.
- Предыдущая
- 29/101
- Следующая