Коронка в пиках до валета. Каторга - Новодворский Василий - Страница 23

• Предыдущая
• 23/179
• Следующая

— Гоон-Кира, — сказал шоколадный юноша, показывая на себя и расплываясь в улыбке. Потом он проделал руками что-то мудреное: и махал ими, и к сердцу прикладывал, и к ушам, и к глазам.

Илья и Вадим растерянно кланялись ему и протягивали свои руки. Но на рукопожатие юноша почему-то не пошел.

Потом он произнес какую-то речь на своем удивительном языке, полуптичьем, полузверином. Вадим отвечал ему по-русски и тоже приложил руку к сердцу. Илья хмурился и делался все молчаливее.

Гоон-Кира жестом пригласил всадников спуститься в реку. Отправились вниз по течению, причем проводник шел в воде иногда по пояс, иногда по щиколотку. Река оказалась мелкой, и дно, сверх ожидания, довольно твердым. Когда река скрывалась в чаще непроходимого леса, на путников спускалась ночь — не видно было ни солнца ни неба. В этой сырой пряной мгле дышалось особенно тяжело. Когда же река вырывалась на простор света и деревья отходили куда-то в сторону, дышалось легче. Солнце заливало все своими палящими лучами, и вода реки вдруг делалась прозрачной. Видно было, как из-под лошадиных копыт бросались в сторону стаи каких-то невиданных рыб. Как маленькие змеи, пестрыми лентами извивались угри. Обеспокоенные путниками, вырывались из воды летучие рыбы, мелькали в солнечных лучах, как яркие медные блики, и снова падали в воду.

Это своеобразное путешествие по реке к какой-то неведомой цели было в высшей степени интересно, по крайней мере для Вадима. Он в первый раз за все время плавания наслаждался свободой. Но Илья хмурился все более и более. Давно уже куперовские настроения покинули его, остались в Гавани. Теперь он мучился мыслью, что пустился в авантюру, которая может иметь дурные последствия.

— Ссс! — вдруг зашипел Гоон-Кира, показывая пальцем вперед.

Всадники остановили лошадей и устремили напряженные взгляды в ту сторону, куда указывал палец дикаря.

— Нага-нага! — прошептал дикарь, накладывая стрелу на тетиву лука.

По реке плыло какое-то диковинное животное. Маленькая отвратительная голова с огромным широким утиным клювом торчала над водой. Тело было в воде.

Дикарь нацелился, натянул тетиву. И вдруг откуда-то сверху, с ветвей эвкалипта, бросилась в воду змея какой-то странной формы. Она накинулась на плывущее животное и моментально покрыло его своим отвратительным красно-бурым волосатым телом.

— Вапа-ненди! — крикнул дикарь и на миг задержал стрелу.

Но миг прошел… И с легким свистом стрела сорвалась с лука Гоон-Киры и вонзилась в тело змеи. Столб воды поднялся на том месте. Еще одна стрела тихо свистнула в том же направлении. И как пантера, огромным прыжком бросился Гоон-Кира с огромным ножом туда, где разыгрывалось последнее действие кровавой драмы.

Дикарь наносил удары ножом, и около него вода окрасилась кровью. После минутной возни Гоон-Кира испустил ликующий крик, и путешественники увидели в его руках огромный комок двух сцепившихся невиданных зверей.

Вапа-ненди так впилась в тело нага-нага, что даже смерть не могла вырвать у нее добычи. Пришлось отдирать силой. Брюхо змеи было грязно-желтого цвета и все было покрыто противными присосками. Ни головы, ни хвоста у этого мерзкого волосатого животного не было видно.

Гоон-Кира ликовал. Он шумно выражал свой восторг: подплясывал, причмокивал… Окровавленными руками он любовно гладил обоих зверей.

Потом он забрал свою, очевидно, очень вкусную, добычу, и путники отправились дальше.

Ехали рекой еще часа два. Тревожно поглядывали на ветви деревьев, змеившиеся над их головами, — высматривали, не сидит ли там в ветвях еще какая-нибудь омерзительная вапа-неди, очевидно опасная не только для нага-нага, но и для людей и для лошадей.

Наконец выбрались на берег и углубились в лес, более мелкий и поэтому залитый светом. Здесь, в этих джунглях, начались те капканы и западни, о которых говорил старый проводник.

Гоон-Кира пошел тихо, озираясь по сторонам, внимательно всматриваясь вперед, часто останавливаясь… Иногда он сворачивал с тропы и вел путников в обход, минуя некоторые места.

Вдруг откуда-то издалека стали слышаться глухие удары, сначала редкие, потом частые.

Гоон-Кира радостно засмеялся и, показывая рукой в сторону, откуда доносились звуки, стал что-то объяснять. В его длинной речи Вадим уловил одно слово, которое тот повторял особенно часто: «красс» (деревня).

— Красс? — переспросил Вадим.

— Красе! — радостно залопотал дикарь, полагая, что наконец иностранцы его поняли и общий язык найден.

Добрались до большого села. Там царило оживление: оглушающе громко в тихом вечернем воздухе гремел огромный барабан, сзывавший, очевидно, не только местных жителей, но и других окрестных сел. Женщины суетились около костров, и приторный запах жареного мяса заглушал собой все другие запахи этого вечера. Голые ребятишки толпились около шипящей в огне говядины и алчно смотрели на лакомство. В центре селения, у какой-то большой постройки, сидели старшины и вожди. Их было много, — очевидно, здесь собрались представители разных племен и, вероятно, ждали еще кого-то, так как барабан все еще гремел неустанно, без передышки.

— Монгалунки! Ногарнуки! Иготаки! — твердил Гоон-Кира, показывая пальцем на сидящих. Он очевидно называл племена, к которым принадлежали сидевшие вожди. Среди этих страшных черных лиц, раскрашенных в самые разнообразные краски, был только один европеец. К нему и подвел Гоон-Кира путешественников. Появление их прервало горячую речь какого-то черного вождя. Он как раз в этот момент дошел до высшей степени пафоса: потрясал копьем, грозил кому-то кулаками, выкрикивал какие-то неистовые слова. Сидевший с дикарями европеец встал, подошел к Илье и Вадиму и протянул им руку.

— Добро пожаловать, — сказал он. — Броун Джеральд, — отрекомендовался он. Мы с вами уже знакомы, — сказал он Вадиму, и Вадим в нем признал своего мельбурнского знакомого. Только теперь он был без черной бороды.

— Посидите, — сказал Броун, — я сейчас занят. Мы разрешаем важный вопрос жизни и смерти — обдумываем, как ответить на посылку карательного отряда из Мельбурна.

Совещание продолжалось. Возбуждение черных ораторов все росло. У некоторых глаза, казалось, готовы были вырваться из орбит и горели огнем ярости. Зубы скрипели и щелкали, ноги и руки выделывали какие-то судорожные движения. Жутко было смотреть на этот своеобразный «военный совет» австралийских вождей.

В конце заговорил Броун. Его спокойную речь слушали со вниманием, даже с благоговением. Конец ее был встречен кликами ярости. Даже для незнающих языка было понятно, что борьба с белыми угнетателями на этом совете была решена беспощадная.

После совещания Броун пригласил путешественников в общество вождей. Встреча была вежливая, но сухая, сдержанная.

— Ну, где хотите ночевать? — спросил Броун Илью и Вадима, — здесь или в моем лагере, в обществе белых каторжников?… Советую здесь, так как утром будет охота на кенгуру и казуаров. Заготовляем провизию для войны, — добавил он. — Впрочем, пойдем лучше ко мне. Я утром вас разбужу, и на охоту вы поспеете.

Илья и Вадим пошли за ним и через полчаса очутились в лагере белых.

Многие уже спали у потухающих костров, другие сидели и вели беседу вполголоса.

Какие все мрачные лица! Молодые и старые, но все озлобленные, решительные!

Броун усадил гостей около одного костра и угостил их жареным мясом.

— Кенгуру, — сказал он, — нравится?

После долгой, с утра до вечера, поездки верхом нежное сочное мясо обоим показалось восхитительным.

Броун рассказал им на сон грядущий свою историю. Еще мальчиком провинился он у себя на родине, в Ирландии. Был страшный голод. От голода вымирали села. Он с товарищами взломал амбар одного лорда, который выгодно торговал мукой и ни одной горсти не давал даром. Джеральд был пойман, избит и посажен в тюрьму. После отсидки он вышел на свободу. Остался один, как перст: отец, мать и сестра умерли голодной смертью. Джеральд избил того лорда. Опять тюрьма! А там и пошло. Он сделался непримиримым врагом всех лордов, баронов и баронетов, всех тех, кто губит нищих и голодных и набивает мошну. На фабрику поступил — повел пропаганду. Арестовали… сопротивлялся. Чуть не убил полисмена — и вот на каторге уже несколько лет… И все мы такие, — сказал он, показывая на спящий лагерь каторжан.

• Предыдущая
• 23/179
• Следующая