Тень «Курска» или Правды не узнает никто - Переяслов Николай Владимирович - Страница 38
- Предыдущая
- 38/63
- Следующая
— Кто-кто? — не понял я.
— «Оскар-II». Такое наименование имеет по натовской классификации наша К-141.
— А-а, да-да… Но почему же вы не уложили эту лодку-убийцу прямо там же рядом с «Курском»?!
— Да потому, что между ней и нами как раз и находился сам «Курск»! Это я тебе тут рассказываю все по порядочку, чтобы ты успел нарисовать себе мысленную картину, а на деле все происходило далеко не так однозначно. На хвосте у «Курска», как ты сам говорил, висели в тот день не одна и даже не две, а сразу целых три натовские субмарины — «Мемфис» и «Толедо» ВМС США, и британская АПЛ «Сплендид». Все они находились на перископной глубине и на очень маленьком расстоянии друг от друга, «Мемфис» и «Сплендид» не более мили от «Курска», а «Толедо» прямо под носом — чуть ли не в 300-х метрах! Натовские подлодки вообще любят находиться в приповерхностной зоне, где слои воды интенсивно перемешиваются, и это значительно ухудшает гидроакустический контакт. При этом американцы с их более совершенной аппаратурой наши подводные лодки все же фиксируют, а мы их, как правило, нет. Именно так, похоже, было и в тот раз, когда между тремя натовскими субмаринами и нами всплыл для сеанса связи Лячин, передавший в штаб флота свое сообщение о намерении срочного отстрела обнаруженной на борту «Курска» дефектной «толстушки».
— Разве его переговоры не были закодированными?
Лячин-2 вздохнул.
— Были. Но после того, как Бакатин — или кто там, я уже не помню, возглавлял у нас КГБ в начале перестройки? — сдал ЦРУ почти всю нашу заграничную резидентуру, у нас словно соревнование началось — кто спустит на Запад больше секретов. Так что я за наши переговорные шифры сегодня не дам даже понюшки табака — американцы читают их не хуже, чем наши собственные дешифровальщики. Впрочем, как и мы — их…
— Так вы думаете, что они поняли смысл его запроса о предполагаемом сбросе «толстой» торпеды?
— Мне кажется, да. Иначе как объяснить тот факт, что практически сразу же после того, как Лячин передал шифрограмму о своей готовности к отстрелу бракованной «толстушки», он был атакован двумя торпедами, причем обе были нацелены в область того самого торпедного аппарата, в котором как раз и находилась взрывоопасная «толстая» торпеда?
— И они попали?
— С трехсот-то метров отчего ж не попасть? От этого попадания и сдетонировала «толстая» торпеда в аппарате, выбросившая шлейф огня внутрь первого отсека. Одновременно с этим в правый борт подлодки (в районе 24 шпангоута на стыке 1-го и 2-го отсеков) угодила вторая торпеда, вследствие чего могли взорваться носовые цистерны главного балласта и произойти мгновенное стравливание воздуха, а это — огромные массы под давлением 400 килограмм на квадратный сантиметр! При этом неизбежно произошло разрушение прочного корпуса, вода хлынула внутрь первого отсека, который размером с хороший спортивный зал…
— Так вот что имел в виду один из разработчиков оружия, когда говорил в интервью нашей газете, что «Курск» имеет пробоину «с загнутыми вовнутрь оплавленными краями», а это, мол, свидетельствует о том, что он «мог быть потоплен только специальным боеприпасом»! — вскричал я, перебивая рассказ капитана. — Да и Лесков тогда на организованном мною в редакции «круглом столе» утверждал, что причиной гибели ракетоносца явился «фактор внешнего воздействия огромнейшей силы». Это же означает, что его просто-напросто расстреляли! Да ещё и практически в упор, с трехсот метров! Но кто это сделал? «Мемфис»?
— Нет… Это была «Толедо».
— «Толедо»! А вы? Неужели ничего нельзя было предпринять?
— Я же говорю, что между «Толедо» и нами оказался подбитый «Курск». Видимо, ещё не поняв, что произошло, Лячин успел отдать приказание аварийно продуть балласт и увеличить обороты, но поскольку в носу уже была гигантская пробоина (2 х 3 метра!), в которую врывалась вода, то вместо экстренного всплытия на поверхность лодка резко дернулась вперед и, протеревшись правым боком о корпус своей убийцы, изменила дифферент на нос и, вследствие почти мгновенного поступления воды в первые отсеки, стремительно пошла вниз. Винты ещё продолжали крутиться, гоня её ко дну, «Толедо» продолжала катиться вдоль её корпуса, сминая рубку, крыши ракетных шахт, комингс-площадку кормового аварийно-спасательного люка… Остававшиеся до дна 70 — 80 метров «Курск» прошел за какие-то 10 — 20 секунд, а там, на дне — крепчайшие базальтовые породы, только сверху чуть «присыпанные» илом. Удар форштевнем об эту плиту был страшнее любого возможного столкновения, от него, как я понимаю, сорвалось с мест все тяжелое оборудование, повылетали сальниковые уплотнения на валах, сдетонировали и начали рваться стеллажные торпеды…
— И это — при том, что, как стало сегодня известно, переборки между отсеками «Курска» были в три раза тоньше, чем это предусматривалось первоначальными рассчетами. Если прочный корпус лодки просчитывали на давление в шестьдесят атмосфер, то внутренние переборки — уже только на двадцать, — припомнил я попавшуюся мне где-то ранее на глаза информацию. — А кроме того, в целях экономии материалов, на лодке вырезали целые километры трубопроводов, уменьшили размеры аварийных аккумуляторных ям и чуть ли не вполовину сократили объем охлаждающего контура реакторов.
— Безумие! — поморщился командир. — Это же не лодка, а просто плавучий гроб. Я слышал, что она сделана с отклонениями от проекта, но чтобы до такой степени…
— Но разве ваша — не является её полной копией?
— Во всем, кроме технологических отступлений. Я сам курировал её строительство и следил за выполнением проектных требований. Последние четыре года я прожил практически не дома, а на заводе…
— Ну так и что произошло дальше? — вернул я его к прерванной мною самим же первоначальной теме разговора.
— Дальше… Дальше произошло невероятное. По какому-то дикому, иначе и не назовешь, стечению обстоятельств, почти одновременно с падением на дно погибающего «Курска», с нашего крейсера «Петр Великий» была выпущена разрабатываемая в химкинском ЦКБ «Алмаз» экспериментальная ракета-торпеда «Гранит», курс которой пересекался с курсом К-141… Представь себе пять сошедшихся на сравнительно небольшом пятачке моря подводных лодок — три натовских, «Курск» да ещё мы неподалеку… Итого — общая масса металла около 100 тысяч тонн!
— Прямо «Курская» аномалия…
— В том-то и дело! И могла ли пролетающая над ней самонаводящаяся ракета не среагировать на такое громадное магнитное поле? Нет, конечно. И она изменила траекторию своего полета и, нырнув в воду, клюнула носом-болванкой (жаль, что без боевого заряда!) в корпус оказавшейся ближе всех к её курсу «Мемфис».
— Так, значит, «Мемфис» все-таки не просто так заходила в Хоконсверн, а и правда подлатывала там свои повреждения!
— Ну да. После того, как «Курск» рухнул на дно, они тут же кинулись врассыпную. «Сплендид» мы потеряли из виду почти сразу, а обе американки пошли прямиком в Норвегию зализывать раны — у «Мемфис» оказался поврежденным легкий корпус в районе рубки, а «Толедо» во время столкновения с подстреленным «Курском» и трения о его борт потеряла часть своего рубочного ограждения. Так что сейчас они обе находятся в поле нашего зрения, и мы ждем, когда они покинут норвежские причалы. Особенно «Толедо».
Мы оба немного помолчали — я, переваривая услышанное, а он, видимо, размышляя над тем, правильно ли сделал, что посвятил меня в свои тайны.
— Ну вот, — резюмировал он. — Теперь ты знаешь, куда и зачем мы движемся. И вообще… Все остальное.
— Простите, — приподнялся я, поудобнее усаживаясь на кровати. — Но почему вы не перестанете называть себя фамилиями погибших? Это ведь так нелегко — нести на себе тень чужой жизни. Я вот даже в мыслях и то до сих пор спотыкаюсь, когда называю вас Лячиным… Да и какой теперь в этом смысл?
— Я думал об этом, — кивнул он в знак того, что понимает меня. — И я бы уже давно отменил употребление имен наших погибших двойников, но хочу завершить начатое нами дело ОТ ИХ ИМЕНИ.
- Предыдущая
- 38/63
- Следующая
