Пронзая тьму - Перетти Фрэнк - Страница 10

• Предыдущая
• 10/115
• Следующая

«Да, пожалуй, эти ребята настроены серьезно».

Уэйн Корриган сидел за своим столом по окончании рабочего дня и пил последнюю чашку кофе из термоса, просматривая письменные возражения, составленные Марком Ховардом, Томом Харрисом и членами правления церкви, в ответ на временный судебный запрет, наложенный на школу.

Здесь приводились все обычные доводы в пользу телесных наказаний – конечно, цитаты из Книги Притчей, касающиеся розог, и пункт школьного устава, в котором обстоятельно описывалась процедура наказания. Подпись Люси Брэндон под договором о зачислении ребенка в школу свидетельствовала о ее полном согласии с уставом последней, поэтому оспорить эту часть обвинения будет нетрудно.

Что же касается доводов против запрета на «дальнейшие проявления религиозного фанатизма, могущие пагубно отразиться на умственном и эмоциональном состоянии ребенка, а равно его социальном благополучии, или излишне интенсивного религиозного обучения, могущего оказаться вредным», то члены правления церкви тщательнейшим образом исследовали данный вопрос и цитировали одно за другим библейские изречения, в которых говорилось о существовании, злонамеренности, злодеяниях демонов и необходимости «изгонять» их, а равно толковалась основная идея Евангелия. Конечно, речь здесь идет о свободе вероисповедания, закрепленной Конституцией…

Но изгнание дьявола из десятилетнего ребенка? Из несовершеннолетней девочки, и без согласия родителей? Разве устав школы дает основания для подобных действий? Разве миссис Брэндон давала согласие на такое обращение с дочерью?

Корриган бессильно откинулся на спинку кресла. Дело слишком серьезно, и ставки слишком велики. Он чувствовал почти непомерный груз ответственности.

Да. Специалисты из ААСГ нашли нужный ход; если они повернут дело таким образом, Конституция будет значить не больше пачки туалетной бумаги – ведь дело касается детей.

«Ну что, Корриган, опять попался? Ты слишком легко сказал „да“. Теперь до слушания осталось двенадцать дней. Сделай же что-нибудь».

– Господи, – мысленно начал молиться он. – Я опять увяз по уши. Мне нужна Твоя помощь, чтобы выпутаться из этого отчаянного положения… чтобы всем нам выпутаться".

Он принялся писать отчет для представления в суд, стараясь охватить в нем все жалобы, содержащиеся в исковом заявлении. Факт злоупотребления федеральными фондами оспорить легко; отвести обвинения в религиозной дискриминации – раз плюнуть; но вот дальше начинается самое сложное – и Корриган принялся страстно молиться, приступая к каждой следующей строчке.

Утром в понедельник, через неделю после того, как увезли Руфь и Джошуа, Тому позвонила неизвестная дама из Комитета по защите детей. Без предварительного согласования с ним и какого-либо иного предупреждения, кроме этого звонка, Тому назначили время свидания с детьми – продолжительностью в один час и под присмотром работника патронажа. Свидание должно было состояться в одиннадцать утра в понедельник в здании суда Клэйтонвиля.

Том еле успел к назначенному часу, он завел автомобиль на стоянку для посетителей у здания суда в 10.52. Глядя в зеркало заднего обзора, он еще раз проверил свой внешний вид: дрожащими руками поправил галстук, пригладил волосы. Его слегка поташнивало от волнения. Он схватил сумку с Детскими вещами, закрыл машину и стремительно взбежал по бетонным ступеням старого каменного здания.

Просторный прохладный вестибюль с мраморным полом и стенами выглядел мрачно и впечатляюще. Каждый шаг отдавался громким эхом, словно публично извещая о его приходе, и Том чувствовал себя здесь совершенно беззащитным.

Мимо проходили юристы, клерки, обычные посетители, и он боялся встретиться с кем-нибудь взглядом. А вдруг кто-то видел его лицо по телевизору или в газете? Едва ли у него попросят автограф.

Девушка в справочном спросила его имя и предложила подождать на жесткой деревянной скамье у стены.

– Я сообщу о том, что вы пришли, – сказала она.

Том сел и медленно погладил подбородок, устремив глаза в мраморный пол. Он чувствовал страшное раздражение, но знал, что не может обнаружить свои чувства, не может дать волю гневу, если не хочет осложнить и без того неприятную ситуацию.

Он продолжал молиться: «О Боже, что мне делать? Я даже не знаю, что сказать».

Естественным образом он подумал о Синди, которой вот уже три года не было в живых. В трудные времена, подобные нынешним, он всегда вспоминал о том, как сильно нуждался в ней и как много потерял с ее смертью. Да, Том уже оправился от первого страшного удара, но порой, в самые черные периоды жизни, когда требовалось величайшее напряжение душевных сил, он по привычке устремлялся к ней мыслями, думал о ней, разговаривал с ней, изливая свою боль. Но тогда возвращалось все то же неусыпное сознание, горькое понимание того, что она ушла безвозвратно, оставив после себя лишь неотступную тень скорби.

«Синди, – думал Том, – ты просто не поверишь, что тут происходит. Наверное, это и есть то самое преследование, о котором предупреждали нас Иисус и апостолы. Наверное, подобная угроза всегда казалась нам чем-то бесконечно далеким – чем-то, что могло произойти в Советской России или, скажем, во времена Римской империи, но не здесь, не сейчас. Я никогда не предполагал, что такое случится со мной. И, тем более, с нашими детьми».

Он вытащил из кармана носовой платок и вытер набежавшие на глаза слезы. Дети не должны видеть его таким – кроме того, что подумают эти чиновники?

– Мистер Харрис?

Том судорожно глотнул воздух и отчаянным усилием попытался взять себя в руки. «Том, чтобы ни происходило, держись дружелюбно! Не давай ей никаких оснований для дальнейших действий против тебя!»

Перед ним стояла Ирэн Бледсоу.

– Конечно, вы помните меня? – сказала она, усаживаясь рядом с ним на скамью.

– Да. – Том счел подобный ответ вполне нейтральным.

– Прежде чем отвести вас наверх, к детям, я должна напомнить вам, что право посещения детей является привилегией, которой вас могут лишить в любой момент. Мы надеемся, что вы будете вести себя наилучшим образом и неукоснительно выполнять все мои указания. Дотрагиваться до детей вам запрещается; вы должны оставаться на своей стороне стола. Вам запрещается задавать им какие-либо вопросы, касающиеся места их пребывания. Я имею право отклонить любой вопрос, который сочту неуместным, и закончить свидание в любой момент, когда сочту это необходимым. Вам все понятно?

– Но… Миссис Бледсоу, у меня будет возможность обсудить с вами происшедшее? Я хочу прояснить всю эту историю и забрать детей домой.

– Пока это невозможно; наше расследование еще не закончено.

– Какое расследование? Мне никто ничего не говорит, и я даже не мог дозвониться до вас.

– Мы сейчас очень загружены работой, мистер Харрис. Вам надо просто набраться терпения.

В душе Тома закипел гнев, даже жажда мести – некое чувство, совсем нехристианское (он это понимал), но совершенно неудержимое. Он молчал, не в силах найти достаточно корректных слов.

– Так вам все понятно? – повторила Ирэн Бледсоу более суровым тоном.

Тому оставалось лишь дать ответ, которого от него ожидали:

– Да.

– Что у вас в сумке?

Том открыл сумку, показывая содержимое.

– Я принес кое-какие вещи для детей. Они оставили дома свои Библии, так что я принес их, а также ручки и блокноты.

– Прекрасно. – Ирэн Бледсоу взяла сумку. – Следуйте за мной.

Она энергично зашагала прочь, громким цоканьем каблуков извещая всех в вестибюле о своем присутствии. Том старался ступать как можно тише; такого рода внимание ему не требовалось.

Женщина поднялась по винтовой мраморной лестнице на второй этаж, проследовала по галерее, которая тянулась вдоль передней стены здания, и вошла в тяжелую, устрашающего вида дверь с медными петлями и шарообразной ручкой весом не менее двадцати фунтов. Они миновали неприветливую, скудно обставленную приемную с единственным высоким узким окном, пропускающим бледный свет дня. Перед сводчатым проемом справа с несколько скучающим видом стоял охранник. Том проследовал за миссис Бледсоу мимо охранника и прошел под арку.

• Предыдущая
• 10/115
• Следующая