Трактир на Пятницкой (сборник) - Леонов Николай Иванович - Страница 123
- Предыдущая
- 123/170
- Следующая
Он приехал домой. Автоматически поел, напился чаю. «Они не дождутся, чтобы я запил и потерял самоконтроль, у них нет отпечатков, они блефуют». Он посмотрел на свою ладонь, стал изучать узоры на коже и в этот момент вспомнил. Он так же смотрел на свою руку в Москве. На Петровке, в кабинете следователя. С него только что сняли пальцевые отпечатки, они красовались на специальном бланке, все десять пальцев. Он тряпочкой стирал с рук черную краску, вот так же с любопытством изучал кожные узоры. Миллиарды людей, у каждого собственная печать. Крошин отошел от окна, медленно сел в кресло. Так вот чего они ждут: фотокопию дактилоскопической карты из Москвы. Вот почему этот Гуров не взял со стола бутылку. Придет дактокарта, они проведут экспертизу – и конец.
Он не вскочил, не побежал, продолжал сидеть. Уходить в нелегалы? Он видел нелегалов, жизнь хуже смерти. Человек медленно умирает со страха.
В четверг утром все собрались в кабинете следователя прокуратуры. Николай Тимофеевич встречал всех стоя; подвинул Турилину кресло, сел последним.
– Как дальше жить будем, Константин, – он замялся и быстро добавил: – Константинович?
Полковник сидел откинувшись, вытянув длинные худые ноги, и сосредоточенно изучал собственные ботинки. Полковник молчал и, судя по выражению его лица, отвечать не торопился. Все присутствующие отлично понимали ситуацию. Крошин не дрогнул, не побежал, как они рассчитывали. Психологическая атака желаемого результата не принесла.
Вчера Лева просил разрешения на встречу с Крошиным, Турилин не согласился. Может убить, коротко ответил он. Лева долго убеждал начальника, говорил о своей осторожности, о знании психологии преступника, в общем, приводил различные доводы. Больше всего Леву огорчала мысль, что, будь на его месте кто-нибудь другой, Турилин разрешил бы встречу. В конце концов он прямо спросил об этом. Константин Константинович подумал и ответил: «Разрешил бы только Ломакину». «А братьям?» – спросил Лева. «Нет», – отрезал Турилин и подумал, что Птицыны при всех своих достоинствах для такой работы не годятся, излишне самоуверенны и прямолинейны. Заканчивая беседу, полковник сказал: «Если наша психологическая обработка на преступника не подействовала, встреча с ним бессмысленна, даже вредна, так как доказывает слабость нашей позиции; если же Крошин близок к слому, он способен на крайности, встречаться с ним опасно, тем более вам. Сейчас-то он понял, что вы с самого начала дурачили его. Подождем».
Прошли сутки. Анатолий Птицын вернулся из Ленинграда, доложил, что мать Крошина жива и сын время от времени у нее бывает.
Крошин никаких шагов не предпринимал, бежать не пытался. Ждать больше нечего, надо решать. Для этого работники уголовного розыска и приехали в прокуратуру.
– Анатолий? – спросил полковник. Он всегда называл братьев по именам.
– Наше мнение, – ответил Анатолий за двоих, – брать, арестовывать и раскалывать на допросе. Первичные допросы поручить нам, розыску. Вашему Крошину не выдержать, материалов достаточно. Нам кажется, точнее, мы уверены, что в данном деле сильно преувеличены опыт, стойкость и ум преступника. Убийца – человек ненормальный, психика сдвинута. Товарищи, – он развел руками, – сами себе сложности придумываем. Убежден, мы убеждены, три-четыре часа беседы – и знаменитый Крошин будет плакать и писать покаяние.
– Понятно. Все? – спросил Турилин.
– Все, – ответил Птицын. – Брать надо прямо с работы, на публике, сразу захватывать инициативу.
– Трофим Васильевич, ваше мнение? – обратился к Ломакину Турилин.
Старший группы склонил голову к одному плечу, к другому, словно рассматривал вопрос под разными углами, неторопливо начал:
– Поостерегся бы, поостерегся. Видится мне, Крошина в лоб не взять. Я в МУРе ребят знаю, нам у них еще учиться. – Он взглянул на братьев. – Мне видится, с Ленинграда надо начинать, с обыска у его мамаши. Если найдем его кассу, Крошин в старом валютном деле потонет, тогда его и по нашему делу привлечь возможно.
– Понятно, Трофим Васильевич. Спасибо, Лева, вы у нас главный специалист. Слушаем вас, – сказал Турилин.
– Наиглавнейший, – вставил один из братьев, – создавший миф о непобедимости Крошина.
Лев повернулся, посмотрел говорившему в глаза. Наступила неловкая пауза Следователь, сидевший за столом неподвижно, не подававший вообще никаких признаков жизни, вдруг сказал:
– Не стоит, Лев Иванович. – Он тоже взглянул на Птицыных, без надобности переложил на столе папки. – Если бы мы были в экспериментальной мастерской, уважаемые, я бы вам разрешил попробовать осуществить ваше предложение.
Братья, признанные асы уголовного розыска, не привыкли к такому тону и приготовились дать отпор. Турилин жестом остановил их и сердито сказал:
– Вас ждут, Лев Иванович.
Лева понял, что по его вине пострадала честь мундира, и смутился.
– Не знаю, – наконец сказал он, – не знаю, как вести допрос Крошина…
– Браво! – сказал кто-то из братьев.
«Ну, я вам, черти, дома выдам», – решил Турилин и кивнул Леве.
– …Но я знаю, как допрос вести нельзя. Как рекомендует Анатолий, так нельзя. На Крошина нельзя давить напрямую.
– Уговаривать прикажете? – сорвался Анатолий.
– Нет. Уговаривать тоже не годится, – спокойно ответил Лева. Он видел, с каким вниманием смотрят на него Турилин и следователь, и заговорил увереннее: – Крошина понять надо.
– Валютчика и убийцу…
– Слушай, Птичкин… – Ломакин сердито засопел, махнул рукой. – Прошу извинить, Константин Константинович. Прошу извинить, Николай Тимофеевич.
Леве стало ясно, что больше никто из братьев не произнесет ни слова.
– Крошин живет в выдуманном мире собственного «я». Для него оценка этого «я» важнее всего на свете. Его не следует пугать, в такой ситуации его «я» вырастает до неимоверных размеров, загораживает белый свет. Крошин труслив, склонен к неврастении, однако, подпирая себя «я»-концепцией, умеет сдерживаться, выглядит смелым и спокойным. Все его поведение в создавшейся ситуации доказывает мою правоту. – Лева вздохнул и закончил: – Все.
– Спасибо, – сказал следователь.
– Лева, что конкретно вы предлагаете? – спросил Турилин.
– Как-то его убедить, что признание явится для него победой, а не поражением. Но как?
– Такая подмена невозможна, – сказал Турилин, следователь согласно кивнул. – Но верная позиция где-то в данной плоскости. Решать надо по ходу допроса, основываясь на его реакциях. Предположим худшее, и допрос ничего не даст. Что мы будем иметь в суде, Николай Тимофеевич?
– До суда надо дожить, Константин Константинович, – ответил следователь. – Если произойдет землетрясение и мне удастся убедить прокурора направить дело в суд, – он взял со стола папку с уголовным делом, взвесил ее на ладони, словно именно вес определял успех. – Скорее всего Крошина в зале суда из-под стражи освободят за недоказанностью, дело направят на доследование, а нам с вами…
– Понятно, – перебил следователя Турилин. – Я за немедленный арест. Крошин убийца, опасен для общества, должен быть наказан. Если же мы не справимся со своей задачей, накажут нас. По заслугам накажут, не нарушай закон, умей работать. – Полковник встал.
Поднялись и все присутствующие. Следователь выбрался из-за стола, взял Турилина под руку, отвел к окну. Ломакин кивнул на дверь, вывел свою группу в коридор.
– Лев Гуров-Синичкин, станешь генералом…
Лева повернулся к братьям, спокойно ждал продолжения. Они по очереди похлопали Леву по спине и молча направились к лестнице.
– Костя, – говорил следователь, – уголовный розыск сделал все возможное, даже чуть больше. Ребята у тебя великолепные. Сейчас слово за мной.
Турилин без ложной скромности считал, что следователь прав, и промолчал.
– Знаешь, Костя, возраст чувствовать стал, трудно становится. Отдай мне Гурова.
– Возьми, – Турилин пожал плечами.
– Он не пойдет.
– Надеюсь.
- Предыдущая
- 123/170
- Следующая
