Кожа для барабана, или Севильское причастие - Перес-Реверте Артуро - Страница 80
- Предыдущая
- 80/110
- Следующая
Экс-лжеадвокат поднял руку.
— Поскольку не представляется возможным заняться формой, — внушительно произнес он, — займемся содержанием. Хотя по велению совести мы решили не покушаться на само священное место, нет никаких препятствий или преград к тому, чтобы мы занялись человеческим элементом. — Он пососал сигару и посмотрел, как в воздухе тает колечко ароматного дыма. — Я имею в виду священника.
— Которого из трех?
— Старого, — с конфиденциальной улыбкой ответил дон Ибраим. — Согласно информации, полученной Красоткой от соседок и прихожанок, молодой викарий уезжает завтра, во вторник, после чего глава прихода остается наедине с опасностью. — Его глаза, печальные, покрасневшие, лишенные ресниц вследствие эпизода с бензином, были устремлены на подручного Пенчо Гавиры. — Ты следишь за ходом моей мысли, дружище Перехиль?
— Слежу, слежу. — Перехиль, заинтересованный, переменил позу, — Только не знаю, куда она тебя выведет.
— Ты, или кто-то еще… вы не хотите, чтобы в четверг в церкви была отслужена месса. Правильно?
— Правильно.
— А не будет священника — не будет и мессы.
— Конечно. Но вы же мне заявили на днях, что вам совесть не позволяет сломать старику ногу. А я, честно говоря, этой вашей совестью уже сыт по горло.
— Ну зачем же заходить так далеко? — Экс-лжеадвокат посмотрел по сторонам, потом на Красотку и Удальца и понизил голос. — Представь себе, что этот достойный муж, этот почтенный служитель Господа нашего исчез на два-три дня. Без всякого физического ущерба.
Луч надежды озарил лицо Перехиля:
— Вы можете взять это на себя?
— Разумеется. — Дон Ибраим снова пососал сигару. — Дело чистое, без всяких осложнений и переломов. Только оно обойдется тебе немножко подороже.
— Сколько еще? — недоверчиво взглянул на него Перехиль.
— Да совсем чуть-чуть. — Дон Ибраим мельком глянул на своих сообщников и решился: — По пол-лимона на брата. На жилье и питание.
При данных обстоятельствах четыре с половиной миллиона действительно были тем, что дон Ибраим назвал «совсем чуть-чуть», поэтому Перехиль жестом дал понять, что вопросов нет. На самом деле бумажник его был пуст, как никогда, но если дело выгорит, то Пенчо Гавира не станет торговаться из-за таких мелочей.
— Что вы надумали?
Дон Ибраим устремил взгляд за окно, на узкую белую арку входа в переулок Инкисисьон, колеблясь, стоит ли вдаваться в подробности. Ему было жарко, очень жарко, несмотря на прохладное вино; ему нестерпимо хотелось снять пиджак и глубоко вздохнуть. Взяв веер Красотки, он пару раз обмахнулся. Кто знает, чем может кончиться вся эта история.
— На реке есть одно местечко, — осторожно произнес он. — Корабль, на котором живет Удалец. Если хочешь, мы можем продержать этого священника там до пятницы.
Перехиль взглянул в лишенные всякого выражения глаза Удальца и поднял бровь:
— А получится?
Дон Ибраим ответил серьезным и уверенным кивком. В конце концов, думал он в это время, в жизни бывают моменты, когда приходится жечь собственные корабли и идти ва-банк. Он еще обмахнулся веером, чувствуя, что ему не хватает воздуха.
— Получится.
Как все люди, жаждущие поверить в удачу, Перехиль, судя по всему, немного успокоился. Достав пачку американских сигарет, он закурил.
— Вы точно не причините вреда старику?.. А если он начнет сопротивляться?
— Ради Бога. — Дон Ибраим, метнув тревожный взгляд на Красотку, положил руку с зажатой в ней сигарой на плечо Удальца. — Престарелый священнослужитель. Святой муж.
Перехиль согласился, однако напомнил, что они должны тем не менее не спускать глаз с римского попа и с… гм… сеньоры. И еще о фотографиях. Главное — не забывать фотографировать.
— А знаете, это вы здорово придумали, — добавил он, помолчав, видимо снова вспомнив о приходском священнике. — Как это вам пришло в голову такое?
Поглаживая остатки усов, дон Ибраим изобразил на лице улыбку — польщенную и одновременно скромную.
— Да вчера по телевизору показывали один фильм — «Узник Зенды».
— Вроде бы я его видел. — Перехиль подхватил упавшую на ухо прядь и водрузил ее на место, чтобы прикрыть плешь. Настроение у него явно поднялось. Он даже сделал знак официанту принести вторую бутылку.
Красотка Пуньялес бесстрастно следила за ее приближением своими черными и блестящими, как агат, глазами, а ее длинные облупившиеся ногти постукивали по стеклу пустого бокала.
— Это там какие-то ребята отправили своего приятеля за решетку, а он потом вышел, нашел огромный клад и отомстил им всем?
Дон Ибраим покачал головой. Официант уже откупорил бутылку, и вино с тихим бульканьем наполняло бокалы. Красотка Пуньялес следила взглядом за процессом, молча шевеля губами.
— Нет, — изрек экс-лжеадвокат. — Ты говоришь о «Графе Монте-Кристо», а в этом фильме одного короля похищает его брат-негодяй, чтобы самому захватить трон. Но в этот момент появляется Стюарт Грэнджер и спасает настоящего короля.
— Надо же! — Перехиль покивал головой, благосклонно глядя на Удальца. — И правда, по этому телевизору чего только не увидишь.
Онорато Бонафе действительно обладал некоторыми качествами, свойственными свиньям, и не только в смысле своей морали и характера. Когда он добрался до церкви Пресвятой Богородицы, слезами орошенной, и вступил под ее прохладную сень, вся его рубашка спереди была мокра от пота, обильно струившегося по побагровевшему двойному подбородку. Достав из кармана платок, он принялся вытирать пот, промакивая его мелкими движениями своих маленьких ручек, а глаза его тем временем обегали стены, на одной из которых висело множество экс-вото, сдвинутые в угол скамьи, леса. В Санта-Крусе вечерело. Последний свет, проникавший сквозь витражи с выпавшими стеклами, был багровым и золотистым, что придавало пыльным, облупившимся фигурам святых нечто таинственное. Пара ангелов широко раскрытыми глазами взирала в пространство перед собой, а статуи молящихся герцога и герцогини дель Нуэво Экстреме казались живыми людьми, притаившимися в тени алтаря.
Журналист сделал несколько неуверенных шагов, рассматривая свод, амвон и исповедальню, дверь которой была открыта. Ни там, ни в ризнице никого не было. Бонафе направился к кованой решетке, преграждающей вход в склеп, посмотрел на уходящие в темноту ступени и повернулся к алтарю. Статуя Пресвятой Богородицы стояла в своей нише, окруженная трубами и платформами лесов. Бонафе некоторое время смотрел на нее снизу, потом с решительностью человека, совершающего запланированные действия, взобрался на леса и поднялся к самой статуе, на пятиметровую высоту. Красно-золотой, свет, проникавший сквозь витражи, озарял складки ее одеяния, пронзенное кинжалами сердце на груди, ее глаза, возведенные к небу. На ее щеках, синем покрывале и звездном венце, окружавшем голову, поблескивали жемчужины капитана Ксалока.
Бонафе снова достал из кармана платок, еще раз вытер потный лоб, подбородок и шею, а затем, смахнув им слой пыли, покрывавший жемчужины, внимательно вгляделся в них. Потом окинул взглядом безлюдную церковь, вынул откуда-то небольшой складной нож, осторожно раскрыл его, поцарапал кончиком одну из жемчужин на покрывале статуи и долго, задумчиво смотрел на нее. А потом, немного поколебавшись, аккуратно поддел ее самым кончиком ножа и давил, пока она не отделилась от оправы. Жемчужина была крупная, размером с горошину; он несколько секунд подержал ее на ладони, после чего с довольным видом сунул в карман.
Закатный свет проникал в храм сквозь бестелесного Христа в витраже, окрашивая в цвет крови капли пота на жирном лбу Бонафе. Журналист вытащил платок, чтобы вытереть лицо. И в этот момент услышал слабый шорох за спиной, а леса, на которых он стоял, заметно вздрогнули.
- Предыдущая
- 80/110
- Следующая
