Клуб Дюма, или Тень Ришелье - Перес-Реверте Артуро - Страница 74

• Предыдущая
• 74/85
• Следующая

Дело в том, что это я, то есть пишущий эти строки Борис Балкан, сидел в библиотеке, ожидая гостя, и вдруг увидел на пороге Корсо с ножом в руке и со взором, пылающим праведным гневом. Я заметил, что он явился без сопровождающих, и это меня встревожило, хотя я постарался сохранить на лице приличную случаю маску невозмутимости. В остальном я хорошо продумал эффект: полумрак библиотеки, свет канделябров, стоящих на столе, за которым сижу я – с томом «Трех мушкетеров» в руках… И даже одет я был – совершенно случайно, но как нельзя более кстати – в красную бархатную куртку, которая напоминала пурпур кардинальского облачения.

Мое большое преимущество заключалось в том, что я-то знал, что увижу Корсо – одного или с кем-то, а вот он никак не предполагал увидеть именно меня; поэтому я и решил воспользоваться эффектом неожиданности. Но нож и грозное выражение его лица мне не понравились. Поэтому я не стал тянуть с объяснениями.

– Поздравляю вас, – сказал я, захлопнув книгу, словно его приход прервал чтение. – Вы смогли довести игру до конца.

Он стоял у порога и смотрел на меня. Не стану скрывать: я искренне и от всей души наслаждался изумлением, застывшим у него на лице.

– Игру? – выдавил он из себя хриплым голосом.

– Да, игру. Напряжение, поиски нужного варианта, находчивость, ловкость… Знаете, свобода действий в рамках неукоснительных правил самоценна и щекочет нервы, радует возможностью поступать не так, как принято в повседневной жизни… – Честно говоря, все это придумал не я, о чем Корсо незачем было знать. – Устраивает вас такое определение?.. Ведь сказано во второй книге Самуила: «Пусть явятся дети и играют пред нами…» Дети живут игрой, и они – самые лучшие читатели: они все делают с величайшей серьезностью. По сути, игра – это единственная по-настоящему серьезная вещь; в ней нет места скепсису, не так ли?.. Верь – не верь, но коли хочешь участвовать, будь добр подчиняться правилам. Только тот, кто соблюдает эти правила или по крайней мере знает их и учитывает, может уповать на победу… То же самое происходит при чтении книги: надо поверить и в интригу, и в персонажей, чтобы повествование доставило удовольствие. – Я замолк, полагая, что поток моего красноречия произвел на него нужный мне успокаивающий эффект. – Кстати, вы ведь не могли добраться сюда в одиночку… А где же тот, другой?

– Рошфор?.. – Корсо зло скривил губы. – С ним произошел несчастный случай.

– Вы зовете его Рошфором?.. Остроумно и весьма уместно. Вижу, что вы из числа тех, кто принимает правила… Хотя чему уж тут удивляться…

Корсо засмеялся, но смех его меня не успокоил.

– А вот он вроде бы очень удивился, когда я его покидал.

– Вы пугаете меня, – фальшиво улыбнулся я, и на самом деле встревожившись. – Надеюсь, с ним не случилось большой беды?

– Он упал с лестницы.

– Да что вы!

– Ага! Но можете не беспокоиться. Когда я уходил, ваш агент еще дышал.

– Слава богу! – Я попытался опять улыбнуться, чтобы скрыть волнение; все это выходило за рамки намеченного плана. – Значит, вы слегка проучили его?.. Перехитрили? Что ж… – я великодушно развел руки. – Не переживайте.

– А я и не переживаю. Зато у вас повод к тому имеется.

Я сделал вид, что не расслышал его реплики.

– Самое важное – добраться до финиша, – продолжал я, ухватив прерванную было мысль. – А что касается всякого рода уловок, то у нас есть замечательные предшественники… Тесей выбрался из лабиринта благодаря нити Ариадны, Ясон похитил руно с помощью Медеи… Кауравы в «Махабхарате» хитростью выиграли игру в шашки, а ахейцы облапошили троянцев, подсунув им деревянного коня… Так что ваша совесть может быть спокойной.

– Спасибо. О своей совести я позабочусь сам.

Он вытащил из кармана сложенное вчетверо письмо миледи и кинул на стол. Я, разумеется, сразу узнал собственную руку – слишком тщательно выведенные прописные буквы. «Все, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию…» и т. д.

– Надеюсь, – сказал я, поднося лист бумаги к пламени свечи, – игра вас по крайней мере позабавила.

– В отдельные моменты.

– Рад, очень рад. – Мы оба смотрели, как письмо горит в пепельнице, куда я его кинул. – Если все замешано на литературе, то умный читатель может получить удовольствие даже от таких сюжетных ходов, где он становится жертвой. А я из числа людей, полагающих, что желание поразвлечься – отличный повод для игры. Как и для того, чтобы взяться за чтение истории или чтобы написать ее.

Я встал, не выпуская из рук «Трех мушкетеров», сделал несколько шагов по комнате и глянул исподтишка на часы – до двенадцати оставалось двадцать долгих минут. Золоченые корешки старинных переплетов тускло поблескивали на полках. Я полюбовался ими, делая вид, что забыл о Корсо, потом повернулся к нему.

– Вот они, – я обвел рукой библиотеку. – Можно подумать, что книги стоят себе тут недвижно и беззвучно, но ведь они переговариваются между собой, хотя и кажется, что друг друга не знают. Поддерживать беседу им помогают их авторы – так яйцо использует курицу, чтобы получилось новое яйцо.

Я поставил «Трех мушкетеров» на прежнее место на полке. Дюма попал в хорошую компанию: с одной стороны «Пардайяны» Зевако, с другой – «Рыцарь в желтом камзоле» Лукуса де Рене[159]. Времени у нас было достаточно, поэтому я открыл последнюю книгу и громко прочел:

– Первые строки, – произнес я. – Первые строки почти всегда бывают замечательными… Помните нашу беседу о «Скарамуше»? «Он появился на свет с обостренным чувством смешного…» Бывают начальные фразы, которые помнишь всю жизнь, согласитесь… Например, «Пою оружие и героя»… А вы никогда не играли в такую игру с кем-нибудь из очень близких вам людей? «Скромный молодой человек в разгар лета направлялся…» Или: «Давно уже я привык укладываться рано». И, разумеется, вот это: «15 мая 1796 года генерал Бонапарт вступил в Милан…»

Корсо скривился:

– Вы забыли ту, что привела меня сюда: «В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Менга, где некогда родился автор «Романа о розе», казалось взволнованным так…»

– Да, действительно, первая глава, – подтвердил я. – Вы все проделали отлично.

– То же самое сказал Рошфор, прежде чем упал с лестницы.

Наступило молчание, нарушенное ударами часов, которые отбивали три четверти двенадцатого.

Корсо кивнул в сторону лестницы:

– Осталось пятнадцать минут, Балкан.

– Да, – согласился я. Этот тип обладал дьявольской интуицией. – Пятнадцать минут до первого понедельника апреля.

Я поставил «Рыцаря в желтом камзоле» на прежнее место и прошелся по библиотеке. Корсо продолжал наблюдать за мной, не трогаясь с места и не выпуская ножа из рук.

– Нож пора бы убрать, – прозрачно намекнул я.

Он чуть помедлил, но лезвие закрыл, а нож сунул в карман, правда, при этом глаз с меня не спускал. Я одобрительно улыбнулся и снова указал на книги.

– Мы никогда не остаемся с книгой наедине, не правда ли? – проговорил я, только чтобы не молчать. – Каждая страница напоминает нам какой-нибудь из прожитых дней и помогает воскресить те чувства, что наполняли его. Счастливые часы отмечены мелом, печальные – углем… Где именно я тогда находился? Какой принц назвал меня своим другом, какой нищий – братом?.. – Я немного помолчал, подыскивая новые слова, чтобы закруглить болтовню.

– Какой сукин сын – товарищем… – подсказал Корсо.

Я глянул на него с упреком. Этот зануда решил испортить всю мою речь, сбив высокий пафос, который я ей придал.

– Зачем вы лезете на рожон?

– Я веду себя так, как мне нравится, ваше высокопреосвященство.

– В этом «высокопреосвященстве» я улавливаю иронию. – Он задел меня за живое. – Из чего делаю вывод, сеньор Корсо, что вы остались во власти предрассудков… Это Дюма превратил Ришелье в злодея, хотя злодеем тот никогда не был… Дюма руководствовался литературными соображениями… Ведь я объяснял вам это во время нашей последней встречи в мадридском кафе.

• Предыдущая
• 74/85
• Следующая