Дым и зеркала (сборник) (другой перевод) - Гейман Нил - Страница 5

Мой литературный агент, мисс Меррили Хейфец из Нью-Йорка, милейший человек, лишь однажды сама предложила мне написать книгу. Это было какое-то время назад. «Послушайте, – сказала она, – ангелы вообще-то крупные, но людям всегда нравились книги о кошках, и я подумала, что было бы здорово, если бы кто-то написал книгу о кошке, которая была ангелом, или ангеле, который был кошкой, или что-то в этом роде».

Я сказал, что это серьезная коммерческая идея и я об этом подумаю. К сожалению, к тому времени, когда я наконец закончил думать, книги об ангелах стали чем-то устаревшим-еще-в-прошлом-году. Однако идея обрела свою почву, и в один прекрасный день я написал эту историю.

(Что любопытно: однажды молодая леди влюбилась в моего Черного Кота, тот ушел к ней жить, а когда я видел его в последний раз, он был размером с совсем небольшую пуму, и сейчас, насколько мне известно, все еще растет. Через две недели после того как от меня ушел Черный Кот, явился бурый полосатый и направился прямо к нам на веранду. Сейчас, когда пишу эти строки, он посапывает на спинке дивана в нескольких футах от меня.)

Хочу воспользоваться возможностью поблагодарить моих близких за то, что позволили рассказать о них в этой истории, но главное – за то, что оставили в покое, пока я ее писал, а также за то, что порой заставляли выйти с ними поиграть.

Эта история номинировалась в 1994 году на World Fantasy Award, хотя награды и не получила. Я написал ее для антологии «Белый снег, красная кровь», составленной Эллен Дэтлоу и Терри Уинлингом, где были собраны сказки, пересказанные для взрослых. Я выбрал сказку «О трех козлах»[9]. Если бы Джин Вульф[10], один из моих любимых писателей (и кстати, еще один человек, запрятавший одну из историй в предисловии), не использовал это название много лет назад, я назвал бы сказку «Ловушка»[11].

Лайза Снеллингс – замечательный скульптор[12]. Эту историю я написал о первой ее скульптуре, в которую влюбился, едва увидев: это был демонический Джек-из-табакерки. Она подарила мне копию и говорит, что якобы завещала оригинал. Каждая ее скульптура как история, застывшая в дереве или гипсе. (На моей каминной полке стоит такая история о крылатой девочке в клетке, предлагающей прохожим перья из своих крыльев, пока ее похититель спит; предполагаю, что это роман. А там посмотрим.)

Процесс писания меня заводит. Эту историю я начал в 1991-м. Написал три страницы, но затем, чувствуя, что материал мне слишком близок, отложил. А в 1994-м решил закончить ее для сборника, который издавали Джанет Берлинер и Дэвид Копперфилд. Я писал ее наспех на убитом нетбуке, в самолетах, автомобилях и гостиничных номерах, беспорядочно, урывками записывая диалоги и встречи, пока не убедился, что записал все. Тогда я распределил материал по порядку и был удивлен и обрадован тем, что из этого получилось. Рассказанное в ней – отчасти правда.

Несколько лет назад, в течение месяцев, я писал три эпических поэмы. Первая, «Съеденный (сцены из фильма)», возникла в моей голове в мае 1993 года в результате осмысления того, как одни люди воспринимают других людей; и осмысления кино, его языка и его возможностей; порнографии и ее низких стандартов; языка киноприемов и сценария; и взаимосвязи между едой и сексом. Правда, началось это еще в 1984 году, когда однажды в ночном кошмаре меня живьем съела пожилая женщина-ведьма; она держала меня у себя, чтобы съесть, заставляя как зомби всюду следовать за собой. Моя левая кисть и предплечье представляли собой кости с застрявшими кусочками недожеванной плоти. Тогда я превратил этот сон в историю, но некоторые детали все не отпускали, начали медленно развертываться в другую историю, и эти перламутровые образы наслаивались и срастались, вращаясь вокруг чего-то такого, чего у меня и в помыслах не было.

Когда читаю сценарии и когда их пишу, я всегда мысленно говорю: «инт» или «экст», именно так, а не «интерьер» и «экстерьер». Я был удивлен, обнаружив, когда показывал кое-кому свое стихотворение, что другие так не делают. Однако «Съеденный» – очень буквальное стихотворение, и там так же фигурируют эти слова, как у меня.

Второе стихотворение было пересказом старинных английских народных сказок под названием «Белая дорога». Оно столь же необычно, как истории, на основе которых написано. Последним я написал стихотворение о моих бабушке и дедушке по матери и о магии сцены. Оно не столь необычно, однако, надеюсь, столь же впечатляюще, как два предыдущих. Я гордился всеми тремя. Так сложились обстоятельства, что все они были опубликованы в разное время и каждое попало в антологию лучших рассказов года (все три сразу были опубликованы в американском сборнике лучших рассказов года в жанре фэнтези и хоррор, одно – в английском ежегоднике лучших рассказов хоррор, а одно – к моему удивлению – удостоилось войти в сборник лучших эротических произведений мира).

Существуют две истории, которые годами преследовали и тревожили меня, истории, притягивавшие и отпугивавшие со времен моего детства. Одна из них – история Суини Тодда[13], «демона-брадобрея с Флит-стрит». Другая – это сказка о мистере Фоксе, английской версии Синей Бороды.

При пересказе я вдохновлялся версиями сказки, которые нашел в изданном в «Пингвине» сборнике английских сказок под редакцией Нейла Филипа «История мистера Фокса» и примечаниях к ней, и в одной из редакций сказки под названием «Мистер Фокс», где я обнаружил белую дорогу и отметки, которые оставлял преследователь девочки на дороге, что вела к тому страшному дому.

В истории мистера Фокса уныло повторяется рефрен «Но ведь это не так, да и не было так. И не дай Господь, чтобы было так!», помимо перечисления всех ужасов, которые невеста мистера Фокса якобы видела во сне. В конце она бросает то ли окровавленный палец, то ли руку, которую унесла из его дома, и доказывает, что все, о чем говорила, правда. Так эффектно заканчивается его история.

Моя история еще и обо всех этих странных китайских и японских народных сказках, в которых все в конце концов сводится к лисам[14].

Эта история, как и мой графический роман «Мистер Панч»[15], очень близка к правде, хоть мне и пришлось при случае объяснять некоторым родственникам, что ничего такого на самом деле не было. Ну, то есть все было не совсем так.

Однажды мне позвонила Лайза Таттл и попросила историю для гендерного сборника.

Я всегда любил научно-фантастические пророчества, и когда был молод, не сомневался, что в будущем стану научным фантастом. Но я им не стал. Когда почти десять лет назад у меня впервые появилась эта идея, она представляла собой собрание коротких историй, которые должны были объединиться в роман, посвященный исследованию мира гендерных рефлексий. Но ни одной из этих историй я не записал. И когда Лайза позвонила, мне пришло в голову, что я могу взять придуманный когда-то мир и рассказать о нем так же, как Эдуардо Галеано[16] рассказал историю Америк в своей трилогии «Память огня».