Ах, Баттен, Баттен! [Баттон, Баттон] - Азимов Айзек - Страница 3

• Предыдущая
• 3/5
• Следующая

– Запоминай раз и навсегда, племянничек! Мое изобретение – это мое изобретение. Мне нужен капитал, но капитал от другой источник, чем мои идеи продавать. Потом я фабрика флейт открывать. Это мой первый задача. Потом на доходы я строить векторная машина времени. Но сначала флейты. Самое первое мой флейта. Вчера я клятву давал. Эгоизм кучки людей мешает миру великую музыку слушать. Почему мое имя история должна запоминать, как имя убийцы? Неужели «Эффект Шеммельмайер» должен жарить человеческий мозг? Или он может людям давать великую музыку? Прекрасную музыку?

И величественным жестом пророка он протянул вперед одну руку, а другую заложил за спину. Стекла окон задребезжали от его могучего баса.

– Дядюшка, вас могут услышать, – поспешно сказал я.

– Тогда сам перестань кричать, – ответил он.

– Но как же, дядюшка, вы достанете капитал, если не используете эту машину?

– Я еще тебе не все сказал. Я могу изображение материализовать, делать как настоящая вещь. А если эта вещь очень ценная?

Это уже был другой разговор.

– Вы хотите сказать, что-нибудь вроде затерянных документов, пропавших рукописей, первых изданий? Вы это хотите сказать?

– Нет. Здесь есть один трудность. Нет, два, даже три.

Я боялся, что он будет считать и дальше, но, слава богу, он ограничился всего лишь тремя.

– Какие же, дядюшка? – спросил я.

– Прежде всего я должен иметь вещь в настоящем, чтобы сфокусировать машину, иначе я не могу ее в прошлом найти.

– Вы хотите сказать, дядюшка, что можете достать из прошлого только то, что существует в настоящем, и на что вы сами сможете поглядеть собственными глазами?

– Да.

– В таком случае трудности номер два и три – это, должно быть, лишь теоретические трудности? Что же это за трудности, дядюшка?

– Я могу извлечь из прошлого вещь весом только в один грамм. Всего один грамм! Одна тридцатая унции!

– Почему? Машина не обладает достаточной мощностью?

Дядюшка раздраженно поморщился.

– Это обратная экспоненциальная связь. Вся энергия вселенной не сможет достать из прошлого предмет весом более двух граммов.

Это объяснение ничего мне не дало.

– Ну, а третья трудность? – спросил я.

– Видишь ли. – Он умолк, раздумывая. – Чем больше расстояние между двумя фокусами, тем гибче связь. Оно должно быть определенным, это расстояние, чтобы достать вещь из прошлого. Короче, я должен попадать ровно на сто пятьдесят лет назад.

– Понимаю, – сказал я (хотя ничего не понял). – Итак, резюмируем.

Я постарался вести себя как профессиональный юрист.

– Вы хотите достать кое-что из прошлого, что помогло бы вам приобрести небольшой капиталец. Это должно быть нечто реально существующее, на что вы можете поглядеть собственными глазами, следовательно, потерянные документы, представляющие историческую или археологическую ценность, исключаются. Вещь должна быть весом меньше одной тридцатой унции, следовательно, это не может быть брильянт «Куллинан» или что-нибудь в этом роде. Вещи должно быть не менее ста пятидесяти лет, так что какая-нибудь редкая почтовая марка исключается.

– Совершенно верно, – сказал дядюшка Отто. – Ты все правильно понимал.

Но что же я все-таки «понимал»? Я поразмыслил еще две секунды.

– Нет, я ничего не могу придумать, дядюшка мне, пожалуй, пора, до свиданья.

Я не очень верил, что мне удастся так легко отделаться, однако все же направился к двери.

Все получилось именно так, как я и предполагал. Руки дядюшки Отто железной хваткой сжали мои плечи, и я почти повис в воздухе.

– Вы испортите мне пиджак, дядюшка!

– Гарольд, – сказал он. – Как мой адвокат ты так легко от меня не отделаешься!

– Я не брал у вас задатка, – буквально прохрипел я, ибо воротничок сорочки врезался мне в горло. Я попытался было глотнуть, и верхняя пуговица с треском отлетела.

Дядюшка немного поостыл.

– Задаток – есть пустой формальность между племянник и дядя. Ты должен быть лояльный адвокат, так как я есть твой дядя и твой клиент. Кроме того, если ты мне не помогаешь, я твои ноги за шею надеваю и тобой играю, как футбольный мяч.

Будучи юристом, я не мог остаться глухим к подобного рода доводам. Поэтому я ответил:

– Хорошо, я сдаюсь. Ваша взяла, дядюшка.

Он отпустил меня.

И в эту самую секунду – когда я теперь вспоминаю все, именно этот момент представляется мне фантастически неправдоподобным, – у меня родилась идея.

Это была гениальная идея, подлинная находка, то, что случается с человеком один и только один раз в его жизни.

Тогда я не сказал всего сразу моему дядюшке Отто. Мне нужно было время, несколько дней, чтобы самому все хорошенько обдумать. Но я сказал ему, что следует делать. Я сказал, что он должен поехать в Вашингтон. Нелегко было уговорить его на это, но если хорошо знать дядюшку Отто, то это вполне возможно. Я выудил из своего портмоне две бумажки по десять долларов и отдал их ему.

– На проездные я дам вам чек, а эти двадцать долларов держите как залог, если я вдруг как адвокат поведу нечестную игру, – сказал я.

Он призадумался.

– Ты не такой дурак, чтобы рисковать двадцатью долларами, – согласился он. И он был прав.

Он вернулся через два дня и объявил мне, что вещь сфокусирована. В конце концов это не представляло трудности, ибо она была выставлена для всеобщего обозрения. Правда, она находилась в воздухонепроницаемом, наполненном азотом стеклянном ящике, но дядюшка Отто сказал, что это не имеет значения. И в лаборатории, за четыреста миль от подлинника, воспроизведение его со всей возможной точностью было вполне осуществимо. Мой дядюшка заверил меня в этом.

– Прежде, чем мы начнем, дядюшка Отто, я хотел бы уточнить две вещи, – сказал я.

– Что еще? Что? Что? – Дядюшка даже заикался от нетерпения, так ему хотелось поскорее начать опыт. – Что?

Я оценил обстановку.

– Вы уверены, дядюшка, что если мы воспроизведем какую-то часть или деталь вещи из прошлого, это не отразится на самом оригинале?

Дядюшка Отто хрустнул своими огромными костлявыми пальцами.

– Мы будем создавать вещь заново, а не воровать старую. Зачем тогда тратить такой огромный количество энергии?

Тогда я перешел ко второму вопросу.

– А мой гонорар?

Хотите верьте, хотите нет, но до этого я ни разу не заикался о деньгах. Не упоминал о них и дядюшка Отто. А теперь слушайте, что было дальше. Его рот растянулся в некое подобие приятной улыбки.

– Гонорар?

– Десять процентов от выручки, – сказал я, – это все, что я прошу.

У дядюшки отвалилась челюсть.

– А какой будет выручка?

– Возможно, тысяч сто. Вам останется девяносто тысяч.

– Девяносто тысяч! Himmel! Тогда чего же мы ждем?

Он бросился к машине, и уже через тридцать секунд над стеклянной пластиной в воздухе возникло изображение старинного пергамента.

Он весь был густо исписан аккуратным мелким почерком и напоминал представленный на конкурс образец каллиграфического искусства. Внизу стояли подписи – одна большая, размашистая, а под нею – пятьдесят пять поменьше.

Странное дело, я почувствовал, как к горлу подкатил комок.

Я видел немало репродукций Декларации независимости, но передо мной сейчас был ее бесспорный оригинал. Настоящая подлинная Декларация независимости!

– Черт побери! Поздравляю с успехом, – сказал я.

– И с сотней тысяч долларов, да? – сказал дядюшка, не забывая о деле. Теперь настало время все ему объяснить.

– Видите, дядюшка, внизу вот эти подписи. Это имена великих американцев, отцов-основателей страны, которых мы все помним и чтим. Все, что касается их, дорого каждому истинному американцу.

– Ладно, – буркнул дядюшка Отто, – если уж ты такой патриот, я могу сыграйт тебе на моей флейта «Звездно-полосатый флаг».

Я поспешил хихикнуть, чтобы дать ему понять, что воспринял это как шутку. Ибо и впрямь испугался, что он, чего доброго, возьмет свою флейту. Вы бы поняли меня, если бы слышали, как он исполняет «Звездно-полосатый флаг» на своей чудо-флейте!

• Предыдущая
• 3/5
• Следующая