Плоды страсти - Пеннак Даниэль - Страница 1

• 1/34
• Следующая

Как хотелось бы предвидеть в жизни то, что должно с тобой произойти – по крайней мере, в ближайшем будущем. А то как-то слишком быстро все решается. Мне ни в коем случае не следовало приглашать этого субъекта к себе домой на ужин. Уж очень быстро я сдался, за что потом пришлось платить по полной программе. Надо, правда, сказать, давление на меня было оказано огромнейшее. Все племя Малоссенов (кстати, забыл представиться тем читателям, которым мое имя пока неизвестно: Бенжамен Малоссен) ополчилось на меня, все – каждый на свой лад – пытались убедить меня принять решение, от чего я отпирался ногами и руками. На меня обрушилась вся огневая мощь моих родственничков.

– Как?! – орал мой братик Жереми. – Тереза влюблена, а ты даже краем глаза не хочешь взглянуть на ее парня?

– Я этого не говорил.

Эстафету подхватила моя сестричка Лауна:

– Тереза встречает мужчину, который заинтересовался ею, – поразительное явление, столь же невероятное, как и тюльпан, выросший на Марсе, – а тебе на это наплевать?

– Я не говорил, что мне на это наплевать.

– Неужели тебе ни чуточки не любопытно, Бенжамен?

Это уже раздался бархатный голосок моей другой сестрички – Клары…

– Ты знаешь хотя бы, чем занимается в жизни дружок Терезы? – встрял в разговор Малыш, один из наших младшеньких, сверкая глазами за своими розовыми очками.

Нет, мне не было известно, чем он занимается в жизни.

– Сказками!

– Сказками?

– Да, Тереза так и сказала: он занимается сказками!

Не пустить на порог скобяной лавки, служившей нам домом, сказочника означало до основания разрушить систему ценностей Малыша. Кроме нашей семьи и наших друзей, включая таких известных рассказчиков, как Лусса с берегов Казаманса, Тео, старик Риссон, Клеман Клеман, Тянь, Ясмина или Сису-Снежок, Малыш больше никого и не знал с момента своего рождения.

– Это правда, – спросил я позднее у Жюли, своей подруги жизни, – что этот терезофил – сказочник?

– Сказочник или владелец автомастерской, – ответила Жюли, – рано или поздно тебе придется через это пройти. Так что лучше займись организацией ужина.

Мамаша, как обычно, где-то вдали от нас переживала очередной любовный роман. Радостную весть она узнала около десяти утра по телефону: судя по подозрительному хрусту гренок, раздававшемуся у меня в трубке, она, должно быть, разговаривала прямо в постели, где уже стоял поднос с завтраком. И она повторила то, что обычно говорила каждый раз, когда одна из ее дочек теряла голову от любви.

– Тереза влюбилась? Да ведь это же прекрасно! Я желаю ей быть такой же счастливой в любви, как и я!

И бросила трубку.

В вопросах о женщинах бесполезно полагаться на мужчин. Я лишь проформы ради посоветовался на этот счет с дружками. Хадуш, Мо и Симон, как и положено, были единодушны во мнении:

– Ты всегда тяжело переживал известие о том, что та или другая твоя сестренка втрескалась в какого-нибудь оболтуса. Будь твоя власть, ты никогда бы не отпустил их от себя, это в тебе говорит твой «средиземноморский», как вы, французы, любите выражаться, характер.

Что касается старика Амара, то он воспринял новость совершенно спокойно, как истинный фаталист:

– Инш Аллах, сынок, чего хочет женщина, того хочет Бог. Ясмина возжелала меня, потому что Бог возжелал, чтобы я возжелал Ясмину. Понимаешь? Надо иметь душу такую же широкую и открытую, как сердце Всевышнего.

Я вновь подумал о Стожиле. Какой совет дал бы мне старина Стожилкович по ходу нашей очередной партии в шахматы, если бы не скончался столь скоропостижно? Наверное, точно такой же, как и Жюли, когда у нее внутри вдруг заполыхало желание иметь свое потомство:

– Пусть Тереза делает то, что хочет.

Ответ, весьма близкий к онтологической лаконичности равви Разона:

– Человеческий род держится на решении женщины, Бенжамен. Даже Гитлер ничего не мог с этим поделать.

Это же подтвердила мне и Жервеза – вторая мать моего сына, дублерша Жюли – святая душа, посвятившая свою жизнь искуплению грехов продажных женщин в тихом уголке на улице Аббесс. Я отправился к ней на консультацию в детский садик, который она открыла для детишек проституток, работавших в этом районе. Когда я очутился среди незаконнорожденной братвы, возившейся вокруг Жервезы, меня тотчас же окутал запах кисловатого молока и еще тот специфический запах, что может исходить только от нежной кожи грудных младенцев. Жервеза возвышалась над этой галдящей бандой, словно памятник материнству.

– Если Тереза захочет иметь ребенка, Бенжамен, она его сделает. Это всего лишь вопрос аппетита. Даже профессионалки не могут устоять перед этим искушением. Взгляни.

Ее рука сделала круг над головами облепивших ее байстрюков.

– Если даже мне неподвластно воспрепятствовать этому, то что уж говорить о тебе?

Жервеза назвала свои ясли иносказательно: «Плоды страсти». Одной из воспитательниц, работавших в ее учреждении, была моя сестра Клара, которая каждое утро подваливала сюда с нашими карапузами: Верден, Это-Ангелом и Господином Малоссеном. В конце концов, эти детишки тоже были плодами страсти. В атмосфере спокойствия и умиротворения Жервеза и Клара царили в этом маленьком бордельчике.

Что касается Тео, моего старого дружка Тео, предпочитавшего мужчин женщинам, то в один из вечеров, когда на него напала меланхолия, он выдал мне свою песню скорби:

– Чего ты, собственно, хочешь? Чтобы Тереза общалась только с девочками? В гомосексуализме заложен тождественный фактор, который со временем приводит к депрессии, уж ты поверь, Бен, моему ненасытному опыту. И потом, видишь ли, Тереза приходила ко мне посоветоваться… Поверь, у тебя слишком узкое поле для маневра.

– И что же она тебе сказала?

– То, что ей хотелось бы сказать тебе. Однако она боится тебя, ведь ты же – босс, старший в семье. А я… я – старая тетушка, которой все можно рассказать и которая никогда не болтает лишнего.

Разумеется, все это не могло не сказаться на производительности моей работы в издательстве «Тальон». И мне не приходилось ожидать ничего хорошего от Королевы Забо, как мы звали нашего босса:

– Еще раз вляпаетесь в историю с вашей семейкой, Малоссен, считайте, что работу вы у меня потеряли. Окончательно.

Это мне не понравилось.

– Ладно, Ваше Величество, считайте, что я уволен.

Я с треском хлопнул дверью, но все же успел услышать, как она заорала мне вслед:

– И не рассчитывайте на выходное пособие!

В коридоре я наткнулся на Луссу с берегов Казаманса, моего старого кореша Луссу, француза сенегальского происхождения, специалиста по китайской литературе.

– Ченгфа, хаизи? (Опять наказан, малыш?)

Я лишь бросил в ответ, что на сей раз уж точно навсегда ухожу из издательства.

– Во гаи зу ле, илаойонги!

– Глагол – в конце предложения, малыш, я сто раз тебе это говорил: илаойонги, во гаи зу ле!

И вот снова, в который раз, несмотря на когорту окружавших меня друзей, я остался наедине с проблемой, которая, в общем-то, была не моей проблемой. Да нет, поверить не могу: Тереза Малоссен влюблена! Моя Тереза, с нескладным телом и нежной душой! Моя спиритическая предсказательница из венецианского стекла! Такая хрупкая… Влюблена! И это в нашей семье, где, если вспомнить историю рода Малоссенов, любовь всегда влекла за собой непоправимые последствия. И нашей маме, и Кларе, и Лауне уж кое-что известно на этот счет. Сколько разрывов, сколько неудач, сколько ужасных смертей и сколько сирот в итоге? Любовь усеяла нашу семью трупами, по этим мертвецам носилась детвора, которой прибывало с каждым годом, и вот – опять двадцать пять – вся женская половина племени с чистой душой готова начать все с нуля, их просто в восторг приводят неожиданно порозовевшие впалые щечки Терезы. Они сразу увидели в этом признак влюбленности, в то время как я лелеял надежду, что она подхватила невинный туберкулез.

• 1/34
• Следующая