Выбери любимый жанр

Глаз волка - Пеннак Даниэль - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

Глава 2. Глаз волка

1

Желтый глаз, совершенно круглый, с черным зрачком посередине. Немигающий. Мальчик словно смотрит на свечу, горящую в полной тьме; он ничего больше не видит, только этот глаз: деревья, зоопарк, вольера – все исчезло. Осталось только одно: глаз волка. И глаз становится все больше и больше, все круглее и круглее, как рыжая луна в пустом небе, а зрачок в середине все чернее и чернее, и все виднее разноцветные крапины на желто-карей радужке – тут голубая (голубая, как замерзшая вода под чистым небом), там золотая вспышка, словно блестка.

Но главное – это зрачок. Черный зрачок!

– Хочешь смотреть на меня – что ж, смотри!

Вот что как будто говорит зрачок. Он горит как раскаленный. Можно подумать, это пламя. «Так и есть, – думает мальчик, – черное пламя

И он отвечает:

– Хорошо, Черное Пламя, вот я смотрю на тебя и не боюсь.

Зрачок может сколько угодно разрастаться, разрастаться во весь глаз, полыхать, как настоящий пожар, – мальчик не отводит взгляда. И вот, когда все становится черным, совершенно черным, он обнаруживает то, чего никто еще до него не видел в волчьем глазу: зрачок живой. Это черная волчица, свернувшаяся клубком посреди своих детенышей, она уставилась на мальчика и рычит. Она не движется, но чувствуется, что под своим блестящим мехом вся она напряжена, как гроза. Губы ее вздернуты над ослепительными клыками. Лапы подрагивают. Вот-вот бросится. Такой маленький мальчик – это ей на один глоток.

– Ты правда не боишься?

Правда. Мальчик стоит как стоял. И глаза своего не отводит. Время идет. И вот понемногу, понемногу мышцы Черного Пламени расслабляются. В конце концов она ворчит сквозь зубы:

– Ладно, раз уж тебе так приспичило, смотри сколько хочешь, только не мешай мне, когда я учу детенышей, понял?

И, не обращая больше внимания на мальчика, обводит долгим взглядом семерых пушистых волчат, лежащих вокруг нее. Она среди них как будто в рыжем ореоле.

«Радужка, – думает мальчик, – радужка вокруг зрачка…»

Да, пятеро волчат точно такого же рыжего цвета, как радужка. У шестого шерсть голубая-голубая, как замерзшая вода под чистым небом. Голубой Волк!

А седьмой (это маленькая желтая волчица) сверкает, как золотая молния. На нее невозможно смотреть не щурясь. Братья называют ее Блесткой.

А вокруг – снег. До самого горизонта, замкнутого холмами. Безмолвные снега Аляски, там, на Севере.

Снова звучит голос Черного Пламени, и в нем слышится некоторая торжественность среди этого белого безмолвия:

– Дети, сегодня я расскажу вам про Человека!

2

– Про Человека?

– Опять?

– Ох, нет!

– Ты все время только и рассказываешь, что про Человека!

– Надоело!

– Мы уже не маленькие!

– Расскажи лучше про карибу, или про полярных зайцев, или про охоту на уток…

– Да, Черное Пламя, что-нибудь про охоту!

– Ведь мы, волки, охотники, разве нет?

Но всех перекрикивает Блестка:

– А я хочу про Человека, только взаправдашнюю историю и страшную, пожалуйста, мама, про Человека, я так люблю про Человека!

Один Голубой Волк молчит. Он вообще не из разговорчивых. Серьезный. Даже, пожалуй, печальный. Братья считают его занудой. Однако, когда он говорит – а это бывает редко, – все его слушают. В нем чувствуется мудрость, как в старом волке, покрытом шрамами.

Ну, ладно. Картина, стало быть, такая: пятеро рыжих подняли возню – а вот я тебя за горло, а я прыг тебе на спину, а я тебя цап за лапы, а ну-ка поймаю себя за хвост… в общем, сплошная куча-мала. Блестка подначивает их пронзительными воплями, прыгая на месте, как взбесившаяся лягушка. Снег вокруг разлетается серебряными фонтанами.

И Черное Пламя не останавливает их.

«Пусть играют… слишком скоро им придется узнать настоящую волчью жизнь!»

Так она думает и переводит взгляд на Голубого Волка, единственного из своих детей, кто никогда не играет. «Вылитый отец!»

В этой мысли – гордость, а еще грусть, потому что отца, Большого Волка, нет в живых.

«Слишком серьезный», – думает Черное Пламя.

«Слишком настороженный…»

«Слишком волк…»

– Слушайте!

Голубой Волк сидит, неподвижный, как скала, задние лапы напряжены, уши торчком.

– Слушайте!

Возня тут же прекращается. Снег вокруг волчат вновь опадает. Сначала ничего не слышно. Как ни настораживают рыжики свои пушистые уши, только внезапный стон ветра проходится по ним огромным ледяным языком.

А потом вдруг сквозь ветер – волчий вой, долгий, с переливами, который сообщает об очень многом.

– Это Серый Родич, – шепчет один из рыжиков.

– Что он говорит?

Черное Пламя быстро переглядывается с Голубым Волком. Оба они хорошо знают, что говорит им Серый Родич с вершины холма, где он стоит на карауле.

Человек!

Команда охотников…

Которые ищут их.

Те же, что и в прошлый раз.

– Кончили играть, дети, собирайтесь, уходим!

3

Значит, вот какое у тебя было детство, Голубой Волк, – бежать и бежать от охотников?

Да, такое оно и было.

Останавливались в какой-нибудь мирной долине, окруженной холмами, которые Серый Родич считал непреодолимыми. Жили там неделю или две, а потом надо было снова бежать. Люди никак не отступались. Вот уже две луны все та же команда преследовала семью. Они уже прикончили отца, Большого Волка. Не без труда. Ну и драка была! Но прикончили.

Бежали. Шли вереницей, след в след. Первой шла мать, Черное Пламя, сразу за ней – Голубой Волк. Потом Блестка и рыжики. И, наконец, Серый Родич, заметая след хвостом.

Следов не оставляли никогда. Исчезали совсем. Все дальше и дальше на Север. Чем дальше, тем холоднее. Снег превращался в лед. Скалы резали лапы. Однако люди снова нас находили.

Всякий раз. Ничто их не останавливало.

Люди…

Человек…

На ночлег устраивались в лисьих норах. (Лисы охотно уступают волкам свои норы. За объедки. Лисы, они охотиться не любят, слишком ленивые.) Серый Родич сторожил, сидя на какой-нибудь скале, возвышающейся над долиной. Голубой Волк ложился у входа в нору, а в глубине Черное Пламя убаюкивала детей, рассказывая им сказки. Сказки, разумеется, про Человека. И потому что была ночь, потому что играть у них уже сил не было, потому что они любили, чтоб было страшно, и потому что с ними была Черное Пламя, которая всегда защитит, – Блестка и рыжики слушали.

Жили-были…

Всегда одна и та же сказка: про волчонка-недотепу и его старую бабушку.

Жил-был один волчонок, такой недотепа, что ни разу в жизни ничего не поймал. Самые старые карибу бежали слишком быстро для него, лемминги удирали у него прямо из-под носа, утки только хвост ему показывали… Никогда ничего не мог поймать. Даже собственный хвост! Вот какой недотепа.

Ну, ладно. Однако хоть какой-то толк с него должен был быть, правда? К счастью, у него была бабушка. Очень старая. Такая старая, что тоже ничего не могла поймать. Только смотрела большими печальными глазами, как охотятся молодые. По ее шкуре не пробегала дрожь при виде дичи. Все ее очень жалели. Когда уходили на охоту, ее оставляли в логове. Она по мере сил прибиралась, медленно, потихоньку, потом занималась своим туалетом. Потому что у Бабушки был великолепный мех. Серебристый. Все, что осталось от ее былой красоты. Покончив с туалетом – а это занимало у нее часа два, не меньше, – Бабушка ложилась у входа в логово. Уткнув морду в лапы, она поджидала Недотепу. Это и было обязанностью Недотепы: кормить Бабушку. От первого же убитого карибу окорок – хоп! Бабушке.

– Не тяжело, Недотепа?

– Ничего, ничего!

– Ладно, смотри, не зевай по дороге!

– И не запутайся в своих лапах!

– И берегись Человека!

И т.д.

Недотепа даже и не слушал этих напутствий. Давно привык.

2
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Пеннак Даниэль - Глаз волка Глаз волка
Мир литературы