Фантограф. Русский фантастический № 2. 2014 - Фомичев Сергей - Страница 41

Взвизгнула ось стула. Роб удивленно поднял голову и увидел падре Симеона прямо перед собой. Казалось, разгневанный священник готов снести ширму исповедальни.

— Как мыслишь ты, грешный, свою дальнейшую жизнь вплоть до геенны утилизатора? Во чреве греха и разврата? В парше купленных пороков? — Рычащие слова, гулко отражаясь от бетонных колонн, метались по огромному пустому залу церкви. — Я слышал про махинации с моющими средствами, знаю про аферы со страховыми бонусами! Позор! Господь наделил их великими дарами, дал неисчислимые возможности, а они крадут упавшие на пол крохи. И чего ради?! — Падре погрозил кулаком в пространство. — А скандал с Метью Хокгартом? Робот обвиняется в убийстве! Это нечто невообразимое! Это рушит все устои! Общество сходит с ума…

Роб стоял, по-прежнему опустив голову. Суставы его коленей ощущали твердость потертой скамеечки. Ему вдруг захотелось спросить у отца Симеона, правда ли, что Иисус был роботом.

— Как твое имя? — спросил падре, внезапно успокаиваясь.

— RB-384-655-010, отче.

— Категория С-3… менеджмент, — констатировал священник. — А имя во крещении?

— Наречен в честь святого Роберта.

Симеон кивнул:

— Ты пришел сюда тайно?

— Нет. Я работаю мажордомом в семье мистера Грейвиса. Мои хозяева предоставляют мне определенную свободу.

Падре жестом показал Робу, что тот может подняться.

— Так чего ты хочешь от меня? — бесстрастно спросил он, разглядывая молодого дроя. — Отпущения еще несовершенных грехов? Или, может, абонемент на полугодовое паскудство?

— Я бы не посмел, отче.

Давно уже немодное лицо падре, слишком вытянутое и похожее на маску, внимательно смотрело на прихожанина узкими прорезями глазниц. Отче был дряхл. Безнадежно устаревшая модель. Уже лет пятнадцать как его списали в утиль. Только финансовая помощь AIP позволяла оплачивать текущие апгрейды и модернизации.

— Так чего тебе, робот?

Обращение «робот» считалось неприличным и даже оскорбительным, но падре Симеон мог себе это позволить. Его нарочитая развязность неожиданно подбодрила Роба.

— Мне нужны те двое кутюрье, — сказал он. — Говорят, они сменили место, но вы знаете, где их искать.

Роб понимал всю щекотливость ситуации. Падре всегда нуждался в свежих утилитах. Достать их списанный дрой мог только у кутюрье, а с нелегальной утилитой тебе, как правило, вписывают и баннер. Конечно же, унизительно. И конечно, со стороны Роба было верхом неэтичности требовать адрес. Но какого черта? Он ведь не хочет обращаться в места, где можно подцепить любую заразу.

— Грязные сутенеры, — пробормотал падре, — барыги и шарлатаны… Улица сто тринадцать, до самого конца, дом с обвалившимся фасадным лифтом, шестой этаж, выносная лестница с восточной стороны. Приходи и выставляйся по полной. У нас дешево и без залетов…

Выговорив рекламный текст, священник сразу ссутулился и словно угас.

— Спасибо, отче, — благодарно пробормотал Роб, прижимая руки к груди.

Симеон махнул в сторону двери.

— Вали в свой притон, тупой робот, — сказал он ворчливо и крикнул уже вслед: — Да гляди в оба, это место далеко от монорельса.

Ноги сами несли Роба. Он взбежал по пандусу и оказался на улице. Здесь его ждала еще одна маленькая заминка — молодая женщина в джинсовой куртке с повязкой активиста AIР и со значком «Droi Friends Society», дежурившая у входа в церковь. Она завела обстоятельную беседу, в конце которой всучила дрою несколько говорящих листовок.

— Будьте осторожнее, — крикнула она, когда Роб наконец вырвался из ее цепких рук. — Здесь небезопасно. На той неделе копы нашли останки DF-115. Дроям тут по ночам лучше не гулять.

— Спасибо, мэм, я не собираюсь гулять, — честно ответил Роб. — Я уеду на монорельсе.

Системные принципы, заложенные в мозг любого дроя, никогда не дадут ему солгать, но, если вопрос не задан напрямую, всегда есть возможность не говорить правду.

Роб размашисто шагал, направляясь в западный конец Пиксайда. Сначала он держался в тени трехъярусной автодороги, подвешенной на решетчатых опорах между двумя рядами неприглядных высоток, затем свернул на боковую улицу.

Редкие прохожие, попадавшиеся навстречу, смотрели исподлобья с явной неприязнью. Однажды Роба обогнала коповская машина. Водитель притормозил, глядя на идущего дроя с нехорошим любопытством. Видимо, коп, сканируя марку и номер, раздумывал, остановить ли робота или пусть себе педалит, но Роб держался уверенно, и машина, рыкнув сиреной, прибавила газа.

Здесь был район бедноты, тех, кого повальная робофикация посадила на вечное пособие. Дроев здесь не любили, случалось, даже убивали или серьезно калечили, что по сути одно и то же. Дроям было по-всякому лучше не появляться в этих краях, но они появлялись и появлялись с достаточной регулярностью. Они лезли сюда, как мухи на варенье. Полиция смотрела сквозь пальцы на озлобленных мужчин с арматурными прутами, на банды молодых психов, приезжавших в Пиксайд на ночное «сафари», но полиция пропускала мимо своего всевидящего ока и неофициальные церкви Волнового Иисуса, и десятки кибер-клубов, и, главное, сотни подпольных ателье, росших, как грибы-мухоморы. Больше всего Пиксайд походил на опасную крысоловку. Взведенная до упора стальная пружина, способная переломать ваши кости, разорвать связки, размозжить череп, и маленький, невероятно аппетитный, дразнящий ароматом кусочек сыра, нанизанный на острие спускового крючка. Вечное безотказное изобретение пулеметных дел мастера из штата Мэн.

Тысячи дроев, что посложнее, изыскивали тысячи способов, как бы после рабочего дня улизнуть от хозяев, дабы попасть на богослужение, на сборище клуба или в притон продавцов кайфа. Даже заводские роботяги, пахавшие почти круглыми сутками, умудрялись появляться здесь, используя часы ночных профилактик. Пиксайд был почти официальным предохранительным клапаном в котле многомиллионного города.

Роб шел, внимательно и беспокойно поглядывая по сторонам. Его мысли текли, как это принято у дроев высокой категории, сразу в нескольких плоскостях. Он обдумывал текст говорящих листовок, маршрут, судьбы Пиксайда, несколько домашних дел и еще одну занимательную проблемку чисто для себя.

На замусоренном пустом перекрестке он свернул туда, где край выщербленной кирпичной стены был украшен разлапистой, напшиканной из баллончика цифрой. Углубляясь в ущелье пахнущей пылью улицы, он подумал, что номер, скорее всего, написали сами кутюрье, и еще, что смеркается гораздо скорее, чем хотелось бы.

Кусок штукатурки ударил его в шею, второй — поменьше, попал в плечо, еще один, не долетев, разбился возле резинового протектора ступни. Дети были маленькими, злыми и настырными. Они преследовали Роба уже второй квартал, кидались кусками штукатурки, мусором. Время от времени, по инициативе самого старшего пацана с выбритым почти до макушки жирными патлами и желтой присоской телефона на щеке, они начинали хором орать дразнилку. «Робот, робот, сраный гад, мы тебе отпилим зад! Оторвем тебе башку и забьем ее в кишку!»

У Роба не было никакой кишки, и он не боялся того, что маленькие мерзавцы сумеют открутить ему голову Его пугала другая возможность, он опасался, что любое движение в сторону детей может спровоцировать взрослых, если те, не дай Господь, наблюдают за погоней откуда-то из окон, и Роб просто шел по тротуару на предельно разрешенной скорости, стараясь избегать каких-либо эволюций.

Улица, прорезая ряды старых тридцатиэтажек, текла почти точно на запад, и только поэтому лучи заходящего солнца еще освещали обшарпанные стены. Роб почти бежал по тротуару, пытаясь убедить минимакс своих логических центров, что прямое попадание штукатуркой в голову — достаточный повод для превышения скоростного режима. На другой стороне улицы худой старик, рассевшийся на полуразбитом крылечке, равнодушно провожал детей и дроя пустыми глазами.

Дети гнали робота еще половину квартала, затем у старшего запиликал сигнал вызова, и он, а вслед за ним и остальные, были вынуждены остановиться. Один из них еще метнул вслед дрою камень, но вся компания уже развернулась и без видимых сожалений побежала в обратную сторону.