Фантограф. Русский фантастический № 2. 2014 - Фомичев Сергей - Страница 20

«Опять будет сцена», — подумал я и поморщился. Последнее время мы с Ритой ругались всё чаще — ей не нравилось, что из-за многочисленных заказов мне не удавалось уделять ей так много времени, как ей хотелось. Я ловил себя на мысли, что меня всё меньше задевали сцены обиды и недовольства, которые она мне устраивала. И ещё не мог отделаться от ощущения, что всё это началось после той самой ночи, которую мы с Ритой провели у меня дома. Мне казалось, именно после того раза её отношение ко мне изменилось: она будто решила, что теперь у неё на меня больше прав, и предъявляла мне куда больше требований.

Даша тоже изменилась — к счастью, не в отношении ко мне. С той субботы, как мы прогулялись с ней по магазинам, у неё началась какая-то своя жизнь. Она стала ходить на танцы и разводить цветы, у неё появились подруги и даже что-то вроде работы.

— Мне говорят, что я хорошо чувствую прекрасное, — смущённо призналась мне Даша, советуясь, принять ли ей предложение подрабатывать немного в салоне красоты, где ей самый первый раз уложили волосы. — Знаешь, это просто удивительно: несколько штрихов карандашом, несколько взмахов кисточкой, правильно подобранные оттенки — и женщина преображается. И становится куда более счастливой. Похоже на маленькое чудо, и это чудо делаю я.

Я слушал Дашу, отмечая, как она изменилась. И дело не в том, что теперь её каштановые волосы были уложены в красивые причёски, что она сменила гардероб и подкрашивала губы нежным розовым цветом. Даша изменилась внутренне. До недавнего времени я знал всё о том, какая она, полностью, от и до. Она была такой, какой хотел её видеть я; я создал её такой, какой она была мне нужна. А теперь Даша превращалась в самостоятельную личность, менялась без моего участия, и я всё не мог решить, как мне к этому относиться.

Он появился в моей студии вскоре после того, как закончился театральный фестиваль, и я подчистил все затаившиеся в театральных декорациях привидения, которые отказались пропадать самостоятельно.

— Ваш фантом должен был исчезнуть несколько недель назад, — обвинительным тоном заявил мне Валентин Михайлович вместо приветствия.

Да, я тоже навёл справки — надо же иметь хотя бы какое-то представление о том, кто тебе угрожает. Правда, результат меня не порадовал — клиент, заставивший меня создать фантом ребёнка его жене, оказался заместителем главы магистратуры.

— Почему он всё ещё в доме? Мы же договаривались только на месяц!

— Не все фантомы и привидения автоматически исчезают по истечении запланированного срока, — сухо пояснил я. — Я закладываю в них ровно столько энергии, сколько требуется для того, чтобы они просуществовали оговорённый срок. Но если привидение или фантом получают дополнительную подпитку, это как бы продлевает им жизнь. Очевидно, ваша жена очень сильно привязалась к фантому ребёнка и изливает на него столько любви, что он ещё долго не подумает исчезать.

— Это абсолютно недопустимо, — безапелляционным тоном отрезал Валентин Михайлович. — Из-за того, что этот фантом у неё уже два месяца, она к нему слишком привязалась. Носится с ним как с живым ребёнком и ничего слышать не желает. Совершенно невменяемая, словно с ума сошла. И всё из-за вас, из-за того, что он не исчез вовремя.

Я молчал. Разумеется, опять виноват я.

— Вы ведь можете заставить его исчезнуть, так?

Конечно, могу. Я всегда могу убрать созданных мной привидений и фантомов, сколько бы эмоций в них ни вливали другие. Только говорить об этом Валентину Михайловичу очень не хотелось.

— Уберите его. Немедленно! Я не намерен выносить плач этого… существа ни днём больше!

— Вы понимаете, что случится с вашей женой, когда она потеряет ещё одного ребёнка?

— Это — не настоящий ребёнок! — взвился Валентин Михайлович.

— Но для неё он — самый настоящий! — едва не прокричал я в ответ. — И когда я заставлю его исчезнуть, для вашей жены это будет такой настоящей потерей, что настоящее некуда!

— Мне что, опять вам угрожать?

— Это вы про Алису Тородан? Да пожалуйста, мне всё равно, — твёрдо ответил я. Я жалел, что поддался угрозам и вообще взялся за этот заказ. Зато сейчас я всё сделаю правильно.

— Зря вы так, Константин Сергеевич, — протянул Валентин Михайлович. — В моём арсенале много средств. Я легко мог бы разрушить весь ваш бизнес. Скажем, натравить на вашу студию столько проверяющих из стольких инстанций, что хоть одно, но обязательно найдётся какое-нибудь нарушение, и студию закроют. И придётся вам тогда всё начинать заново. Только и в этом я бы смог вам помешать. Я бы создал вам массу трудностей на пути открытия новой студии, я бы мог препятствовать раскрутке вашего дела, мог бы навсегда разрушить вам репутацию… Мог бы, но не стану.

Не услышать недоговорённое было невозможно.

«А ведь он может», — с глухой тоской подумал я. Может закрыть студию. Может помешать открыть новую. Может создать мне такую репутацию, что я уже никогда не смогу работать фантографом, ко мне просто никто не пойдёт…

— Расскажите мне, где бывает ваша жена, мне надо находиться рядом с фантомом, чтобы его убрать, — произнёс я, ненавидя себя за малодушие.

— Нет, Рита, сегодня не могу. Очень тяжёлый день на работе, я устал, — резко ответил я в трубку, почти ожидая, что подружка закатит мне очередную истерику. К моему удивлению, Рита промолчала.

Я очень торопился домой. Предстоящее ужасало меня: мне казалось, будто я согласился на убийство. От одной мысли, как отреагирует женщина, когда я уберу фантом ребёнка, мне становилось дурно, и я как никогда сильно хотел очутиться дома, хотя бы на время укрыться от проблем.

Даша не ждала меня у двери. Впервые не встречала меня. И сердце ухнуло вниз — что-то случилось.

Она сидела в гостиной и держала в руках старый фотоальбом, валявшийся где-то на пыльных антресолях. Он был раскрыт на странице с фотографией, где мы с Дашей в вязаных лыжных шапках на фоне заснеженных гор счастливо щуримся от яркого солнца в объектив фотоаппарата.

— Так ты поэтому меня создал? — подняла на меня глаза Даша.

Она никогда не спрашивала меня, для чего я её сотворил.

Обычные фантомы не задают таких вопросов, они просто не должны осознавать эту часть своего существования.

Правда, Даша уже давно не обычный фантом. Она живёт у меня несколько лет, а это намного больше, чем любой другой фантом. К тому же последнее время она сильно меняется, хотя обычные фантомы всегда остаются такими, какими их создали.

— Что с ней случилось, Костя?

Я видел сочувствие в Дашиных глазах и догадывался, что она думает. Даже меняясь, она оставалась такой, какой я хотел её видеть, когда создавал, — доброй, понимающей, сопереживающей. Такой, какой не была настоящая Даша.

И было бы так просто сказать ей сейчас то, что она хотела слышать: «Да, она умерла, и я создал тебя, её фантом, потому что не мог перенести потерю». И тогда в Дашиных глазах заблестели бы слёзы, она подошла бы ко мне и без слов обняла меня, утешая.

— Она ушла от меня к другому, — сквозь сжатые зубы процедил я. — Ушла, а я не смог ей этого простить. И создал тебя, чтобы вымещать на тебе свою обиду и ненависть к ней. И вымещал…

— Я этого не помню… — прошептала Даша.

Конечно, она не помнит. Фантом и не должен помнить. Он выглядит как живой человек, ведёт себя как живой человек, он спит, он ест, его можно потрогать, с ним можно поговорить. Но он — не человек. Он не понимает, что с ним делают, он не чувствует и не страдает. Он не помнит.

Я смотрел в Дашины глаза и со стыдом признавался себе, что я рад. Рад, что она не помнит.

Я создал Дашин фантом буквально через несколько дней после того, как ушла Даша, сообщив, что влюбилась в другого. Я создал фантом один в один как оригинал, только сделал ей длинные волосы. Я всегда хотел, чтобы Даша их не стригла, чтобы они отросли до пояса, длинные и густые, а она всегда поступала по-своему. И не только с волосами. Что ж, когда я создал её фантом, у неё больше не было выбора, она поступала только так, как хотел я. Она молчала, когда я кричал, она соглашалась, когда я говорил обидные слова, она просила прощения, когда я был раздражён. Она никогда не жаловалась и безропотно сносила все мои выходки. Сейчас мне было стыдно об этом вспоминать, а тогда я упивался возможностью беспрепятственно выплеснуть всю свою злость на фантом девушки, которую я любил.