Праздник Святого Йоргена - Бергстед Гаральд - Страница 3

Правда, молодые люди и девушки были настроены не столь торжественно, как старики, но и они с любопытством смотрели на город. Вообще среди паломников было довольно много молодёжи, которая держалась особняком, образуя небольшие группы: отдельно парни и отдельно девушки. А позабавиться у них ещё будет время.

И тут нельзя не признать, что праздник святого Йоргена, великий и святой праздник всех паломников, нередко превращался в самый большой праздник любви, какой только можно себе представить. Ночью, накануне великого торжества, большое кладбище на северном склоне горы можно было сравнить разве что с Содомом и Гоморрой.

— Эй, Клаудина, ты тоже собралась на праздник святого Йоргена? — кричит молодой крестьянин с телеги, запряжённой клячей.

— Ты угадал, Клаус.

— А зачем ты едешь на праздник, Клаудина?

— Тебе-то что, Клаус?

— Мне, видишь ли, нужна подружка.

— А может быть, я тебе подойду?

— Вестимо, подойдёшь.

— Да ты-то мне не подойдёшь.

— Хорошо, что вовремя сказала.

— Клаудина! — кричат её родители, богатые и очень набожные крестьяне. — Ты что там разболталась с этим оборванцем? Вот и бери после этого молодых девушек на праздник святого Йоргена!

— Не дай бог! — подхватывает старый паломник. — Мало ли что может случиться!

Поднимается невообразимый шум. Ревут ослы, блеют овцы, кукарекают петухи.

Это приписанные к собору крестьяне везут преподобным отцам всякую живность, сыр, ветчину, яйца и вообще всё, что с них причитается в счёт десятины и других податей, взимаемых во славу святого Йоргена. И вот среди этого шума и гама вдруг прогремели три святых пушечных выстрела, и тотчас же зазвонили все колокола в городе.

А в воздухе уже празднично звучал старый паломничий псалом:

Основная масса паломников двигалась мимо каменоломни, через гранитный мост и затем по переулку Первосвященников к собору. Однако многие поворачивали на север, проходили через предместье Тополиный колодец и поднимались на гору по лестнице Скорби, которую только недавно отстроили заново.

Уже у подножья горы их встречали мальчишки, торгующие паломничьими плащами.

«Плащи! Паломничьи плащи! — неслось со всех сторон. — Купите плащ. Жёлтый, белый, серый или коричневый».

— Добро пожаловать, дорогие гости, — сердечно приветствовали паломников старожилы Йоргенстада, собравшиеся около моста. — А не прячется ли среди вас Коронный вор? Если он проникнет в город, быть беде!

— Коронный вор! — возмутился старый Тобиас, выставив вперёд свою белую как снег бороду. — Пусть бы он только сунулся к нам, уж мы бы задали ему перцу! Но он знает, что со старым Тобиасом из Нокебю шутки плохи!

И Тобиас в сорок восьмой раз перешёл гранитный мост.

— Эй, осторожней, не свались в каменоломню! — кричит он глухому, который вместе со своим хромым другом повернул на север. — Эй! Э-э-эй! Да он же глух, бедняга, глух, как тетерев. И подумать только: я слышу, как рысь, а ведь на благовещенье мне уже, слава богу, стукнет семьдесят пять. Да, вот так. Недаром же я сорок семь раз прикасался к плащу святого Йоргена! — помолчав, Тобиас добавляет: — Господи, уж не кузнец ли это из Самса?

Но Тобиас ошибся. Это и был Коронный вор. Пока колокола благовестили к празднику, он преспокойно вошёл в славный город Йоргенстад.

Его настоящее имя было Микаэль Коркис, но в народе его прозвали Коронным вором.

Вместе с труппами бродячих актёров он ездил по городам и сёлам и даже прославился как великолепный исполнитель шекспировских ролей. Неизвестно, как сложилась бы его судьба, если бы он не попал в Парму. Там молодой комедиант стал любовником принцессы Пармской и, чтобы спасти её от скандала, похитил коронные бриллианты, заложенные ею у брата.

Эта кража наделала много шуму. Феноменальная ловкость и удивительная отвага юного Коркиса (ему пришлось прыгнуть со шпиля высокой башни, пробежать по остриям железной ограды, переплыть ров с нечистотами) привлекли к нему всеобщее внимание, и он получил прозвище Коронного вора. Но в то же время он был объявлен вне закона, и ему ничего больше не оставалось, как ступить на скользкий и опасный путь, путь преступлений. Благодаря некоторым особенностям своего характера и природным дарованиям, он очень преуспел на этом новом для себя поприще и совершил немало славных деяний, столь же безрассудных, сколь и беззаконных. Вершиной всего явился неслыханный скандал, разразившийся на празднике святого Йоргена, о чём и повествуется в настоящей книге.

Микаэль Коркис родился в Йоргенстаде. Его мать, Урсула, была дочерью старого Коркиса, церковного сторожа, человека умного, но крайне робкого. От отца она унаследовала какую-то затаённую грусть и душевную чистоту, сочетавшуюся с редкой красотой. Однажды, будучи ещё совсем молодой девушкой, она присутствовала при выносе плаща из собора в священной роще.

Пока верующие слушали длинную проповедь о житии святого Йоргена, главный капеллан, стоявший на паперти, приметил Урсулу в толпе паломников и целую минуту не спускал с неё своих горящих свиных глазок. Смущённая Урсула не знала, куда ей деваться от этого взгляда. Рядом с ней стояла женщина с торчащим вперёд подбородком; звали её Лотта Гвоздика. Она тоже заметила, как пристально капеллан смотрел на Урсулу.

— Вступай домой, дитя моё, — сказала она Урсуле, — сними пояс и жди.

Она была права: на третий день, вечером, когда Коркис с дочерью ужинали, на улице послышались тяжёлые шаги, дверь распахнулась, и в комнату вошёл сам главный капеллан в полном облачении, расшитом красными драконами. Коркис и Урсула пали на колени, как того требовал закон, и обоих объял ужас — они знали, что их ждёт.

По мановению руки капеллана старый сторож, взяв шапку, покорно удалился. Он без устали ходил взад и вперёд по переулку Роз, и глаза его были полны печали. Он говорил с Лоттой Гвоздикой о погоде, о гвоздиках и снова о погоде. А Лотта язвительно ухмылялась.

Потом он зашёл к одноногому токарю. Но и тот злорадно ухмылялся. И снова Коркис бродил по переулку; но вот капеллан со своими двумя служками вышел на улицу, и теперь старый сторож мог наконец вернуться домой.

Урсула лежала на кровати, пылая от стыда, растерянная, измученная и потрясённая великой честью, которая выпала на её долю.

Скоро она встала и снова принялась за работу. Но что-то в ней изменилось. Она как-то ушла в себя, замкнулась, ибо ощущала в своём простонародном чреве благостный плод главного капеллана… Плод зрел, рос и наконец превратился в ребёнка, которого Урсула произвела на свет в первые дни весны. Она нарекла сына Микаэлем в память об архангеле, том самом, что спустился с небес к бедной пряхе.

Микаэль вырос среди людей бедных, но честных. О своём происхождении он довольно рано узнал от сыновей токаря, — негодные мальчишки частенько дразнили его. Однако переулки, где ютилась беднота, так и кишели детьми господ первосвященников, и Микаэль совершенно напрасно принимал это слишком близко к сердцу.

Увы, он был лишён того унылого безразличия, которым уже давно прониклись другие обитатели жалких лачуг. К сожалению, он унаследовал от старого Коркиса его кристально чистую душу, благородство характера и удивительное свойство ко всему относиться серьёзно. Вот если бы добавить ещё к этому смирение и покорность его бедного деда! Так нет же, вместо этого он унаследовал от своего высокородного отца крепкие белые зубы, неутолимую жажду жизни, сильное мускулистое тело, непреклонную решимость и гордое честолюбие.

С горечью смотрел он на почтенных господ первосвященников, и в его упрямой голове зарождались наивные и дерзко фантастические замыслы.

Однажды этот долговязый парень пробрался никем не замеченный во дворец главного капеллана, миновал несколько комнат и, войдя в его кабинет, сказал напрямик: