Лондонцы - Пембертон Маргарет - Страница 3
- Предыдущая
- 3/82
- Следующая
— У меня терпения маловато, чтобы научиться печатать, — призналась Керри. — И даже одолей я эту премудрость, все равно печатала бы с ошибками. А по части шитья и стрижки я совершеннейшая тупица. Так что в субботу вечером к нам зайдет Кейт и подстрижет меня, чтобы я смогла сделать завивку.
Это заявление возымело желанный эффект. Моментально позабыв о торговле, бабушка стала громко возмущаться по поводу безумной затеи внучки. Это ж надо — вытравить всякой химией и закрутить великолепные здоровые прямые волосы!
Перепалки между Лией и Керри всегда вспыхивали внезапно. Кейт спокойно перенесла очередной шквал беззлобной ругани, поглаживая под столом Бонзо, который тыкался мордой в ее коленки и выпрашивал угощение.
Пока Керри излагала аргументы в защиту завивки, упирая на то, что разумный человек обязан исправить природные недостатки, а Лия отвечала на это, что грех упрекать Бога за такие чудесные прямые волосы, Кейт вспомнился разговор с мисс Годфри. Что-то в ней настораживало, особенно странное беспокойство бывшей директрисы. Она словно бы сильно чего-то боялась, но не решалась даже сказать об этом…
— А потом ты вытравишь волосы перекисью, как Глория Свонсонг, — громыхая пустыми тарелками, заявила разгневанная Лия.
Керри расхохоталась: и вправду, в устах бабушки фамилия актрисы прозвучала как ругательство.
— Свенсон, а не Свонсонг! Впрочем, это идея! Как по-твоему, Кейт, лучше сначала перекрасить волосы и потом сделать завивку или наоборот?
Кейт взглянула на иссиня-черную копну на ее голове и рассмеялась:
— Во всем мире не хватит перекиси, чтобы превратить тебя в блондинку!
— А что, если попытаться получить рыжий цвет? — лукаво прищурилась Керри. — Тогда я стану неукротимой дикаркой из «Коннектикутского янки»!
Лия поставила на стол жареную камбалу.
— Ты станешь огородным пугалом, моя крошка! Уж лучше сразу побрейся наголо.
Керри содрогнулась от притворного ужаса, а Кейт прыснула и тайком сунула псу кусок рыбы.
Лия наконец тоже уселась за стол и дала волю ехидству:
— Лысой ты уж точно станешь, если будешь торговать на базаре! Думаешь, почему все торговки носят платки? Да потому что у них от холода повылезали все волосы, милочка!
Девушки покатились со смеху. Разговор переключился с облысения и вытравления волос на спор о том, брать ли Бонзо на пикник в Фолкстон, а если брать, то включать ли его в сборную по крикету. За шуточками и смехом время пролетело незаметно.
— Уже почти шесть, — с сожалением сказала Кейт и встала. — Спасибо за угощение, миссис Зингер, мне пора.
— Я тоже пойду, бабушка, — спохватилась Керри. — Мейвис просила меня посидеть с Билли, и я хочу удостовериться, что она его выкупала и накормила.
Снимая с вешалки в прихожей свой жакет, Кейт спросила:
— Мне зайти за тобой завтра, как обычно? Или поедешь с родителями на оптовый рынок ни свет ни заря?
— Ты шутишь! Это после того, как я дотемна буду нянчить племянника? Раньше восьми я не встану.
Девушки вышли на улицу: крыльцо Мейвис пустовало.
— Наверное, пошла укладывать мальчика спать, — оптимистично предположила Кейт.
— Или устала лущить бобы и села выпить чаю и покурить, — наморщила носик Керри. — Не понимаю, как ее терпит Тед! Папа говорит, что за такие муки его следовало бы причислить к лику святых.
Альберт Дженнингс был очень доволен, что уравновешенный и обеспеченный молодой человек, работающий докером в порту, избавил его от головной боли за суматошную дочку.
— Ну, до завтра, — проговорила Кейт, когда они подошли к воротам дворика Мейвис.
— Можешь не завтракать, — предупредила Керри. — Отец сказал, что у нас избыток вишни, так что наедимся за день до отвала.
Дженнингс раньше всегда сулил девочкам бесплатное угощение, когда хотел заманить их на рынок. И даже теперь, когда они повзрослели и стали получать плату за свою работу, прежняя приманка безошибочно срабатывала.
Керри пошла по дорожке к дому Ломэксов, а Кейт вдела палец в петлю под воротничком жакета и, перекинув его через плечо, побрела вдоль площади. В этот вечерний час на ней воцарялась особая атмосфера. Мужчины возвращались домой с работы, а вокруг уличных фонарей собиралась детвора, чтобы поиграть после ужина в крестики-нолики, попрыгать через скакалку или затеять «классы». Женщины использовали это время для ухода за кустарником и цветами.
Из садика, мимо которого проходила Кейт, послышался слабый, но приятный женский голос:
— Какой чудесный сегодня вечерок, не правда ли? Идеальные условия для общения с дорогими нашим сердцам усопшими! Воздух просто насыщен их голосами!
Кейт остановилась и вгляделась в кусты белой розы высотой в человеческий рост: две тонкие женские руки, пораженные ревматизмом, раздвинули усыпанные цветами ветки, и показалась блаженно улыбающаяся мисс Эмили Хеллиуэлл, гадалка и ясновидящая.
— Сегодня после обеда я общалась с Шопеном! — выдохнула она. — Какая жалость, что его именем не назван ни один сорт роз! Это такой замечательный человек! По-моему, в его честь следует назвать растение золотистого оттенка, полученное, к примеру, от скрещивания «Звезды Персии» с «Сиянием Дижона»! Вы так не считаете?
Привыкшая к эксцентричным выходкам мисс Хеллиуэлл, Кейт серьезно ответила, что, на ее взгляд, это самый подходящий гибрид — великий композитор был бы им очень доволен.
Огромный раскормленный кот бесшумно подкрался к девушке и стал тереться об нее, распушив хвост. Кейт наклонилась и почесала ему шею.
— Фауст сегодня чересчур расшалился, — посетовала хозяйка. — Он гоняется за птичками, что огорчает мою сестру.
Кейт пробормотала сожаление, зная, что прикованная болезнью к кровати мисс Эстер Хеллиуэлл находит единственное утешение в созерцании сада из окна.
— Может быть, зайдете и поговорите с ней? — с надеждой спросила мисс Эмили. — Днем нас посещал мистер Ниббс, а сестра рада любому гостю! Я заварю чай…
— Извините, мисс Хеллиуэлл, никак не смогу, — вздохнула Кейт. — Я навещу вас завтра, когда буду возвращаться с рынка.
— Добрый вечер, леди! — раздался голос Дэниела Коллинза-старшего, одетого, как обычно, в замасленную спецовку и с газетой под мышкой. — Читали, что вытворяет этот Гитлер? Хватает всех, кто ему не по нраву, и швыряет в концентрационный лагерь! Возмутительное сумасбродство! Странные люди эти немцы.
— Гитлер австриец, а не немец, мистер Коллинз, — деревянным голосом заметила Кейт.
— Кто бы он ни был, он настоящий душегуб! — воскликнул Коллинз. — Мисс Хеллиуэлл, а вам не кажется, что пора слегка подрезать этот куст? Он разросся, как репейник!
Пока хозяйка розы возмущалась по поводу нападок на ее любимицу, Кейт потихоньку удалилась, размышляя по пути к дому, почему Гитлер всех так беспокоит.
Спустя час, поставив перед отцом на стол тарелку с дымящимся картофельным пюре и вареными сосисками, Кейт посетовала:
— Сперва мисс Годфри, потом мистер Коллинз!
Карл Фойт криво усмехнулся и потянулся за соевым соусом.
— Этого следовало ожидать! Статьи о новых порядках в Германии вот уже месяц как не сходят с первых полос газет. Сначала всех переполошило известие, что германское гражданство будет отныне даваться только тем, кто вступил в нацистскую партию. Потом вышел указ о смертной казни за ввоз в страну запрещенной нацистами литературы. Нормальным людям трудно смириться с такими идиотскими законами! Вот все и судачат, что же еще натворит Гитлер.
Усевшись напротив отца, Кейт отхлебнула горячего чаю из большой чашки. Помолчав немного, она сказала:
— Но больше всего меня поразило, как люди говорят о Гитлере, папа! Особенно удивила меня мисс Годфри. Мне показалось, будто она полагает, что каждого немца будут считать сторонником нового режима только из-за его национальности!
Карл Фойт вскинул брови над очками без оправы:
— В самом деле? Она так и сказала?
— Ну, не совсем так, — пожала плечами Кейт, — но смысл ее слов именно такой.
- Предыдущая
- 3/82
- Следующая
