Грехи людские - Пембертон Маргарет - Страница 7

• Предыдущая
• 7/138
• Следующая

– Не захочет ли мадемуазель подать для гостей холодные закуски? – почтительно осведомился помощник управляющего известного отеля «Негреско». – Может, кеджери и омлет? Копченую лососину и шампанское?

Мадемуазель колебалась. Ее мягкие, привлекающие внимание волосы до плеч были убраны с лица и сколоты гребнем; хлопчатобумажное платье было скромно отделано по вороту пике, на ногах были гольфы и сандалии с пряжками. Она понимала, что отец очень любит устраивать вечеринки, но обыкновенно к пяти часам утра он уже сидел в глубоком кресле с объемистым бокалом коньяка в руке и вместе с Адамом Гарландом насмешничал и злословил постмортем[2] (как он сам шутил) над людьми и событиями минувшего вечера. Большой прием на сотню гостей по случаю своего сорокапятилетия не позволит ему привычно отдохнуть.

– Вообще-то так принято, – приятным голосом произнес помощник управляющего.

– Нет, благодарю вас! – сказала Элизабет властным голосом женщины, привыкшей принимать решения, для которой мнение помощника управляющего было не указ. – Я хочу, чтобы в последний раз спиртное было подано в три часа ночи и чтобы через полчаса музыканты покинули помещение.

Помощник управляющего согласно кивнул. Он не привык обсуждать подобные вопросы с молодыми девушками, которые еще ходят в школу. Правда, эта девушка была очень хорошенькая, очаровательно одетая, и наверняка она знала, что к чему.

– А как насчет цветов, мадемуазель?

– Орхидеи, гиацинты и «райские птицы», – без колебаний сказала она. Это не были ее излюбленные цветы, но они выглядели исключительно пышно и торжественно, да и, кроме того, отец любил их, а она привыкла удовлетворять его прихоти.

Помощник управляющего снова кивнул. У семьи Кингсли был постоянный номер в «Негреско», и потому, закажи Элизабет сейчас африканские лилии, цветы были бы вовремя доставлены и в урочный час стояли бы на месте.

– Будьте добры еще разок пробежать глазами меню, может, прикажете еще что-нибудь? – спросил он, протянув меню, которое было заранее одобрено ею и шеф-поваром.

Элизабет просмотрела меню и была вполне удовлетворена. Все как будто в порядке. Вечеринка должна получиться на славу. Адам прибудет из Лондона. Из Парижа и Женевы ждут отцовских друзей, кто-то даже прибудет из Рима. В ее платяном шкафу висело и дожидалось своего часа великолепное платье из белого шифона. А через три дня они опять будут вдвоем, и никто не станет им мешать. Они поедут в Венецию, где, как ей пообещал отец, смогут целую неделю ходить на различные концерты. Она восторженно вздохнула. Можно будет послушать хор в соборе Святого Марка побывать на выступлениях звезд мировой величины во дворике Дворца дожей, послушать оперу в Фениче...

– Что еще будет угодно мадемуазель? – спросил помощник управляющего, понимая, что мысли девушки витают где-то далеко. Румянец чуть тронул ее щеки при мысли, что ее поймали за путешествием в мечтах.

– Нет, спасибо, – с очаровательным прононсом произнесла она по-французски. – Уверена, что все пройдет как нельзя лучше.

– Благодарю, мадемуазель. – Его темно-карие глаза блеснули.

Он поклонился. Девушка была похожа на бутон восхитительного цветка, готовый с минуты на минуту раскрыться. Вот уж когда...

– Une belle femme, – произнес он едва слышно, закрывая за собой дверь в апартаменты. – Истинная красавица, право слово!

Элизабет налила себе фруктового сока со льдом из графина, стоявшего на стеклянном столике, и с бокалом в руке прошла из богато обставленной гостиной на балкон, выходивший на Променад дез Англе и Средиземное море переливчатой голубизны. Несмотря на обещания отца, концертов за эти два года после отъезда из Лондона было совсем немного. И никаких занятий музыкой. Во всяком случае, их и сравнивать было смешно с теми уроками, которые Элизабет брала в Лондоне.

И хотя она вполне искренне радовалась предстоящей вечеринке, на сердце было тяжело, и потому она подавила вздох сожаления. Теперь-то Элизабет была уверена в том, что так оно всегда и будет. Отец, конечно же, любит ее, щедро тратит на нее деньги, обожает бывать с ней всюду, но считается только с собственными интересами. Для него музыка ничего не значила, и потому отец даже представить не мог, какую важную роль она играла в жизни его дочери. Элизабет, впрочем, слишком любила отца, чтобы пенять ему за это. При первой возможности Элизабет старалась брать уроки музыки в любом городе, где они оказывались. Это было лучше, чем вовсе ничего, но она понимала, что такие хаотичные занятия отнюдь не способствуют полному раскрытию ее музыкального таланта.

Учитель музыки в Ницце был поражен до глубины души, впервые услышав ее игру.

– И вы, мадемуазель, намерены брать у меня уроки игры на фортепиано?! – недоуменно поинтересовался он. – Разве вы не занимаетесь в какой-нибудь музыкальной школе?

Лицо Элизабет моментально омрачилось. Но она тотчас же справилась с собой, улыбнулась, и учитель музыки подумал, не пригрезилась ли ему пробежавшая по лицу девушки тень.

– Нет, – ответила она, и только тогда он понял, что она вовсе не француженка, а англичанка.

– Что ж, я буду очень рад иметь такую замечательную ученицу. Готовы ли вы начать прямо сейчас? С упражнений Ганона?

По мере того как уроки музыки делались все более частыми, учитель все больше удивлялся успехам Элизабет. У нее был поразительный талант и самодисциплина, которая крайне редко встречается у девушек в таком нежном возрасте. Менее чем через неделю он выяснил, что отец его ученицы – крупный финансист и что она проживает в апартаментах в «Негреско». Почему бы ей в таком случае не поступить в одну из наиболее известных парижских музыкальных школ? Ему казалось это таким естественным решением. Он также никак не мог понять, почему Элизабет вынуждена так часто пропускать занятия. Он мог бы поклясться, что для нее они – самое важное в жизни. И тем не менее Элизабет очень часто отменяла их, при этом ее голос звучал напряженно, хотя и с нотками извинения, насколько это можно было разобрать по телефону. Будь на ее месте другая ученица, он давным-давно потерял бы терпение и посоветовал бы воспользоваться услугами другого преподавателя. Для Элизабет он делал исключение. Она не походила на остальных его учеников, она из кожи вон лезла, стремясь к совершенству, и все усилия отдавала своему исполнению. Бывали моменты, когда учитель исподволь чувствовал, что научился у своей ученицы большему, нежели дал ей сам.

Элизабет посмотрела вниз на бульвар, где прогуливались отдыхающие, и вновь подавила тяжелый вздох. Ее занятия музыкой продолжались, но они были формальными и не отличались разнообразием. В них не было ровным счетом ничего от восторга и вдохновения, присущих занятиям в Лондоне.

Белый «ламборджини» мягко затормозил перед входом в отель прямо под ее окнами. Улыбка чуть тронула губы Элизабет, когда девушка увидела, что из автомобиля вышла восхитительно одетая смуглая женщина в большой круглой шляпе. Возле женщины прыгали две чихуахуа, мешая ей пройти. Это была принцесса Луиза Изабель Калмелла, последняя пассия отца. Тридцатилетняя принцесса была покровительницей искусств, и именно благодаря ее стараниям Элизабет получила возможность отправиться в Венецию.

Она посмотрела на плоские золотые часики на запястье: почти час пополудни. Наверняка принцесса приехала в «Негреско», чтобы пообедать. Она положила зеркальце и побежала в гостиную за блейзером и школьной сумкой. Пришло время отправляться в лицей, расположенный в нескольких кварталах от отеля.

Лифт пришел почти сразу. Коридорный, чуть постарше Элизабет, кивком приветствовал ее. А спустя несколько мгновений она уже бежала через вестибюль отеля, роскошный, как в Версале. Привратник также кивнул Элизабет, и она выбежала на освещенную ярким солнцем набережную и в считанные секунды оказалась в лабиринте маленьких кривых улочек – уже никакая не «мадемуазель», распоряжавшаяся подготовкой к отцовскому дню рождения, а самая обычная девчонка-школьница, которой так недостает знания французской истории.

• Предыдущая
• 7/138
• Следующая