Беатриса в Венеции - Пембертон Макс - Страница 6

• Предыдущая
• 6/61
• Следующая

Он дал Гастону время выйти из собора и затем последовал издали за ним, подозвав к себе Зануккио.

— Кто эта женщина, Зануккио? — спросил он.

— Это — очень важное лицо в Венеции, ваше сиятельство, это — сестра лорда Цорци.

— Как ее зовут?

— Ее зовут маркиза Сан-Реми. Она живет в старом доме «Духов» близ церкви святого Захария. Дом этот построен еще в царствование светлейшего...

— Ради Бога, замолчи! Кто эта женщина и где ее муж?

— Я уже докладывал вашему сиятельству, что это Беатриса, сестра лорда Цорци. Что касается ее мужа, он умер, и почем я могу знать, где он находится?

— Значит, она вышла замуж за француза?

— Да, за маркиза де Сан-Реми. На дверях молоток, сделанный самим Сансовино, ваше сиятельство.

Зануккио с удовольствием выложил все эти сведения и с особенным удовольствием повторил, как бы про себя: молоток, сделанный Сансовино! Вильтар же глубоко задумался, стараясь вспомнить обстоятельства, сопровождавшие назначение Сан-Реми посланником в Венецию.

— Сан-Реми, Сан-Реми! Да, теперь я помню, его послали сюда из Лиона. Скольких лет от роду она вышла замуж, Зануккио?

— Она вышла замуж шестнадцати лет и прожила с мужем два года во Франции. Теперь ей не больше двадцати трех, если только можно верить женщинам, ваше сиятельство.

— Да, это верно, Зануккио. Женщина молода до тех пор, пока может причинять кому-нибудь зло, а когда она не в состоянии его больше причинять, — она стара. Она богата, это Венера?

— Она так богата, что самая дешевая драгоценность ее дома могла бы доставить мне возможность пить целый год кипрское вино. Маркиз ведь недаром купил эту Беатрису Цорци, да к тому же она потом получила хорошее наследство. Во дворце ее висят картины, писанные Тицианом в...

— Да, да, множество дорогих картин и других драгоценностей, но что ты скажешь про ее политические убеждения, Зануккио? Любит ли она моих соотечественников?

— Она так их любит, что, если находят повешенного француза, обыкновенно говорят: этот человек обедал вчера у маркизы Сан-Реми. Подумайте, как неблагодарны бывают женщины, ваше сиятельство. Ваша республика обезглавила ее мужа, бывшего на тридцать лет старше ее, а она благодарит вас тем, что бросает трупы ваших соотечественников в канал перед своими окнами. .

— Ничего, мы дадим ей урок, Зануккио, и, надеюсь, скоро. Позови мне теперь гондолу, я хочу ехать в дом «Духов». Ведь так зовут дом, в котором она живет?

— Да, это — старый дом, в городе только два дома и носят такое название. Только я бы не советовал вашему сиятельству ехать туда, даже я не в состоянии защитить вас там.

— Не беспокойся. Я слишком дорожу своим горлом и не люблю воды. Но пусть гондольер едет прямо к ее дому, я хочу осмотреть его.

По знаку Зануккио к ним быстро приблизилась гондола, и несколько минут спустя они уже отчалили от площадки и подъезжали к городскому саду и к Церкви Захария. Утренний туман уже успел рассеяться, и яркое солнце заливало своим теплым светом голубые воды лагун и темные гондолы, скользившие по ним. Вильтар, очарованный представлявшейся его глазам картиной, которую он видел в первый раз в своей жизни, с удовольствием облокотился на мягкие подушки гондолы и на минуту предался самым приятным размышлениям. Зануккио, однако, не выдержал долгого молчания и прервал его объяснениями и рассказами истории прелестной церкви святого Захария, но Вильтар резко перебил его вопросом:

— Чья это гондола стоит у подъезда дома, Зануккио?

Старик вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть гондолу, но не успел он промолвить и слова, как его господин уже сам ответил за него:

— Да ведь это и есть сама леди Беатриса, она остановилась у своего дома.

Зануккио подтвердил догадку Вильтара, хотя, по-видимому, был очень недоволен тем, что господин его и на этот раз обошелся без его помощи. Он не мог удержаться от того, чтобы не прибавить:

— Взгляните на художественную отделку фасада дома, ваше сиятельство.

— Меня совсем не интересует фасад дома, мой друг, — перебил его Вильтар, — лучше спрячь, пожалуйста, свою уродливую голову, чтобы не напугать маркизы. Так ты говоришь, что это второй дом от второго моста, с двойной бронзовой дверью?

— Да, и молоток на ней работы Сансовино, ваше сиятельство.

— Ладно, ну, а теперь можешь доставить себе удовольствие, старик. Покажи мне хорошенько весь город и, главным образом, проводи меня туда, где бы можно было хорошо пообедать... Подобное поручение, наверное, пришлось тебе по вкусу, Зануккио?

Старик испустил крик радости и сейчас же поспешно велел гондольеру повернуть по направлению Риальто и дворцов. И, никем не сдерживаемый, он принялся болтать теперь без умолку, но Вильтар даже не слушал его болтовни, он думал теперь только о том, что первой его заботой будет не забыть про дом с двойной бронзовой дверью и с хорошенькой хозяйкой. Когда часам к двум он вернулся в гостиницу «Белого Льва» и спросил там своего друга Гастона, ему сообщили, что граф еще не возвращался. Тот же ответ был ему дан и немного позже, когда он опять повторил свой вопрос, таким образом прошел целый день, и Гастон не явился и к ночи; сначала Вильтар только слегка удивился этому, потом серьезное беспокойство охватило его.

— В дело действительно замешана женщина, — говорил он себе, — и, к сожалению, такая женщина, которая охотно заботится о том, чтобы мои соотечественники незаметно исчезали с лица земли.

Между тем вот что случилось с Гастоном, графом де Жоаезом. Проведя все утро в хлопотах об участии своих соотечественников и исполняя этим миссию, с которой он и был послан Бонапартом в Венецию, — он наконец зашел к Флориану позавтракать. Он уже собирался выйти из ресторана и отправиться в гондоле к себе в гостиницу, как вдруг одна из девушек св. Марка (они целыми дюжинами сновали вокруг ресторана) подошла к его столу и мимоходом бросила ему на скатерть белую розу, взглянув на него в то же время многозначительным взглядом, и затем быстро скрылась, звонко смеясь и радуясь, очевидно, своей находчивости. Гастон, только третий месяц проживавший в Венеции, однако, уже настолько изучил ее нравы и настолько был опытен в подобных любовных выходках, что, нимало не медля, с самым равнодушным видом быстро накинул салфетку на розу и затем незаметно спрятал ее у себя на груди под плащом. Заплатив по счету и надев свою шляпу, он вышел затем не торопясь из ресторана и с видом гуляющего человека вошел в ближайший узкий переулок, где, осмотревшись во все стороны и убедясь, что за ним никто не следит, он осторожно вынул свою розу и стал внимательно осматривать ее. Он нисколько не сомневался в том, что цветок содержит в себе какое-нибудь послание, и, действительно, оборвав осторожно все лепестки, он нашел внутри ее тонкий клочок бумаги, на котором было написано:

«Сегодня в шесть часов на Riva degli Schiavoni с вами будет говорить друг».

Гастон разорвал бумагу на мелкие клочки и пустил их по ветру, затем медленными шагами побрел назад, задумавшись так глубоко, что не замечал, как толкает прохожих, громко ворчавших что-то насчет невежества французов. Зная прекрасно, какой опасности подвергались все французы на улицах и на каналах Венеции, он первым же долгом подумал о том, что эта записка — хитрая западня, в которую его хотят завлечь, чтобы легче покончить с ним. Чувство самосохранения подсказывало ему, что он никоим образом не должен идти на место назначенного ему свидания, но, к сожалению, он был молод и скорее склонен к тому, чтобы руководствоваться тем, что ему подсказывали собственные желания, чем тем, что ему предписывала простая осторожность.

Он рассуждал так.

— Я — солдат, и в своей жизни знал немало женщин. Послание это, без всякого сомнения, исходит от маркизы, так как белая роза — ее эмблема. Я готов доверить ей свою жизнь с полным убеждением, что она не предаст меня. Стоит только взглянуть в ее глаза, чтобы убедиться в чистоте ее намерений. Она должна быть уверена, что я бы сам воспользовался первой возможностью быть представленным ей; по-видимому, у нее есть важные причины сделать в этом направлении самой первые шаги. По-моему, дело может касаться только моей личности, может быть, даже моей жизни. Говорят в Венеции, что она очень не любит французов, но здесь говорят так много неправды, что я поверю этому только по собственному опыту. Кроме того, маркиза находится в самых лучших отношениях с некоторыми людьми, которые могут быть нам очень полезны, как, например, этот старый негодяй Лоренцо. Может быть, она считает, что лучше нам по виду оставаться чужими друг для друга; а если она хочет сообщить мне что-нибудь важное, что может быть полезно генералу Бонапарту, то мой прямой долг — идти на это свидание.

• Предыдущая
• 6/61
• Следующая