Полночь и магнолии - Пейсли Ребекка - Страница 69

• Предыдущая
• 69/79
• Следующая

Он почувствовал, что ему нужно нечто большее, чем рогатка и веревка. Он рванулся к Пичи, сжал ее в своих объятиях и произнес:

— Я люблю тебя, Пичи! Я люблю тебя больше своей жизни. Ты задела что-то важное во мне, только что и где, мне не угадать!

Она обняла его руками за шею и прошептала:

— Докажи мне! Докажи прямо сейчас, что ты меня любишь и как меня любишь!

Он поднял ее на руки, вынес из ручья и опустил на мягкую листву под дубом. И мгновенья не прошло, как они оказались обнаженными… Они обнаженные… а вокруг лунный свет и больше ничего. Пичи гладила Сенеку руками по спине, ягодицам, восхищаясь его сильными, упругими мускулами.

— Полагаю, что ты еще ни разу в своей жизни не был раздетым на улице, а, Сенека? — спросила она его. — Тебе неплохо? Ночной ветерок обдувает тебя с головы до ног, а особенно в тех местах, куда в одежде никогда не может задуть, — поддразнивала она его. — Не жизнь, а рай быть раздетым на улице!

Он прижал ее ближе к себе.

— Встретив тебя, Пичи, я уже переделал столько всего, что за всю предыдущую жизнь и думать не мог, — сказал он и поцеловал ее в кончик носа.

Вдруг Пичи почувствовала, как растет и увеличивается его плоть и скользит ей по животу.

— Сенека? — удивленно спросила она.

— Чего бы ты хотела? — лукаво спросил он. Молча и ничего не отвечая, она опрокинула его на спину.

— Я хочу быть сверху. Мы никогда еще так не делали. И я думаю, что мне это должно понравиться, — сообщила Пичи.

Сенека не мог удержаться, чтобы не поддразнить ее.

— Пичи, я очень сожалею, но твое предложение невыполнимо.

— Почему?

Сенека чуть было не рассмеялся, но сохранил строгое выражение лица.

— Потому что он к этому не может приспособиться.

Пичи всплеснула руками.

— Неужели не может? — удивилась она таким образом, что Сенека больше уже не мог удержаться от смеха и расхохотался.

Только тогда Пичи поняла, что он дразнил ее и преуспел в этом. Но она была хитрее его.

— О, Боже! — завопила она. — Сенека! Змея! Он моментально вскочил на ноги. А Пичи пристально поглядела на то место, где он только что был.

— О, как мне стыдно. Это была просто ветка, я разглядела. Но она была похожа на змею. Надеюсь, что я тебя не напугала?

Очень осторожно он бросил в нее листьями.

— Не будь смешной. Я собирался убить змею, чтобы избавить тебя от опасности! — сказал Сенека.

— Ты собирался убить палку?

Они стояли и смотрели друг другу в глаза, понимая, что каждый из них лжет и хохотали. Сенека первым прекратил смеяться.

— Настало время стать серьезными. Наше дурачество зашло далеко, — сказал он и лег на листья, разгладив землю рядом с собой.

Она вытянулась рядом с ним.

— Ты прав, — сказала она. — Ухаживание — это серьезное дело. Я тебе сейчас кое-что расскажу.

— Что же? — спросил Сенека.

— Ну, когда я закричала «Змея!», ты сам, должно быть, испугался, а из твоего старины «копьеносца» и дух вон, — сказала она и посмотрела вниз.

Сенека еще пуше рассмеялся.

— Это — твоя вина, — сказал он. — Если бы ты не завопила «Змея!»…

— Беру вину на себя, — сказала она. — Я выйду из этого положения.

Сенека уже чуть было не спросил, как она собирается выйти из затруднительного положения, как она сама вдруг показала ему. Она вдруг начала ласкать его интимное место так, что он застонал.

— Пичи! — повторял он ее имя снова и снова. По его телу пробежала сильная дрожь и разлилась волна удовольствия. Он резко схватил ее, поднял и посадил поверх себя, а она сразу же начала двигать своими бедрами.

«Это было что-то чудесное, замечательное, неописуемое, — подумала она. — Быть сверху, контролировать момент, управлять чувствами, управлять Сенекой…»

— Ну, у кого теперь ключ от ворот. Ваше Королевское Величество? — спросила громко Пичи.

Она так энергично и высоко поднимала свои бедра, что он почти что выходил из нее, а затем вдруг ложилась на него, и все повторялось сначала.

— Медленнее, медленнее, — шептала она. — Помедленнее, как черепаха… медленнее… вот так, — повторяла она снова и снова.

Затем, опершись руками на его плечи, она села. Теперь, находясь в сидячей позиции, она чувствовала, как он глубоко проник в нее. Она чувствовала его всего, каждую частичку его тела. А он, в свою очередь, никогда не ощущал ее так хорошо, как сейчас.

— Сенека, глубже, так? — спрашивала она его. — Думаю, что если я войду еще глубже, то ты, наверное, доберешься до истины!

— Прекрати эту пытку, женщина! — потребовал он. — Двигайся быстрее! Двигайся!

Она сделала так, как просил ее он, только мягче, доставляя большое удовольстие. Улыбаясь, Пичи гладила его по груди, а затем нагнулась и поцеловала.

— Наверное, слишком быстро! — прошептала она. — Быстро, как машет кучер или летит пуля… Но я действительно хочу доставить удовольствие?..

С этими словами она вновь легла на него, опутывая его лицо своими мягкими, чарующими волосами.

— Жди, пока я не скажу тебе, что больше не могу, — прошептала она.

Сенека закрыл глаза. Его ощущения были необычны, и он как бы боялся их испугнуть.

— О, Боже! Больше не жди! — воскликнула она. Эти слова ворвались в его разум одновременно с начавшимся экстазом. Блаженство разлилось по всему телу и затронуло все частички его тела. Он понял, что раньше с ним такого не происходило.

— Пичи, — страстно повторял он ее имя. — Пичи, — шептал он ей на ухо.

— Сен… О… о… о… о. О, Боже! Сенека, …удовольствие вновь возвращается…

Она вновь легла на него, и ее тело еще раз вздрогнуло в истоме. Она затихла.

— Ты никогда не говорил мне, что это может повторяться дважды, — пробормотала она, уткнувшись своим лицом ему в плечо. — Но со мной произошло именно так. Блаженство вновь вернулось на меня как снег на голову… И я ничего не могла с собой поделать, только повиснуть на тебе, как голодный клещ на ухе у жирной собаки.

Сенека улыбнулся прямо в ее волосы, удивляясь тому, как его губы ощущают прикосновение к ее нежным, мягким волосам.

— С тобой это тоже случилось дважды, Сенекерс? — спросила Пичи.

Он вспомнил свое состояние экстаза и ответил:

— Одного раза было предостаточно.

Она медленно поднялась и улеглась рядом с ним на землю. Они лежали и смотрели на звезды, мерцающие через ветви деревьев.

— Мне так сегодня понравилась наша с тобою любовь. А тебе, мой дорогой? — спросила Пичи у Сенеки.

Он повернулся к ней и нежно поцеловал ее.

— Скажу определенно, — сказал он, — это был один из чудеснейших дней в моей жизни.

Дни шли своим чередом. Сенека их даже не считал. Он проводил каждый из них так, будто бы не существовало ни сегодня, ни завтра. Он жил, смеясь, играя и любя девушку, которая завладела его душой, сердцем и им самим.

Но Пичи точно знала, сколько дней пришло и ушло. Каждую ночь, находясь в его объятиях, она молилась, чтобы бог дал ей еще день прожить с ним вместе. И хотя она уже перестала постоянно думать о том, что она умрет, она прекрасно знала, что в ее короткой жизни уже было много счастья, столько, сколько не бывает у людей за всю их долгую жизнь.

— Я собираюсь поохотиться, — заявил однажды утром Сенека. — Я принесу что-нибудь на ужин.

Сенека сам себе ухмыльнулся: охота была здесь запрещена. Земля принадлежала одному аристократу, который уехал из своего поместья насладиться «Лондонским сезоном». Но Сенека охотился, по крайней мере, три раза в неделю. Его еще не поймали, да он и не собирался попадаться. Вдруг ему стало смешно; наследный принц Авентины — самый обыкновенный браконьер.

— Смотри хорошенько, может быть, поймаешь опоссума, — сказала Пичи, моя тарелки. — Я тогда бы сделала тушеное мясо. Слышишь, Сенека?

В ответ он наклонился и хихикнул.

— Пичи, я даже не знаю, как выглядит опоссум. Как насчет зайца? — спросил он и перекинул через плечо ружье, приобретенное в селе.

— Да ну его к черту, Сенека! Ты все время приносишь с охоты зайца. Мы уже ели его четыре раза на этой неделе. Принеси чего-нибудь еще!

• Предыдущая
• 69/79
• Следующая