Полночь и магнолии - Пейсли Ребекка - Страница 56

• Предыдущая
• 56/79
• Следующая

Августа подняла одно из полотен.

— Это Пичи рисовала — по настоянию леди Элсдон. Вот этот холст она нарисовала первым.

Сенека улыбнулся. На холсте были изображены два ребенка, бегущих через поле, где паслись стада овец. А неподалеку были расположены мужчина и женщина с золотисто-рыжими волосами. У женщины на голове была корона. Оба были босые, и оба улыбались. На этой картине Сенека узнал себя и Пичи.

Августа подняла другое полотно.

— А это — ее вторая работа. Эта картина была очень похожа на первую, теперь и у принца, и у принцессы на ногах была обувь.

На третьей картине ни принц, ни принцесса не улыбались.

На четвертом полотне был другой луг, где они были вместе. Только у Пичи на голове не было короны. Они стояли гордые и величественные. А перед ними, заломив шапку, встав на колени, стоял крестьянин. Он хотел привлечь их внимание. Сенеке стало ясно, что обращался этот крестьянин напрасно.

На пятом — был нарисован дворец в зимнее время. Снег засыпал башни дворца. С крыш и балконов свисали большие сосульки. И хотя Пичи не была художницей, она сумела донести в своей картине ощущение холода.

— А эту картину она писала сегодня утром, — пробормотала Августа, поднимая последнее полотно.

Сенека уставился на комочек цвета слоновой кости.

— А это что? — спросил он.

— Она сказала, что это магнолия… только мертвая.

Сенека внезапно спросил у Августы:

— Где сейчас Пичи?

— В золотом салоне для рисования, — ответила та. Учится, как устраивать прием при дворе. Она же, после всего, станет скоро королевой Авентины. И я уверена, она будет настоящей королевой. Ваше Высочество, должно быть, будет очень счастливым человеком.

Чувство разочарования шевельнулось в нем.

Сенека нашел учителя и ученицу в золотом салоне для рисования. Виридис что-то рассказывала Пичи. Та сидела в золоченом кресле, уставившись глазами в мраморный пол.

Он устремился было к ней, но внезапно остановился, когда увидел, что она поднялась навстречу. Пичи была одета в зеленое платье. Цвет платья гармонировал с цветом ее глаз.

— Пичи, — нежно обратился он к ней. У нее было желание броситься к нему и обнять pro но правила этикета не позволяли ей это сделать. А она так давно не видела его. Разлука казалась ей вечной!

Виридис подошла к Пичи и прошептала ей:

— Только Богу известно, почему Сенека прервал наши занятия. Мы уже ничего не можем поделать, раз он пришел. Может быть, он решил проверить тебя, чему ты научилась. Это твой шанс, Пичи, — быстро произнесла она, — показать ему, что ты уже умеешь делать. Заставь его гордиться! «Удиви его, — повторила про себя Пичи. — Да, по-видимому, его надо удивить».

Она подняла голову. Сенека был одет, можно сказать, небрежно: черные брюки для верховой езды и большие черные сапоги, плотно облегающие его ноги, а также белая рубашка с широкими рукавами.

Но, тем не менее, он ярко выделялся в комнате, как бы заполнял всю ее своим присутствием.

Боже, она уже забыла, что ее муж был так красив. О, как ей хотелось обнять его и полететь к нему на крыльях!

Но Виридис крепко взяла ее за руку.

— Ты что, забыла все, чему я тебя учила? — спросила она у нее. — Пройдись, скользя. Помни про королевскую осанку. Ты так старалась все выучить, чтобы стать настоящей леди. Что ж ты растерялась? Ты должна показать ему, что твои усилия не пропали даром.

Стараясь подавить нервную дрожь, Пичи слегка наклонила голову, расправила плечи и пошла по комнате. Ее руки грациозно лежали поверх ее многочисленных шелковых юбок. Чувство гордости стало переполнять Пичи, когда она услышала возгласы одобрения со стороны Вири-дис.

Сенека наблюдал за ней. Ей понадобилось всего лишь пять минут, чтобы пересечь большую комнату взад и вперед. Когда она подошла к нему. то сделала реверанс, немного наклонила голову и застыла. Ох, как ему захотелось без всяких формальностей схватить ее в свои объятия! Но обстоятельства обязывали его к другому.

— Поднимись, — сказал он ей.

Она распрямилась и взглянула на него. Она уже было начала беспокоиться. Она не могла понять, что ею было сделано не так.

— Ты злишься…

— Пичи! — прошептала Виридис. Пичи опустила глаза, понимая, что допустила ошибку.

— Я… Я хотела сказать. Я чем-то была Вам неприятной, Сенека? — спросила она и еще ниже опустила голову, ожидая ответа.

Ее голос был такой нежный, и она говорила так правильно, что он ушам своим не поверил..

— Я желаю, чтобы ты говорила дальше, — приказал Сенека.

— Конечно же, — согласилась она. — Что бы Вы хотели от меня услышать? — спросила она. Ее лицо было непроницаемо.

Он повернулся к Виридис за разъяснением.

— Извините нас, пожалуйста, — сказала Виридис. — Сенека, я рассказывала о том, как надо вести королевский прием, как себя вести в присутствии тебя и короля вместе. Видишь, у нее разительные успехи, но еще осталось кое-что, что я хотела бы ей рассказать и показать.

— Это подождет, — сказал Сенека. — Вы сейчас свободны.

Виридис, надув губы, направилась к выходу.

Он дождался того момента, когда закрылась дверь с той стороны, повернулся к Пичи и, нахмурив брови, приказал:

— Теперь ступай вперед!

— Идти вперед, Сенека?

— Да, ступай! Я жду! — приказал он. Она слышала раздражение в его голосе, но не придала этому значения. Она пошла вперед.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Я скольжу, Сенека! — ответила она.

— Ты идешь как будто бы по тонкому прозрачному полу, и если ты вдруг надломишь его, то провалишься. ..

Пичи сочла это сравнение как комплимент. Грациозными движениями рук она подняла свои юбки, стараясь не поднимать их высоко. Сенека взглянул на ее лодыжки. От увиденного он еще крепче сжал зубы. Ее лодыжки были связаны бархатной веревкой, и это не позволяло ей делать нормальные шаги. А еще на каждой лодыжке было привязано нечто странное.

— Что это такое? — спросил гневно Сенека, указывая на лодыжки.

Пичи все еще не могла понять, почему он так разгневался. Она сначала хотела переспросить его, но затем вспомнила из правил этикета, что она не имеет права задавать мужу вопросы о его настроении.

— Это мешочки с песком, — ответила она.

— Мешочки с песком? — переспросил он.

— Да, атласные мешочки, заполненные песком, Сенека, и они очень тяжелые… Их вес дает мне помнить… Тьфу… Эти мешочки не дают мне возможности поднимать ноги высоко во время ходьбы. Вот почему я скольжу. Ты что, считаешь это абсурдом?

В ее голосе он услышал надежду. Но ему не нравилось, как она ходила. Она шла как машина вместо того, чтобы идти плавно, как это делают девушки.

— Сенека! — сказала она.

Он взял ее руку. Ее пальцы были холодны, но ногти были хорошо ухожены. Каждый ноготок был аккуратно подстрижен и обработан.

— Ты выглядишь плохо, — сказал он ей.

Она не понимала и не могла понять его настроения.

— Я себя прекрасно чувствую, — ответила она и опустила глаза.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — приказал он.

Ей хотелось на минуту закрыть глаза, чтобы не выдать набежавших слез. Все! Она провалила свое первое испытание. Она поняла это по его голосу, по его манере говорить.

— Сенека… — произнесла она.

— Бога ради! Скажи, что с тобой случилось? Ты выглядишь так, как будто бы у тебя сейчас начнется истерика! — воскликнул он.

Но она твердила только одно:

— Со мной все хорошо!

Он отпустил ее холодную руку и отошел в сторону.

— Значит, говоришь, все хорошо? — спросил он вновь.

— Очень хорошо, — ответила она в свою очередь.

— Мы не виделись целых три недели и все, что ты можешь мне сказать — это то, что тебе очень хорошо?

— Как Вы провели это время?

Он не ответил. По правде сказать, ему было плохо без нее. А Пичи, тем не менее, было очень хорошо. Ему было интересно знать, почему она так бесчувственно беседует с ним. Он понял только одно, что она преуспела в искусстве сдерживания своих эмоций.

• Предыдущая
• 56/79
• Следующая