C первого взгляда - Пейсли Ребекка - Страница 7
- Предыдущая
- 7/55
- Следующая
Он не знал, сколько времени проспал, но темнота в комнате и веявшая из окна прохлада говорили о том, что настала ночь. Кто-то накрыл его пахнущей мылом простыней. Голова болела. Ему было то жарко, то холодно.
«У меня лихорадка, – понял Сойер. – Я могу умереть. И что изменится после моей смерти? Найдется ли хоть один человек, кто будет меня оплакивать?»
Он не знал. Не помнил.
Сойер закрыл глаза и опять уснул. Ему снился сон. Как сквозь пелену, он видел большой дом. Окна блестели на солнце, и на каждом висели белые занавески с оборочками. Повсюду росли цветы. На крыльце стояли мужчина и женщина, а на зеленой лужайке перед домом играли дети.
Но эта мирная картина почему-то не успокаивала. Напротив, ужас душил Сойера холодными железными пальцами.
Он закричал и проснулся. Сердце отчаянно колотилось. Он открыл глаза.
Рядом с кроватью стояла маленькая женщина. Солнце освещало ее морщины и седые волосы. На женщине было красное платье. Оно висело на ней, как на огородном пугале. Старуха улыбнулась, во рту у нее не было ни единого зуба.
Это явно была не та красивая черноволосая девушка, за которой он гнался от монастыря.
– Я здесь, мой нетерпеливый жеребец, – сказала старуха. – Я пришла, чтобы выполнить все твои желания.
И старуха потянулась своей костлявой рукой к его паху. Непрошеные ласки разозлили Сойера.
Что она делает, черт возьми?
Он хотел отодвинуться, но боль пронзила его. Сойер поморщился и выдохнул:
– Хватит.
– Хватит? – удивилась старуха. – Но мы еще и не начинали!
Она нагнулась к молодому человеку, вытянув губы, и тот понял, что эта ведьма хочет его поцеловать!
– Асукар! – В комнату вошла еще одна женщина. Сойер смотрел на них, совершенно сбитый с толку.
– А ну убирайся отсюда! – приказала вошедшая, и беззубая карга заковыляла к двери, недовольно ворча себе под нос.
Полная женщина принялась отирать его лицо, шею, плечи и грудь холодной водой. Сойер чувствовал такое облегчение, что, если бы не слабость, благодарно сжал бы эту ласковую руку.
– Попей, сынок. Мой дорогой малыш!
Он жадно припал губами к чашке с водой, не переставая удивляться, почему она все время называет его своим маленьким мальчиком.
– Ну хватит, милый Франсиско, – проворковала женщина, – смотри-ка, что я тебе принесла.
Она положила рядом с ним рогатку, тряпичную куклу, красный мячик и маленькую деревянную коробочку.
– Я берегла эти вещи для тебя, Франсиско. Я знала, что обязательно найду тебя.
Женщина открыла коробочку и принялась извлекать из нее содержимое: несколько блестящих камешков, сосновую шишку, ржавый перочинный ножик, губную гармошку, рыболовные крючки и пожелтевший от времени детский рисунок с изображением лошади.
Комната поплыла перед глазами Сойера, и он впал в забытье. Когда он очнулся в следующий раз, в комнате было темно.
– И Мария вышла из пасти кита, – услышал он мужской голос, – путешествие в брюхе кита далось ей нелегко, тем более что она сама была брюхата.
Что-то тяжелое навалилось на грудь раненого. Не сразу он понял, что это всего-навсего курица. Но откуда здесь курица? И почему она рассказывает о путешествии Марии в брюхе кита? Нет, куры говорить не умеют. Значит, в комнате есть кто-то еще.
Сойер повернул голову и увидел старика. На впалой груди того болталась связка ключей, а рубашка была подпоясана куском веревки.
Он был похож на святого.
«Господи! – подумал Сойер. – Наверное, я уже умер и попал в рай!»
Но в раю нет страданий, а его раны болели невыносимо. И потом, откуда в раю куры?
– Муж Марии, Понтий Пилат, тоже вышел из пасти кита, – продолжал между тем мужчина, – вдвоем они стали искать место, где Мария могла бы родить. Но в Риме не было свободных комнат, и Мария родила ребенка в адамовом ковчеге. Все звери собрались в пары и смотрели.
Этот рассказ поверг Сойера в полное недоумение: эти старики ему мерещатся или они существуют на самом деле? Каждый раз, когда он приходит в сознание, в комнате происходят странные вещи. Может быть, у него такой странный бред? Но тяжелый сон снова сморил Сойера. Когда он проснулся, яркий солнечный свет бил в глаза.
День... Ночь... День...
Он сбился со счету. Сколько же дней и ночей он пролежал здесь, то впадая в забытье, то вновь приходя в себя? Сойер не мог сказать.
– Проснулся? Это хорошо.
Сойер вздрогнул и тут же застонал от боли.
– Черт возьми! – процедил он сквозь зубы.
– Ты ругаешься, – проговорил Макловио, – значит, тебе лучше. Кто ты такой?
«Вообще-то, – подумал Сойер, – это я должен спросить, кто все эти странные старики, которых я вижу каждый раз, открывая глаза. И где юная черноволосая красавица?»
– Я ждал, когда ты проснешься, – сказал Макловио, – хотел с тобой поговорить. Сафиро не знает, что я здесь, а Тья ушла кипятить воду.
От него так разило спиртным, что Сойер чуть было опять не потерял сознание. Послышалось шарканье, и перед молодым человеком появился крупный, широкоплечий старик с тронутыми сединой волосами. Говорил он по-английски с сильным акцентом, да еще заплетающимся языком, и понять его было довольно сложно.
Сойер чувствовал невероятную слабость во всем теле. Мысли путались в голове.
– Ты меня слышишь? – спросил Макловио. – Ты можешь говорить?
– В брюхе кита, – прошептал Сойер, – Мария.
– Мария? Меня зовут Макловио. Есть еще Лоренсо и Педро. Наш главарь, Сиро, умер, и Хайме тоже. А Луис еще жив, проклятый сукин сын! – Старик погрозил стене кулаком.
Молодой человек не понимал, о чем говорит пьянчужка. Макловио придвинул стул к кровати и сел. Стул затрещал под его тяжестью.
– Марипоса сейчас во дворе. Спит на большом дереве у сарая. Знаешь, мне еще не встречалась такая лошадь, которую я не мог бы обуздать. Кроме Корахе. Этот дьявол слушался только Сиро. Я объезжал всех наших лошадей. Я мог скакать стоя, и люди платили деньги, чтобы посмотреть на мои трюки. Это правда, что ты не помнишь, кто ты?
Сойер ошалело смотрел на старика. Путаные библейские истории, толстуха, которая называла его своим маленьким сыном Франсиско, столетняя соблазнительница в алом атласном платье, курица, а теперь этот пьяница, который когда-то скакал стоя.
Определенно – у него горячечный бред. Курица и все эти странные люди – плод его воспаленного воображения.
А может, он сошел с ума? Наверное, когда на него напала пума, он упал, сильно ударился головой и свихнулся!
Боже правый! Он лежит с поврежденным рассудком в чужом доме, населенном воображаемыми безумцами, а где-то рядом бродит свирепая пума...
– Да, – продолжал Макловио, – я объезжал лошадей и даже научил жеребца Сиро подходить на свист. Нас хорошо знали в двух странах. Учти это, Сойер, и хорошенько подумай, прежде чем нас обокрасть или сделать нам что-то плохое! Мы знаменитая банда Кинтана, нас боятся все! Сколько полицейских и охотников за преступниками гонялись за нами, но никто не смог нас поймать! А если ты не веришь, я набью тебе морду и...
– Макловио! – раздался звонкий голос Сафиро. – Что ты здесь делаешь?
Макловио вскочил со стула.
– Я... Он... Тья ушла... И я просто сидел с ним, Сафиро. Хотел... хотел выяснить, кто он такой. Да, я с ним немного поговорил. Ну вот, теперь ты пришла, так что я пойду. Если он посмеет тебе угрожать, зови меня, и я набью ему морду!
Макловио, пошатываясь, вышел из комнаты.
Закрыв за ним дверь, Сафиро поставила у кровати тазик с водой, смочила чистую тряпочку и принялась протирать лицо Сойера, беспокойно поглядывая на дверь. Интересно, что наговорил ему Макловио? Асукар, Тья и Педро тоже заходили сюда, но никто из них не мог выболтать ничего важного.
Это мог сделать только Макловио. Напившись, он становился чересчур болтливым. Удивительно, как такой длинный язык до сих пор держался у него во рту. Когда она застала его у постели Сойера, старик выглядел ужасно виноватым.
- Предыдущая
- 7/55
- Следующая
