Маршал Сталина. Красный блицкриг «попаданца» - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 10

– Позвольте, – несколько недовольно произнес Молотов, – но если верить вашим словам, то возникает определенное недопонимание. То вы говорите о двадцати процентах бензина в общей нефтепереработке, то двадцати шести, а то уходите за тридцать. Но как это возможно?

– Все упирается в технологии. Меняя способ переработки нефти, можно менять пропорции выделяемых из нее фракций. Так, например, при прямой перегонке действительно бензина можно получить в диапазоне от пятнадцати до двадцати пяти процентов, а около сорока пяти процентов уходят в мазут и прочую отработку. Причем бензин, получаемый при прямой переработке, весьма поганого качества. Если же подходить к переработке нефти прогрессивно, то средний выход бензина увеличится до сорока-пятидесяти процентов, а он сам при этом окажется с приличным октановым числом. Такое увеличение доли будет происходить за счет пропорционального уменьшения иных фракций, прежде всего тяжелых. По оценкам НИИ нефтехимии, в будущем можно будет выжимать из легких сортов нефти до восьмидесяти процентов «бензина Гудри» или его аналогов. То есть мы снова возвращаемся к тому, что текущее положение дел вызвано у нас совершенной запущенностью вопроса нефтепереработки, при которой до сих пор используются технологии времен царя-гороха. – Маршал снова замолчал, смотря на слегка деморализованный вид Кагановича.

– У кого-нибудь из товарищей есть вопрос по нефтепереработке? – вмешался Хозяин, решивший прервать этот не очень удобный разговор. – Хорошо. Ваше предложение, товарищ Тухачевский, по реконструкции Ярославского автозавода и развитию новейших технологий нефтепереработки мы обсудим особенно на Политбюро. Высокооктановые бензины и современные двигатели – это важнейшее направление развития нашей советской промышленности, от которого зависит не только наша победа, но и выживание. А теперь давайте пойдем дальше. Что мы еще хотели обсудить?

– Развитие автобронетанковых войск, – мгновенно отреагировал Ворошилов. – В частности, идею боевых платформ. Думаю, товарищ Тухачевский сможет более развернуто ее представить, так как лично и разрабатывал.

– Конечно, – кивнул маршал. – До настоящего времени мы подходили к конструированию бронетехники как к самостоятельным уникальным моделям. Практика конструирования комплекса разнообразной техники на базе танка Т-26, ведущаяся последние годы, натолкнула меня на мысль о том, что это начинание нужно не только поддержать, но и развить. Поэтому я предложил сразу и целенаправленно создавать подобные платформы и уже на их базе конструировать конкретные машины. Такой подход позволит очень серьезно унифицировать вопрос производства и эксплуатации новых единиц бронетехники…

Совещание шло долго и мучительно. Поднимались и тщательно пережевывались многие вопросы. «Противоматериальные» ружья. Ручные нарезные гранатометы калибра сорок миллиметров и тяжелые гранатометы с реактивными гранатами. Тактические ракетницы с широкой номенклатурой боеприпасов. Ротные минометы с нестандартным калибром в шестьдесят миллиметров, против популярных пятидесяти. И много другое. За те восемь часов, что шло это напряженное и насыщенное совещание, совершенно вымотавшее душу всем присутствующим, смогли обговорить очень много и решить массу вопросов. Благо что присутствие без малого шестидесяти человек, включая представителей-консультантов от всех существующих НИИ, этому способствовало. Когда еще получится столь всесторонне обсудить сложные технические и административные вопросы? А потому Тухачевский приехал домой дико уставший, но предельно довольный. Тот конструктивный настрой, что последние месяцы доминировал в СССР, его безмерно радовал. И главное – вместо перманентной «охоты на ведьм» шла ударная и весьма прогрессивная созидательная деятельность. А левый уклон и анархизм давились на корню так жестко, что маршал даже иногда их жалел, но все же ни разу не рискнул пойти их защищать, так как понимал – эти радикалы уже один раз дров наломали. Хватит.

Отдельно Михаила Николаевича радовали успехи ИНО. Абрам Аронович после прихода Лаврентия Павловича на пост руководителя ГУГБ НКВД в 1936 году и смены ориентиров в политике руководства начал энергично прогрессировать и делать серьезные успехи. Причем самостоятельно и без каких-либо подсказок. Например, в сфере промышленного шпионажа после того, как Лаврентий Павлович дал ему полную свободу действий в выборе целей, он незамедлительно сосредоточил все усилия на коммерческом секторе, откровенно забив на хорошо охраняемые военные производства Европы и США. Зато в этих коммерческих компаниях у него оказался очень серьезный улов – намного больше, чем кто бы то ни было мог ожидать. Чего стоит только «бензин Гудри» и «феродо»[15] – передовые технологии производства, которые стали доступны СССР уже во второй половине 1937 года? А ведь агенты ИНО совали свой нос куда только можно. И в автомобильную промышленность, и в авиационную, и на гражданские судоверфи, и на металлургические заводы… даже на предприятия, производящие металлические бидоны и канистры и то заглядывали. Не обходили стороной сотрудники ИНО и учебные заведения, тщательно собирая сведения научного характера и разнообразные публичные материалы. На каждого более-менее серьезного ученого или талантливого студента технического вуза старались открыть досье.

Само собой, охватить сразу и все не получалось – банально не было подготовленных людей. Поэтому приходилось прибегать к услугам уголовных и деклассированных элементов, которых требовалось оплачивать, что в конечном итоге приводило к весьма увлекательным свистопляскам – отечественные агенты, как заправские Бонни и Клайд, грабили провинциальные банки и инкассаторские машины. Благо что проблем с вооружением не имелось. Это вам не уличные банды с финками и дубинками. Отнюдь. Тут работали «большие мальчики» с Томми-ганами[16], БАРами[17], «солотурнами»[18] и прочим серьезным оружием. Иногда применяли даже пулеметные засады или минирование фугасами, например, при нападении на почтовые составы. Работали, так сказать, с огоньком и размахом, поэтому советская разведывательная сеть уже к середине 1937 года в финансировании из Москвы просто не нуждалась.

Были, конечно, и провалы, но в целом работа шла хорошо, так как ставка на уголовников и «мафию» оправдала себя полностью, уводя иностранные спецслужбы по ложному следу, а зачастую и вообще переводя расследование отдельных происшествий к полицейским управлениям, совершенно не разбирающимся в таких делах. Не под силу было бороться полиции со стремительно укрепляющейся «русской мафией», которой из Москвы руководил Абрам Аронович, как бы курьезно это ни звучало.

Кроме промышленного шпионажа, поставленного к концу 1938 года поистине на широкую ногу, Слуцкий очень много уделял времени и сил работе с эмиграцией и сочувствующими. Особенно после того, как Советский Союз изменил курс и стал заманивать «песнями и плясками» эмигрантов домой. Начали робкие попытки наладить сотрудничество с РОВС, которые вылились в негласный переговорный процесс, хоть и безрезультатный. Но главное было сделано – РОВС установил контакт, а дальше было дело техники.

В общем, дела в ИНО ГУГБ НКВД шли настолько хорошо, насколько могли идти, и Тухачевский был поистине окрылен этими успехами. Ведь это означало, что рано или поздно люди Слуцкого выйдут на Урановый комитет, а потом и на Манхэттенский проект, то есть не дадут США пальму первенства в вопросе создания ядерной бомбы. Да и вообще – работа ИНО в Европе и Америке привела к тому, что в Москву шел поистине девятый вал второстепенной информации, позволявшей, после ее всестороннего анализа и изучения, получать разведывательные сведения очень высокого уровня, что выводило точность и качество работы советской разведки на совершенно новый, ранее недоступный уровень. Например, благодаря анализу грузовых перевозок за 1938 год в пригороде Хельсинки получилось не только выявить ранее неизвестные объекты береговой обороны, но примерно оценить их оснащение с гарнизонами. И, что немаловажно, не засветиться.