Колдовской мир: Трое против колдовского мира. Волшебник колдовского мира. Волшебница колдовского мир - Нортон Андрэ - Страница 32

«Вроде бы всё просто, — думал я. — Но что скажу я людям, появись в лагере? Кого увидят они во мне? Скорее всего, наглого чужака, склоняющего их к безрассудному походу в какую-то неведомую страну. В самом деле, с какой стати они должны верить мне на слово?»

Если бы я мог сначала связаться с людьми, которых я знал, — с Дермонтом, например, или с другими боевыми товарищами — они бы прислушались к моим словам, несмотря на то, что я объявлен вне закона. Но как их разыскать? Мне, наверное, следует сочинить какую-нибудь историю для людей из того лагеря, откуда ушёл конь, и потихоньку выведать у них, где мне искать своих соратников…

Мне не доводилось ни командовать большим отрядом, ни принимать решений, от которых зависела бы не только моя собственная жизнь. Смогу ли я склонить людей старше меня и более опытных к тому, чтобы они доверились мне?

Сомнения роились у меня в голове, не позволяя уснуть.

Наконец я погрузился в сон. Я решил поехать туда, откуда пришёл конь, там отпустить его на волю, пока нас не заметили, а затем подкрасться к лагерю и попытаться разведать, что за люди расположились в нём.

Рано утром, оседлав коня, я пустил его рысью, и он направился на юг. Я не мешал ему, лишь изредка дёргая узду, направляя поближе к деревьям и кустам, дабы избежать открытых мест. И по-прежнему я всматривался в небо, не оставляя надежды увидеть зелёную птицу.

Мы покинули Эсткарп на исходе лета, и, хотя я провёл в Эскоре не так уж много дней, у меня создалось впечатление, что за это короткое время здесь воцарилась осень. Дул холодный, чуть ли не зимний ветер, и всё вокруг выглядело каким-то побуревшим. Ближе к полудню я различил на горизонте подёрнутые лиловой дымкой горы. Однако, как я не всматривался, я не мог отыскать ни одного знакомого мне контура, а ведь я знал эти места столько лет! Должно быть, катастрофа, вызванная общими усилиями Владычиц, изменила их до неузнаваемости. И почему-то у меня не появилось ни малейшего желания знакомиться с тем, во что превратились эти места.

А конь продолжал бежать на юг, и вскоре мы достигли предгорья. Здесь нам то и дело преграждали путь провалы с торчащими из них корневищами упавших туда деревьев, нагромождения каменных глыб, вызванных горными обвалами, и пепелища от буйствовавших пожаров. Мне пришлось спешиться, ибо преодолевая все эти завалы из камней и деревьев, конь легко мог сломать ногу. В одной из ложбин я подхватил пригоршню пепла и посыпал им голову, вспомнив поверье, будто пепел от сгоревшего леса оберегает от дурных сил.

Конь взметнул головой. Мысленно коснувшись его разума, я понял в чём дело: мы приближались к его родным местам. Бросив уздечку, я похлопал его по крупу и послал найти хозяина, а сам, скрываясь за корневищами деревьев, поспешил на гребень ближайшего склона.

Распластавшись на вершине откоса, я поглядел вниз. То, что я увидел, нельзя было назвать биваком. Посреди поляны стоял дом, окружённый частоколом, — но ещё не со всех сторон. На земле лежали брёвна, приготовленные для его достройки.

На краю поляны был устроен загон, в котором находилось десятка два лошадей. Перед ним стоял отпущенный мною бродячий конь, приветствуемый ржанием своих сородичей. Один из работников, занимавшихся сооружением частокола, сорвался с места и бросился к вернувшемуся коню-бродяжке, выкрикивая что-то на бегу.

На пороге недостроенного дома возникло шафрановое пятно женского платья и ещё несколько цветных пятен. Люди побросали плотницкие инструменты и поспешили к загону. Судя по их чёрным волосам, почти все они принадлежали древней расе, исключая тех, у кого волосы были посветлее, что говорило о примеси салкарской крови. На всех были кожаные куртки, какие носят под кольчугой. Чем бы ни было это место, его обитатели без сомнения, имели отношение к пограничной службе.

Поскольку я сам был защитником границы, я знал, что какой бы мирной ни казалась открывшаяся мне картина, где-то поблизости дежурит охрана, и если меня обнаружат, то мне не поздоровится.

На стене дома выделялся узор, подобный тому, который я разглядывал ночью при свете луны на луке седла. Я не придал этому особого значения. Из всего увиденного я заключил, что эти люди обосновались здесь надолго и не боятся угрозы со стороны Карстена. Вот только зачем эта возня с частоколом, если ещё не достроен дом? Вероятно, они настолько привыкли к угрозе нападения, что не представляют себе жилья без защиты стены.

Я размышлял, как мне быть. Эти люди, по-видимому, решили навсегда поселиться здесь, в глуши, и они могли оказаться именно теми воинами, которые мне были нужны.

Собравшиеся вокруг коня глазели на него, будто он свалился с неба. Кто-то тут же ушёл, чтобы вернуться к своим делам, а те, кто остался, придирчиво осмотрели седло, прежде чем снять его с коня, и стали что-то обсуждать между собой. Вдруг они подняли голову и повернулись в сторону склона — в мою сторону. Я понял: они не поверили, что конь вернулся сам.

Женщина в жёлтом платье скрылась в доме и вскоре появилась опять. Она несла в руках груду кольчуг, а следом за ней поспешала девочка, в руках у которой были шлемы.

Четверо из тех, кто занимался обработкой брёвен, облачились в кольчуги, а пятый сунул пальцы в рот и громко свистнул. Ему ответили из пяти-шести мест, и ещё свист раздался у меня за спиной… Я вжался в землю. — «Может, меня уже обнаружили? — подумал я. — Так почему дозорный до сих пор позволяет мне валяться на пригорке? Похоже, я не слишком умно себя веду. Лучше уж самому явиться к ним, чем ждать, пока схватят, как лазутчика».

Я встал, поднял руки вверх и начал спускаться по склону.

— Так и иди, — прозвучал голос у меня за спиной. — И не вздумай опустить руки.

— Я же сам их поднял, — ответил я, не оборачиваясь. — Я не враг, а друг…

— Может, оно и так, — ответил невидимый конвоир, — только друг не стал бы подкрадываться к своим друзьям ползком на брюхе, как наёмник-головорез.

Наёмник-головорез!.. Теперь у меня не было сомнений, что эти люди — беженцы из Карстена. Похоже, они были из тех фанатиков, кто поддались жажде мщения и превратились в дикарей.

Я старался не торопиться, спускаясь по откосу к дому. Между прочим, место для сооружения форта было выбрано со знанием дела — после достройки частокола его обитатели могли не страшиться неожиданных нападений.

Несколько человек ждали меня, стоя на том месте, где оставалось соорудить ворота. На воинах были кольчуги и шлемы, мечей они пока не обнажили.

У того, кто стоял в центре, на шлеме был герб, инкрустированный самоцветами. Похоже, этот человек был средних лет, но оставалось только гадать: возраст людей древней расы трудно определить по их виду, ибо от природы они долгожители, и прожитые годы почти не сказываются на их внешности.

Я остановился в нескольких шагах от него, и он мог хорошенько рассмотреть моё лицо, поскольку кольчужный шарф моего шлема был откинут. — Приветствую сей дом и желаю хозяину и обитателям благоденствия и успехов в добрых начинаниях, — произнёс я общепринятое приветствие и приготовился услышать ответ, от которого зависело то, кем мне себя отныне считать, — гостем или пленником.

Он продолжал молча стоять, глядя на меня оценивающим взглядом, напоминавшим мне Эфутура, Хранителя Зелёной Долины. Белесый шрам от меча тянулся по его скуле, кольчуга была заштопана на плече кольцами иного размера.

Пауза затягивалась. Я услышал лёгкое покашливание за спиной и понял, что мой сопровождающий с нетерпением ждёт от своего повелителя сигнала наброситься на меня.

— Кому открыл врата дом Дальмотов? — вопросил, наконец, суровый воин.

Я лихорадочно соображал, что ответить. Открыто назвать фамилию Трегартов было нельзя, ибо здесь могло быть известно, что я объявлен вне закона. Назваться вымышленным именем тоже было опасно, поскольку в форте мог находиться на службе глашатай, который тотчас бы обнаружил обман. Оставалось только прибегнуть к расплывчатой велеречивости.