Операция «Снег» - Павлов Виталий Григорьевич - Страница 41

• Предыдущая
• 41/68
• Следующая

Позднее Максимов говорил мне, что категорически отказаться он не мог, особенно памятуя опыт Мексики. Не согласившись тогда принять непосредственное участие в покушении на Троцкого, он сразу же почувствовал недоброжелательное отношение Центра. Преодолеть эту недоброжелательность помогла лишь его исключительно продуктивная деятельность в военное время.

По получении сообщения об аккредитации Максимова в Югославии его срочно вызвали в Москву. Со слов Короткова я понял, что вызов был осуществлен в грубой, категорической форме, без учета возможных последствий для дальнейшей работы нелегала за границей.

В Москве Коротков беседовал с ним с глазу на глаз, и вскоре после этого последовал приказ об увольнении Максимова из разведки. Я неоднократно встречался с ним в тот период и вел его дело. Он достаточно прозрачно дал понять, что ему хотели поручить нечто весьма неприятное и рискованное, но он фактически отказался от задания. После этого Максимов стал серьезно опасаться за свою жизнь.

Я считаю Иосифа Ромуальдовича одним из сильнейших разведчиков-нелегалов на своем участке, терять которого было жаль. Поэтому я попытался узнать у Короткова, в чем причина отказа от его дальнейшего использования. Тот сначала ни чего не хотел говорить, ссылаясь на распоряжение Берии. Но затем из некоторых его высказываний я понял, что верховный шеф госбезопасности поручил ему выяснить, не догадался ли Максимов о конкретном содержании намечавшейся акции. Будь это так, участь его оказалась бы предрешена. Жизнь ему тогда спасло то, что он сообразил: ни в коем случае нельзя показывать, что для него ясна цель поручаемого задания. Впрочем, Максимова, да и никого другого, в нее действительно не посвящали. Лишь теперь, когда недавно была обнаружена записка Берии на имя Сталина с предложением о проведении теракта против руководителя Югославии Иосипа Броз Тито, все стало ясно.

После увольнения из разведки Максимов пережил трудные годы. Но он быстро приспособился к новым условиям. Сказались его талант, неисчерпаемая энергия и колоссальная трудоспособность. Прекрасно зная обстановку в Латинской Америке, разбираясь в хитросплетениях политики Ватикана, обладая незаурядными качествами аналитика, хорошим пером, Максимов — теперь уже Иосиф Ромуальдович Григулевич — без чьей-либо помощи и поддержки достиг немалых высот в науке, стал ведущим советским латиноамериканистом, был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР и назначен главным редактором журнала «Общественные науки в Советском Союзе». Им опубликованы многочисленные научные и публицистические работы — книги, брошюры, статьи.

В 1988 году И.Р.Григулевич скончался. К сожалению, те, кто по долгу службы должен был проявить заботу о его семье, вдове, забыли о своей обязанности, и эту миссию пришлось взять на себя ветеранам разведки.

В конце 1953 года А.М.Коротков высказал мысль, что мне было бы полезно самому попытать силы на нелегальной стезе.

— Как вы смотрите на то, чтобы совершить тайную поездку по Европе, встретиться с нелегалами и их агентурой в ряде стран, проверить на месте состояние дел, дать необходимые советы и рекомендации? — спросил он. И добавил: — Учитывая ваш опыт работы в Канаде и довольно хорошее знание Соединенных Штатов, можно было бы воспользоваться американскими документами.

Я загорелся этой мыслью. Однако счел долгом напомнить Александру Михайловичу, что уже сильно скомпрометирован перед заокеанскими спецслужбами: не будет ли это препятствием к предполагаемому путешествию? Коротков заметил, что, коль скоро я не собираюсь появляться на глаза официальным американским и, тем более, канадским властям, он не видит особой опасности.

— Кроме того, мы подумаем, как вас подстраховать, — добавил он после небольшой паузы.

Уверенность Александра Михайловича меня очень приободрила, тем более что и мне самому хотелось испытать на себе, как живут и работают нелегалы. Не раз задавал я себе вопрос: смогу ли сам выдержать те трудности, на которые идут мои коллеги? Мысленно представлял себе, что произойдет, если меня кто-то опознает. Естественно, что последующее расследование не сулило бы мне ничего хорошего, ибо я достаточно был известен Западу не только по «делу Гузенко». На такой случай мне останется только одно — молчать, ибо никакая защитная легенда уже не поможет.

Короче говоря, я принял предложение Александра Михайловича. Спустя некоторое время он поручил мне готовить все необходимое для поездки. Напарницей в командировку со мной направлялась Лона Коэн, ставшая впоследствии Хелен Крогер. Видимо, это имел в виду Коротков, когда говорил о под страховке. Лона должна была подкрепить мою легенду, по которой я выступал как гражданин США, и оградить меня от нежелательных контактов с американцами.

Так как в моем английском языке явственно ощущался славянский акцент, в легенде-биографии были предусмотрены соответствующие корни. Для большей гарантии от любых случайностей я ориентировался на преимущественное использование французского языка, помня, что в нем проступал уже не славянский, а английский акцент. Еще и еще раз с благодарностью вспоминал своих канадских преподавателей французского языка, супружескую пару Корди, которые сумели так эффективно передать мне свой английский акцент. Я должен был выдавать себя за мелкого бизнесмена в области антиквариата; в качестве места постоянного жительства в США фигурировал небольшой городок близ канадской границы. Соседство Канады я выбирал на тот случай, если обнаружат в моем французском языке «канадизмы (язык, на котором говорят канадские французы, заметно отличается от языка жителей современной Франции).

Составление легенды для Лоны было делом гораздо более легким. Будучи американкой всем своим обликом и поведением, она могла выдержать любую проверку, за исключением, конечно, проверки по американским архивам. В США она была крепко «засвечена» в связи с делом о так называемом «атомном шпионаже». Ей тоже крайне нежелательно было бы встретить кого-либо из знакомых американцев. Но это мы считали маловероятным.

Наш маршрут предполагал более или менее продолжительные остановки в Австрии, Италии, Швейцарии, Франции и Бельгии, а также кратковременные заезды в соседние государства. Планировались встречи с разведчиками-нелегалами, деятельностью которых я руководил из Центра.

Через три недели после принятия решения о поездке мы были готовы к путешествию. Можно было сделать это и быстрее, но я решил немного потренироваться в американском варианте английского языка, для чего попросил позаниматься со мной Елену Ивановну Ахмерову, которая за несколько «сеансов» сильно помогла оживить мой английский и пополнить его американизмами.

Что еще? Ну, конечно, отпустил усы и изменил прическу — с «политического» зачеса назад на «дипломатический» пробор. Наши мастера маскировочного дела утверждали, что я стал «трудноузнаваемым». Неожиданное подтверждение этому я получил в Вене, где нас встречали наши товарищи, знавшие только псевдоним приезжего — Дож. Среди встречавших был один мой давний подчиненный. Он старательно приглядывался ко мне и, как позже признался, мучительно вспоминал, где он встречал Дожа раньше. Как же он был удивлен, когда я открылся ему.

В Вену мы вылетели порознь на самолетах советских оккупационных властей. Первой поднялась машина, в которой на ходился я. Позже Лона рассказала, что страшно беспокоилась за меня, когда во время ее рейса пилот сообщил, что с первым самолетом произошло что-то неладное и, возможно, будет аварийная посадка.

А случилось вот что. Не успели мы подняться с подмосковного аэродрома, как стал барахлить авиационный компас. Вскоре он совсем вышел из строя. Произошло это примерно на полпути до аэродрома Легнице в Польше, где предстояла промежуточная посадка. Вот тогда-то и поступил сигнал бедствия на самолет, летевший вторым. Между тем наш пилот, хорошо знавший трассу, увеличил скорость и благополучно дотянул до аэродрома. Но от меня не укрылось, что он обеспокоен: его предупредили об особой осторожности при доставке «ценного» пассажира. А пассажир этот восседал в грузовом отсеке на пакетах с почтой и с нетерпением ожидал приземления.

• Предыдущая
• 41/68
• Следующая