Операция «Снег» - Павлов Виталий Григорьевич - Страница 21

• Предыдущая
• 21/68
• Следующая

Не прошли эти факты и мимо советской прессы. В декабре 1965 года в статье «С поводырем из ЦРУ» «Известия» обратили внимание мировой общественности на то, как США стремились распространить антисоветскую кампанию на другие страны, в частности и на Канаду. В статье отмечалось также, что во время строительства здания посольства СССР в Оттаве канадские спецорганы под руководством советников из ЦРУ вмонтировали в его стены присланные из США микрофоны для подслушивания.

Канадские власти отрицали это, но П.Райт[26] в книге «Ловец шпионов» описал участие английских спецслужб в установке микрофонов в советском посольстве. По его словам, выяснив через Гузенко расположение служебных комнат резидентов политической и военной разведок, контрразведчики заложили подслушивающую технику. В этом конкретном случае усилия канадцев, сокрушается Райт, пропали даром. Наши службы обезвредили технику противника, а когда сочли это целесообразным, продемонстрировали ее канадской общественности. Впечатление было потрясающим. Западные спецслужбы стали подозревать, что у них произошла утечка информации. Они не допускали и мысли, что у нас есть новейшие средства обнаружения подслушивающей техники, так как сами тогда еще не имели таких возможностей. Замечу, кстати, что эта операция, которая, по словам Райта, получила кодовое название «Земляной червь», шаблонно повторяла ранее проведенную в Австралии. Там другой изменник, резидент внешней разведки КГБ в Канберре Владимир Петров, перебежавший в 1954 году на сторону ЦРУ, подсказал, где должны быть вмонтированы «жучки». Но и тогда мы обвели противника, заставив его впустую тратить деньги и время.

Конечно же, как разведчик, я понимал, что до тех пор, пока существуют и действуют силы, которые видят в США «устроителя мирового порядка», мы должны оставаться бдительными и следить за развитием событий. Но следить вовсе не значит вмешиваться во внутренние дела страны, в чем, однако, американская разведка, даже в государствах, образовавшихся на территории бывшего СССР, себя пока не намерена ограничивать. Что касается российско-канадской дружбы, то опасность для нее состоит как раз в том, что специальные службы союзников Канады всячески подталкивают канадскую контрразведку на опасное взаимодействие в так называемых тайных операциях.

Итак, еще в 1965 году Гузенко использовался как «эксперт» по делам «советского шпионажа», хотя и с сомнительными результатами. Да другого и нельзя было ожидать. П.Райт писал, что на запрос английской разведки в середине 60-х годов о возможности повторного собеседования с Гузенко по интересовавшим ее проблемам канадцы ответили, что «у них есть сложные проблемы с Гузенко из-за его алкоголизма и постоянного требования денег».

Как показывает анализ ряда дел изменников, судьбу Гузенко разделило большинство предателей. Интересно, что бывший английский разведчик Чепмен Пинчер в книге «Их ремесло — предательство» приходит к заключению, что каждое предательство неизбежно сопровождается отчаянием и депрессией в результате чувства вины и панического страха ожидания возмездия. Изменники, как правило, пытаются заглушить алкоголем эти чувства, а нередко дело кончается и самоубийством.

Нельзя не согласиться с Пинчером в том, что чувство неполноценности обуславливает мелкую мстительность большинства перебежчиков по отношению к бывшей Родине.

Руководящий работник ЦРУ Полгар, занимавшийся специально проблемами перебежчиков и ушедший в отставку в 1981 году, говорил, что независимо от ценности информации, которую доставляет перебежчик, он несет с собой также тяжкий груз психологических проблем — одиночество, ощущение потери и незащищенности, физические и эмоциональные срывы, неуверенность в будущем.

Выступавший на этом слушании в качестве свидетеля, изменивший своей родине бывший работник чехословацкой разведки Л.Биттман со знанием дела утверждал, что перебежчик знает, что совершил акт измены, и должен преодолеть чувство вины. Если ему это не удается, он становится кандидатом в самоубийцы, алкоголиком, наркоманом или в конце концов может решить вернуться на родину, что, конечно, является психологической формой суицида.

Пример Гузенко — подтверждение правильности этих выводов. После почти тридцати шести лет постоянного страха за свою жизнь он внезапно умер в июне 1982 года. Его смерть, как писали газеты, «похожая на естественную, была в определенном смысле такой же таинственной, как и его жизнь с сентября 1945 года».

Летом 1946 года из канцелярии премьер-министра Маккензи Кинга раздался телефонный звонок в посольство СССР в Оттаве. Глава правительства приглашал поверенного в делах Н.Д.Белохвостикова на прием. На вопрос поверенного, какой может быть причина приглашения, я однозначно ответил, что речь пойдет об объявлении меня и еще ряда сотрудников посольства «персонами нон грата», и предложил Белохвостикову взять меня к премьеру в качестве переводчика.

Из этого визита, завершавшего мою командировку в Канаду, сохранилось в памяти что-то вроде смущения и растерянности премьера в первые мгновения нашего появления. Чтобы разрядить атмосферу, Белохвостиков пояснил, представляя меня, что, так как он испытывает затруднения в языке, его сопровождает первый секретарь.

Премьер объяснил, что его правительство не желает ничем омрачать канадо-советские отношения, но вся пресса выступила с обвинениями в адрес ряда сотрудников посольства, и он не видит иного пути, как удовлетворить требования общественности и объявить о нежелательности дальнейшего пребывания в Канаде этих лиц. Он назвал меня, моего шифровальщика и еще двух дипломатов, сотрудничавших, по утверждению Гузенко, с нашей военной разведкой.

— Канадские власти, — добавил премьер, — ожидают отъезда в течение сорока восьми часов.

При этих словах я с возмущением сказал Белохвостикову, что мало того, что власти ни в чем обвинить меня не могут, но еще и лишают возможности спокойно собраться. И посоветовал: надо добиться, чтобы выдворяемым дали на сборы хотя бы неделю. Получив согласие Белохвостикова, я передал эту позицию поверенного в делах, с чем премьер после некоторого раздумья согласился…

Последняя неделя в Канаде. Теперь уже десятки моих личных друзей звонили из разных уголков страны, прощаясь и заверяя, что не верят в выдвигаемые против нас обвинения. Это было настоящей наградой за четыре года общения с канадцами.

За это время в нашей семье произошли радостные перемены. В 1943 году родился сын Александр. Его появление скрасило нашу беспокойную жизнь вдали от Родины. Каждую свободную минуту я стремился проводить вместе с сыном. Естественно, рядом с большой радостью возникли и новые заботы.

Клавдия Ивановна была в резидентуре единственной машинисткой и секретарем. Решили прибегнуть к помощи няни. Сначала появилась пожилая женщина, полька по происхождению, очень заботливая, но изъяснявшаяся на каком-то странном польско-английском языке. Так, она говорила: «Заклозувайте виндову щеку, а то ребенок захорует»[27]. Поскольку Саша рос и перенимал такую речь, пришлось с няней расстаться. Нам помогли найти более молодую и, что важнее, образованную канадку. Под ее руководством ребенок стал быстро набирать английские слова и, к нашему удивлению и радости, вскоре заговорил сразу на двух языках — на русском с нами и на английском с няней. Что поражало с самого начала и до отъезда, когда Саше было уже три года, он твердо знал, к кому на каком языке обращаться.

Развитию его английской речи способствовало и то обстоятельство, что на втором этаже нашего особняка в Оттаве проживала супружеская пара пожилых канадцев, которые привязались к нашему сыну и охотно проводили с ним время.

Когда Александр подрос, я стал брать мальчика в свои поездки по окрестностям столицы. Весной 1945 года я решил показать Клавдии Ивановне Ниагарский водопад, где сам был лишь однажды проездом в США.

• Предыдущая
• 21/68
• Следующая