Преступления инженера Зоркина - Акимов Виталий Владимирович - Страница 7

С приближением вечера желание встретиться с Ириной выросло настолько, что Рашид уже не мог усидеть в лодке. Он причалил к пристани, осмотрелся вокруг и облегченно вздохнул, не увидев Капитоныча. «Пусть Капитоныч меня уволит, — подумал он, — но я не смогу пережить эти полчаса, оставшиеся до конца работы. Уйду».

Чем ближе он подходил к дому Ирины, тем медленнее делался его шаг, а волнение нарастало. Ему становилось страшно при мысли о том, что вдруг она встретит его сухо, отведет взгляд в сторону, скажет безразличным голосом: «Я была занята». Что делать тогда, какими словами убедить в своей любви. Он верил: так не должно быть, не может случиться после того, что было вчера. Ну, а если... Он забивал эту мысль, растворял ее в потоке воспоминаний, и все же, когда до дому Ирины осталось два квартала, Рашид остановился около телефонной будки.

Воля его была надломлена, решимость ослабела. Он почти убедил себя, что, предупредив Ирину по телефону о приходе, сможет легко догадаться по голосу, как она воспримет его желание. Подстегнутый этим, Рашид открыл тяжелую металлическую дверь и, сильно волнуясь, опустил двухкопеечную монету в щель автомата.

Позывные гудки прозвучали несколько раз, прежде чем на противоположном конце сняли трубку. Немощный, с сильным придыханием голос, по-видимому, старушечий, спросил:

— Кого надо!

— Ирину! — Рашид почти крикнул в трубку, поняв сразу, что говорит глуховатая Иринина тетка. Весь напрягшись, он ожидал, что вот-вот услышит звонкий, игривый голос любимой.

Старуха ответила:

— Ее нет дома. Утром ушла, еще не приходила.

Говорить было больше не о чем, Рашид повесил трубку. От духоты и волнения лицо его покрылось потом, руки стали липкими. Он обтер шею и лоб носовым платком и, не зная, куда ему теперь идти, долго стоял на тротуаре.

Он бродил по городу до темноты. Бродил, чтобы убить время, неся в себе надежду, что через час-другой снова позвонит по телефону и услышит желанное: «Приходи скорее, я жду тебя!»

А в это время дома у Камиловых произошло следующее. Хадича Салимовна, вернувшись с работы и прочитав записку, вздохнула с облегчением. Объяснение Рашида показалось ей вполне правдоподобным и успокоило ее разыгравшееся за день от пережитых дум воображение.

Умиротворенная, она принялась за уборку. В мыслях своих мать видела сына уже не студентом, а преподавателем школы. Вот он приходит домой после уроков, уставший, с пачкой тетрадей, которые сегодня вечером ему предстоит проверить, и ложится на пять минут... нет на,полчаса отдохнуть. А у нее за это время уже притомилась шурпа или готовы любимые им сочные манты. За обедом Рашидик рассказывает ей, что было интересного в школе, как вел себя неугомонный ученик (ведь такой обязательно есть в каждом классе). А потом он говорит доверительно об учительнице из соседнего класса, о том, как он ей, или она ему помогает в работе. Сын вдруг гладит тонкую морщинистую руку матери и произносит со смущенной улыбкой:

— Мама, она придет к нам завтра в гости!

Хадича Салимовна согласно кивает, радостно шепча: «Пусть приходит, сынок, пусть...» А в это время руки ее механически выполняют привычную работу: стирают тряпкой пыль с письменного стола сына, расставляют книги в шкафу, взбивают пышнее подушку на постели и равняют по струнке старенькое покрывало. В комнате Рашида нет ничего лишнего, так приучила она его с детства. Это ее теория, выработанное ею в жизни правило. И она неукоснительно следует ему, оставаясь совершенно безучастной при виде различных безделушек, дорогой мебели, тумбочек и пуфиков, формы которых повергают в трепет других женщин. «Не надо быть рабом вещей, — не раз внушала она подраставшему Рашиду. — Лучше быть рабом книг и богатых мыслей».

Улыбчивые думы Хадичи Салимовны продолжали литься светло и радостно. Она очень ясно, до родинки над бровью, представила милое лицо будущей невестки. Ей почему-то всегда хотелось, чтобы жена сына походила на индианку. Впрочем, она не возражает, если невестка будет кучерява, как барашек, резва и голосиста. Право выбирать принадлежит Рашиду, и он, наверное, уже выбрал, милый сынок. Слова в записке, что он и сегодня вернется поздно, говорят о многом. Она хорошо понимает, почему он ничего не рассказал ей о том, где был вчера. Ему стыдно признаться, что он гулял с девушкой при луне, жарко целовал ее, говорил о любви. Он так был смущен утром, бедняга. У него было очень виноватое лицо, а рот, отцовский рот с поднятыми кверху уголками, чуть припух, щеки жарко горели.

Хадича Салимовна покачала головой и улыбнулась печально и одновременно радостно. Она с гордостью вспоминала, как похвально отзывались о Рашиде учителя в школе: и отличник, и активист, и примерный товарищ. В институте сын сразу же завоевал доверие и любовь однокурсников. К ним домой часто приходили студенты — веселые, остроумные парни и девушки. Готовились к семинарам, к экзаменам, спорили о любви и дружбе, читали вслух Горького и Чехова, Навои и Айбека. Вот только сейчас, летом, наступило затишье. Студенты разъехались: кто по домам отдыха, а кто по турбазам. Хадича Салимовна настаивала, чтобы Рашид тоже отправился в туристический поход. Он отдохнет, наберется впечатлений, увидит много интересного. Но Рашид решительно запротестовал. «Я должен помочь тебе, мама!» — сказал он серьезно, сжав губы и сдвинув иссиня-черные брови, ее брови.

Увлеченная воспоминаниями, Хадича Салимовна вначале не расслышала, как кто-то постучал во входную дверь. Только вторичный, более громкий стук заставил ее обернуться. С пыльной тряпкой в руке, семеня шлепанцами, она поспешила в коридор. Отворив дверь и увидев Игоря Мезенцева, Хадича Салимовна радостно воскликнула:

— Входи, Игорек! Как давно ты у нас не был!

— Здравствуйте, Хадича Салимовна!

— Здравствуй, сынок, ты уж извини, что сразу не поздоровалась, так твоему приходу рада. Проходи в комнату.

Быстро, как это умеют делать только понаторевшие в домашнем хозяйстве женщины, скользнула на кухню, вымыла руки, поставила на газовую плиту чайник, и не прошло нескольких минут, как она уже вошла в комнату с двумя чайными приборами, вазочкой с вареньем и конфетницей.

— Садись, чай пить будем.

— Спасибо, я ведь на минуту, дома работа ждет.

— А я знаю, что тебя к нам привело!

— Немудрено, Хадича Салимовна. Не к кому-нибудь, к старому другу в гости заглянул. Но вижу, его дома нет.

— Не пришел еще. А насчет денег не беспокойся. Вот пишет, что сегодня их вернет.

Глаза Игоря, мгновение назад улыбчивые и теплые, во время чтения записки выразили удивление и тревогу. Однако поняв, что отказом он лишь растревожит сердце матери и подведет друга, Игорь сказал как можно спокойнее:

— Одну вещь хочу купить. Специально для этого деньги отложил.

Он внезапно заторопился, решительно отказался от чая, а прощаясь, напомнил:

— Если Рашид скоро вернется, пусть ко мне зайдет. Я допоздна буду работать.

Проводив Игоря, остановилась посреди комнаты Хадича Салимовна и задумалась. Уважительный парень Игорь Мезенцев. И душа у него добрая, справедливая. Лучший друг ее сына. К ней он как к родной матери относится. А сегодня как-то странно повел себя Игорь, что-то фальшивое проскользнуло в его тоне. Уж ей ли не знать своих ребят! Неладное что-то произошло, чует ее сердце.

Мать думала. Ей припоминались мелочи, которым прежде она почти не придавала значения, объясняя редкие срывы в поведении Рашида зеленой молодостью и свойственной ей ершистостью. Случалось, он грубил ей, настойчиво просил деньги, зная, что до зарплаты еще далеко и оставшаяся десятка распределена до последней копейки. Правда, потом он резко менялся, просил у нее прощения и обещал быть послушным, примерным сыном.

Раза два или три Рашид возвращался домой поздно, очень поздно. От него пахло вином. Хадича Салимовна не спрашивала у сына, что произошло, где он пропадал до ночи. Знала: сам расскажет. Проходил день-другой, и Рашид, смущенно улыбаясь, объяснял матери, что его пригласил на день рождения товарищ по институту, что он попал в гости к знакомой девушке, с которой учился в школе.