Код Атлантиды - Павлоу Стэл - Страница 66
- Предыдущая
- 66/117
- Следующая
– Что такое Фестский диск? – спросила Новэмбер.
– Плоская круглая глиняная табличка размером с блюдце, найденная тридцатичетырехлетним итальянским археологом Луиджи Пернье в Фестском храме на Крите третьего июля тысяча девятьсот восьмого года, – монотонно-траурным тоном проинформировал Пирс.
Скотт удивленно посмотрел на него. Моргнул.
– Спасибо.
– Фотографическая память, – объяснил Пирс, лениво потягивая кофе. Судя по выражению лица, он так и не вышел из близкого к депрессивному состояния. – На табличке обнаружилось сорок пять отдельных пиктограмм, которые употреблены в общей сложности двести сорок один раз и составляют шестьдесят одну группу или «слово». Сто двадцать два знака на стороне А и сто девятнадцать на стороне В. Интересно то, что текст идет по спирали, начинаясь с внешнего края и заканчиваясь в центре.
– По спирали? – Хаккетт напрягся. – Не хотелось бы констатировать очевидное, но текст в Египте тоже написан по спирали. Хотя он и больше.
– Верно, – согласился Скотт. – Однако на Фестском диске имеются разграничительные линии, отделяющие «единицы высказывания» друг от друга. Символы же в Атлантиде идут сплошной цепью, без какой-либо очевидной структуры. Как английский, если убрать пробелы и пунктуационные знаки.
– Но ведь, наверное, есть какой-то язык, который строится точно так же, а? – поинтересовался Мейтсон.
– Есть, – ответил за лингвиста Пирс, пока Скотт допивал кофе.
– Да, есть, древнееврейский. Иврит, – сказал Скотт. – В иврите, на котором написана Тора, знаки пунктуации отсутствуют. Как и пробелы между словами. Просто поток букв. И еще… В иврите каждая буква имеет числовое значение.
Осознав вдруг важность сказанного, он посмотрел на Хаккетта. Оба, лингвист и физик, словно по команде, снова повернулись к своим компьютерам. Мейтсон поднялся. Новэмбер последовала его примеру.
Числа. Буквы. Спирали. Модели… Города.
– Вы еще не догадались, что означает эта числовая последовательность? – негромко спросил Скотт.
– Хм… Я думал, что, может быть, здесь скрыт какой-то алгоритм. Но полной уверенности у меня нет.
– Между ними должна быть связь.
Хаккетт сложил руки на груди.
– Какая?
Скотт глубоко вздохнул.
– Фишеру понадобилось семь лет, чтобы расшифровать ронго-ронго, письменность, существовавшую у обитателей Восточного острова. Майкл Вентрис потратил на прочтение линейного письма Б пять или шесть лет. Дэвид Стюарт перевел письмена майя в возрасте десяти лет, но затем посвятил изучению этого языка всю жизнь. Он выяснил, что язык современных майя похож на древний и что символы имеют фонетическое значение. То, что написано в храме Солнца в Паленке, Стюарт прочел за один день, тогда как до него ученые тратили на это годы. Язык очень сложный. Такому стоит посвятить жизнь. Я бьюсь над нашей проблемой всего два дня, и в моем распоряжении осталось – сколько? – максимум двое суток. У тех было на что опереться, точка опоры. Некий родственный, пусть и искаженный, современный язык или схожий, уже переведенный текст… или хотя бы опыт столетнего исследования за спиной. А что, черт возьми, есть у меня?
Спокойно выслушав лингвиста, Новэмбер ответила:
– У вас есть слова.
– Что?
– Почему бы вам не попытаться взглянуть на все с иной точки зрения? – предложила она.
Скотт промолчал.
– Доктор, в своей лекции вы говорили, что в начале было слово… логос.
– Да, но… то было некоторым образом упрощение. «Логос» означает также «соотношение», «причина», «рассуждение», даже «мнение».
– Ричард, вы сами знаете, что напали на что-то. Мы все это чувствуем, – поддержала ее Сара. – Вы упомянули о слове в действии. У вас есть слова. И для того, чтобы прочитать их… что нужно сделать?
Скотт задумчиво смотрел на экран.
– Там, в Швейцарии, у меня было слишком мало информации. Эти куски камня дают лишь часть текста. Мне нужно увидеть, как он выглядит на плоской поверхности.
Хаккетт, похоже, следил за ходом мысли лингвиста достаточно внимательно.
– Глубинная система?
– Да. Эй, Ральф, эта штука… она ведь недалеко отсюда, верно? Ею можно управлять дистанционно?
– Совершенно верно. Ее именно так и сконструировали.
– Значит, вы можете ее включить? На ней же есть камера?
– Конечно.
– Свяжитесь с мостиком, – сказал Скотт. – Скажите, что нам нужно подключить передатчик – или как там это называется. И еще скажите, что мне необходимо… крайне необходимо увидеть, что там внизу.
На взлетно-посадочной палубе услышали натужный звук моторов пробивающегося сквозь тучи вулканического пепла «Ф-14». В кают-компании шла подготовка заседания оперативной группы, а на мостике контр-адмирал Дауэр и капитан Хендерсон ожидали возвращения эскадрильи, когда кто-то из членов команды громко крикнул:
– Это капитан Райман, сэр. У него только что отказал двигатель!
Бросившиеся к иллюминаторам старшие офицеры увидели стелющийся за «Ф-14» густой хвост черного дыма. Один из лейтенантов, поняв, откуда исходит дым, вздрогнул и опустил бинокль, и в то же мгновение в небе прогремел громкий взрыв. Второй двигатель взвыл, пытаясь компенсировать потерю мощности, но всем было ясно, что шансов у летчика мало.
– Слишком густой пепел, капитан, – негромко заметил лейтенант. – Рекомендую отказаться на время от патрульных полетов.
Хендерсон мрачно кивнул и отдал соответствующий приказ.
– Есть, сэр. Переключаемся на вертолеты.
Пока с корабля наблюдали за самолетом, капитан Джефф Райман из Айовы, возвращения которого дожидались дома жена и двое маленьких детей, мужественно боролся за спасение боевой машины и собственной жизни. В какой-то момент самолет, словно в ответ на его молчаливую молитву, поднял нос, но тут отказал и второй двигатель. Катапультироваться из-за малой высоты капитан уже не мог – парашют все равно не успел бы раскрыться, – а дотянуть до посадочной палубы не хватало сил. В конце концов Райман превратился в кувыркающийся над океаном огненный шар.
Хендерсон отвел глаза.
– Никогда не терял людей в свою вахту, – пробормотал он. – Никогда. Бедняга… какая смерть. Эта чертова погода всех нас добьет.
К капитану подбежал молоденький офицер.
– Капитан Хендерсон, сэр! – Лейтенант четко козырнул, получив в ответ усталый кивок. – На связи майор Гэнт с «Полярной звезды». Просит разрешения воспользоваться передатчиком гидролокатора.
– На кой черт? – рявкнул капитан, шаря по карманам в поисках жевательной резинки.
Офицер начал объяснять насчет камеры, установленной на глубинной буровой системе, но его остановил Дауэр.
– В чем дело, Ларри? – спросил контр-адмирал, поднося к губам микрофон.
– Они хотят взглянуть на стену Атлантиды, сэр. Причин много. У инженера своя, у геолога своя. В районе наблюдаются признаки активности противника? – бесстрастно спросил он.
– Противник не обнаружен, майор. И вот что… Поблагодарите от меня мистера Пирса. Предоставленная им информация оказалась, как мы и ожидали, точной. Сейчас у нас две группы, каждая находится на расстоянии семидесяти пяти километров от «Чжун Чанг». Согласно данным разведки, база оставлена. Возможно, уничтожена.
– Я передам ему, сэр.
Внимание Дауэра привлекло движение в рубке. Один из двух дежурных офицеров переключился на радиосвязь.
– Мак-Мердо на связи!
– Секунду, майор, не отключайтесь, – бросил в микрофон Дауэр и выжидающе посмотрел на связистов.
Молодой офицер торопливо записал сообщение в блокнот, потом подчеркнул что-то карандашом.
– Сэр! Есть окно! Мак-Мердо сообщает о перемене погоды. В нашем распоряжении четыре часа для доставки всей группы по воздуху. Мак-Мердо просит дать подтверждение на случай установления воздушного моста. – Он развернул кресло и посмотрел на капитана. – Что ответить, сэр? Чем дольше мы на связи, тем больше вероятность того, что китайцы сумеют подключиться к нашей линии.
- Предыдущая
- 66/117
- Следующая
